Главная страница «Первого сентября»Главная страница журнала «Школьный психолог»Содержание №31/2001

ИЗ ПЕРВЫХ РУК

ВОПРОС ДОВЕРИЯ

Десять лет существования психологии в системе образования заставили многих специалистов задуматься о том, насколько оправдывает себя наличие психолога в школе и от чего зависит эффективность его деятельности. Сегодня нашим собеседником стала психолог, психотерапевт Ирина КАРВАСАРСКАЯ. Ирина Борисовна долгое время работает в клинике. К ней за помощью обращаются родители, которые не могут самостоятельно справиться со своими проблемами. Многие из них приходят, увы, поздно...

 

 

 

 

 

Ирина Борисовна, может ли школьный психолог предотвратить возникновение сложных проблем у детей?

В школе, где учатся 1,5—2 тысячи детей, психолог вряд ли может индивидуально помочь каждому ребенку. Это при том, что 70% учащихся имеют психологические проблемы.
Мне недавно пришлось анализировать детские рисунки проективной методики «Рисунок семьи». Делали их первоклассники одной из обычных питерских школ. Всего было 23 рисунка учащихся одного из первых классов, но из них только пять можно было бы назвать «нормальными», то есть удовлетворяющими всем требованиям нормального психического развития ребенка.
Авторы четырех рисунков, к великому сожалению, — уже клиенты психотерапевта, и остальные рисунки отражают неправильную позицию родителей по отношению к ребенку. Я была просто в ужасе, когда увидела это. Получается, что в пяти первых классах этой школы в среднем 20 детей уже находятся в критическом состоянии и еще 100—150 — в состоянии дезадаптации.
Думаю, это достаточно типичная ситуация. И, как правило, детям никто не помогает.
Что произойдет в дальнейшем? К одиннадцати годам половине этих первоклассников будет требоваться серьезная психологическая помощь, а те четверо, если им вовремя не помогут, будут составлять «группу риска».

Может ли школьный психолог как-нибудь повлиять на ситуацию?

Хотя психолог в этой школе есть, но там, повторяю, пять первых классов. Ему одному крайне сложно проводить нормальную коррекционную работу, так как в немалой части подобных случаев надо работать с семьей.
Семейное неблагополучие большинства первоклассников подтвердило еще одно исследование: параллельно родители этих детей заполняли анкету по детско-родительским отношениям, где выяснялось наличие эмоционального контакта с ребенком. Оказалось, что только у одной мамы в этом плане все было нормально! И это подтверждалось рисунком ее дочки.
Кроме того, наблюдается очень низкий уровень подготовки психологов.
Инициатором данного обследования детей стала мама мальчика, который пошел в первый класс и к октябрю резко изменился в худшую сторону. Мама обратилась к школьному психологу, который сказал ей, что не видит у ребенка каких-либо нарушений. Хотя именно его рисунок сразу бросился мне в глаза: на огромном листе бумаги было изображено много разнообразных домашних механизмов и где-то в уголке затерялись три маленьких человечка. Этот малыш так представляет себе свою семью. Причем цвета на рисунке были самые мрачные, у человечков не было лиц. Понятно, что к подростковому возрасту у этого ребенка возникнут серьезные проблемы.
Я думаю, что ответственность за судьбу детей должна одинаково лежать и на психологе, и на родителях. Если психолог не может помочь сам, то должен отправить ребенка к соответствующему специалисту.

Сейчас родители озабочены, как правило, интеллектуальным развитием ребенка. Насколько хорошо это для его самочувствия?

К сожалению, психологическое состояние родителей тоже оставляет желать лучшего. Не исключено, что они сами находятся в постоянном состоянии депривации и детские проблемы могут выпадать из их поля зрения.
Одни родители страдают из-за того, что мало заработали, другие — из-за того, что на заработки уходит практически все свободное время. В любом случае ребенок не имеет нормальных взаимоотношений с родителями.
Школьный психолог обязательно должен проводить первичную диагностику, куда включаются не только интеллектуальные тесты, но и проверка эмоционального состояния детей. А затем работать с «группой риска», подключив к этому учителей и родителей. Иначе к подростковому возрасту дезадаптация учащихся нарастает, причем нарастает неизбежно.
Многие дети просто страдают от одиночества.
Может быть, родителям это просто не приходит в голову? Им кажется, что они делают все для своего ребенка.

Я слышала, что вы оказываете психологическую помощь детям вне школы. Так ли это?

В школе дети (да и родители) не могут полностью раскрыться и посвятить в свои проблемы учителей и психологов. Поэтому мы начали проводить групповые психотерапевтические занятия с детьми раз в неделю вне школы.
Родителей пока подключить не удалось. Проблема, на мой взгляд, состоит в том, что общество еще не осознает ценности психологической помощи, ее высокой эффективности.
Я не очень понимаю, почему так происходит. Или современным родителям просто не до этого, или они всерьез не воспринимают психологическую помощь?
В современных книжках и журналах психология зачастую представлена весьма упрощенно. Создается иллюзия, что достаточно прочитать статью в журнале или выполнить тест и все станет ясно. Может быть, то, что психологические советы печатаются рядом с гороскопами, и играет свою негативную роль.

