|
НЕКРУГЛАЯ ДАТА ПРЕРВАННЫЙ ПОЛЕТ
Об этой трагедии, однако, узнали почти сразу все психологи страны (в ту пору их круг был очень узок). 1 октября самолет, летевший из Сочи в Москву, едва оторвавшись от земли, упал в Черное море, похоронив в пучине экипаж и всех пассажиров. На этом самолете возвращался из отпуска Владимир Дмитриевич Небылицын. Доктору психологических наук, профессору, члену-корреспонденту АПН, заместителю директора Института психологии АН СССР В.Д. Небылицыну было чуть больше сорока. Вся его научная деятельность уложилась в недолгих пятнадцать лет, за которые он не просто успел получить множество регалий, но и поистине создал себе имя в науке — имя, которое коллеги и сегодня вспоминают с уважением и признательностью. Небылицын был настоящим самородком. Он родился в Челябинске, в семье скромных служащих — людей простых, в чьем доме книги, как излишняя роскошь, отсутствовали. Не имея положительного примера и какого бы то ни было поощрения, он в четырехлетнем возрасте (!) самостоятельно (!!!) выучился читать, в школу поступил сразу во второй класс, а к ее окончанию уже обладал блестящей литературной эрудицией. Окончив школу с золотой медалью в 1947 году, он отправил заявление в МГУ с просьбой зачислить его на филологический факультет (медалистов в те годы зачисляли автоматически, без вступительных экзаменов) и был принят. В том году на филологическом факультете было организовано новое отделение по специальности «русский язык, логика и психология», на него и попал юный медалист из Челябинска. То есть его приход в психологию во многом был предопределен случайностью — счастливой и судьбоносной. У студентов нового отделения, психологов, были свои, отличные от других отделений, предметы: психология, ее история, детская, педагогическая, практикум, спецкурсы, спецсеминары, физиология центральной нервной системы и высшей нервной деятельности. Дипломную работу Небылицын написал и защитил на «отлично» по теме «Типологические различия в воспроизведении наглядного и словесного материала». Удивительно, насколько эта тема оказалась близкой направлению, в которое он под руководством Б.М. Теплова включился позднее в Институте психологии АПН. Были, однако, в студенческие годы и проблемы, порожденные обостренным стремлением к независимости, исключительной честностью. Отказываясь славословить весьма посредственные литературные произведения той поры, вроде «Кавалера Золотой Звезды», студент Небылицын навлекал на себя гнев казенных идеологов. Отлично успевавший по всем предметам, он не мог заставить себя патетически изрекать идеологические штампы, в усвоении которых состояла тогда философская подготовка студентов. В результате единственная «четверка» по курсу основ марксизма-ленинизма помешала ему получить безусловно заслуженный «красный» диплом. Распределение после университета скорей напоминало ссылку: Небылицыну было предложено отправиться в Дагестан учителем средней школы. Там он отбыл положенные два года и лишь в 1954 году возвратился в Москву, чтобы поступать в аспирантуру Института психологии АПН. В те годы институт был сравнительно небольшим исследовательским учреждением, но под его крышей были собраны лучшие психологические силы страны. Первое впечатление, произведенное Небылицыным на институтский народ, было не слишком благоприятным. По тому времени он считался «стилягой»: увлекался джазом, носил длинные волосы и узкие брюки. Но надо отдать должное объективности институтского начальства. Вопреки неблагоприятному внешнему впечатлению Небылицын блестяще сдал вступительные экзамены в аспирантуру. В то время эти экзамены отличались серьезностью, экзаменаторы составляли цвет психологической науки. И эти авторитеты без колебаний поставили юноше-«стиляге» высшие оценки по всем пунктам и с самой лестной характеристикой приняли в аспирантуру института. Еще более показательно то, что могущественный Б.М. Теплов тут же пригласил его в свою лабораторию и до конца дней сохранил к нему привязанность. В своей диссертационной работе Небылицын исследовал гипотезу, предложенную Тепловым, о связи силы нервной системы с чувствительностью. Последующие работы, выполненные молодым ученым в этом направлении, по праву поставили его имя рядом с именем Теплова в качестве одного из основателей отечественной школы дифференциальной психофизиологии. Когда после успешной защиты кандидатской диссертации встал вопрос о дальнейшей судьбе Небылицына, Теплов обратился к институтскому начальству с просьбой оставить молодого коллегу в лаборатории, хотя бы в должности лаборанта. Однако на фоне яркой творческой индивидуальности молодого ученого слишком явной становилась посредственность иных «мыльных пузырей», во все времена стремившихся «руководить психологией». Посыпались возражения. Теплов просто сказал: «Он гениален. Если его не возьмут, я уйду». Небылицына взяли. Лаборантом. В этой должности он проработал год. Затем началось неуклонное восхождение. В 1965 году он защищает докторскую диссертацию, а еще до защиты становится заместителем директора института. В 1968 году он получает звание профессора, вскоре избирается членом-корреспондентом АПН. Его имя приобретает все большую известность в научном мире, причем и за пределами страны. Из-за рубежа начинают приходить приглашения войти в состав редколлегий международных журналов и организационных структур, предложения о публикации работ, запросы на получение научных данных. В конце 60-х в содружестве с Б.Ф. Ломовым Небылицын предпринимает титанические усилия по созданию «большого» института психологии в составе АН СССР. Когда этот проект удалось осуществить, он занял пост заместителя директора этого института. С прежнего места работы его не хотели отпускать, даже умышленно затягивали выдачу характеристики. В новом институте он проработал меньше года, когда в конце лета семьдесят второго решил отправиться с женой в отпуск на Черноморское побережье. Становление института шло полным ходом, впереди открывались новые блестящие перспективы. Обсуждая с товарищами планы на будущее, он оборвал разговор на полуслове: «Вот когда я вернусь...» Он не вернулся. Сергей СТЕПАНОВ |
1
октября 1972 года произошла авиакатастрофа,
которая нанесла невосполнимую утрату
отечественной психологической науке. В те годы
ради поддержания всеобщего мажорного
мироощущения было не принято оповещать
общественность даже о стихийных бедствиях, не то
что о катастрофах. (В нынешнюю пору, когда
катастрофы, кажется, происходят едва ль не
ежедневно, невольно вспоминаются слова
Честертона: «Мир не стал хуже, просто информация
стала более доступна».)