Приходилось ли вам сталкиваться с представителями системы образования, которые убеждены, что психолог — это врач, который ходит в белом халате и мало чем отличается от психиатра?

Есть немало людей, которые испытывают одинаковый страх как перед психологом, так и перед психиатром: «Я не псих, я к психологу не пойду!»
Есть люди, которые считают, что психолог — это нечто среднее между экстрасенсом и астрологом. Но в отличие от них психолог не обещает быстрого исцеления. Другое дело — прийти к бабушке, которая заговорит, и все прекрасно! Это самообман, но он более привлекателен для многих родителей, поскольку не требует никакой работы над собой, никаких внутренних усилий, временны’х затрат.

Бывает ли такое, что родители представляют ребенка в самом худшем свете, поскольку хотят, чтобы психолог просто поставил ему диагноз?

Бывает. И это происходит опять же потому, что избавляет родителей от усилий и ответственности. Ребенок вырос в некой семье. Его воспитывали определенным образом. И его нынешнее состояние — сплошь и рядом результат этого самого воспитания. Психолог же говорит матери, что что-то не так делала именно она и это привело к проблемам с ребенком. Дальше для родителей возникает необходимость личностных изменений. А этого мало кто хочет.
Родители, как правило, желают, чтобы изменился ребенок, причем сразу. И уж ни в коей мере они не готовы принять ответственность за проблемы на себя.

Тем не менее по ряду показателей психического здоровья, например, по количеству суицидов среди подростков, наша страна выглядит более благополучной, чем, скажем, Франция...

Мне кажется, что нашим подросткам пока не до этого. У нас сейчас наблюдаются другие страшные тенденции, в частности колоссальная компьютерная зависимость среди детей и подростков.
Недавно у меня на приеме была мама четырнадцатилетнего мальчика. И то, что она рассказывала про своего сына, по клиническим проявлениям ничем не отличается от героиновой зависимости. Это и агрессивные вспышки, и обещания, что это в последний раз, и кража денег.
У них рядом со школой находится компьютерный клуб. Половина мальчиков из класса, где учится мой пациент, ночует там. Другая половина отказывается учиться, требуя от родителей покупки компьютера.
Из пятнадцати мальчиков класса (девочки подвержены этому меньше) только двое не имеют зависимости, а у тринадцати она в той или иной мере присутствует.
До конца эта опасность еще не оценена. Конечно, это не разрушает организм физически, как при потреблении наркотиков, но все остальные симптомы идентичны.

Как этому противостоять?

Нужно работать с ребенком и с семьей. Ведь многим родителям проще дать денег на клуб или купить компьютер, чем тратить на свое чадо душевные силы, поскольку их зачастую не хватает даже на себя. Другое дело, что и психологи не всегда готовы к такой работе с родителями.

От чего, в первую очередь, зависит успешность работы психолога: от его образования, компетентности, опыта работы?

Мне кажется, что главное — профессиональная заинтересованность психолога в том, что он делает. Можно быть просто психологом и Психологом с большой буквы. Можно рассуждать так: «Я работаю в школе. Зарплату мне платят за определенный объем работы». И все. В этом случае человек даже не задумывается о том, что на самом деле психолог — это не просто перечень выполняемых им работ.
Другой человек точно в таком же положении, при той же зарплате будет пытаться что-то сделать. Конечно, в результате он окажется компетентней. У него возникает другая мотивация, другая оценка своей работы. Но, к сожалению, у администрации школы свои взгляды на психолога. Да и многие учителя, как и большинство населения, не верят в то, что психологу под силу что-то изменить.

Можно ли как-то переломить эту тенденцию? И что нужно сделать психологу, чтобы повысить свою квалификацию?

Мне кажется, что отношение к психологам и психологии зависит от уровня культуры. Безусловно, можно и нужно об этом писать, можно и нужно об этом говорить. Можно и нужно психологически просвещать и администрацию, и учителей.
Но сначала нужно вызвать к себе доверие — учителей, администрации, родителей. Сейчас к психологу обращаются в основном тогда, когда ситуация с ребенком уже становится критической.
Что касается компетентности психолога, то здесь многое зависит от личности самого человека, его целей и мотивов. Если человек действительно заинтересован в том, чтобы стать профессионалом высокого уровня, он найдет возможность повысить свою квалификацию.

Ольга РЕШЕТНИКОВА
Психотерапевтическая клиника на Басковом,
г. Санкт-Петербург
Тел.: (812) 279-18-51