ШЕПОТ В ТИШИНЕ
Тишины хочу, тишины...
Нервы, что ли, обожжены?
Тишины...
Андрей Вознесенский
— Тссс! — тихонько шепчет кто-то
невидимый внутри нас. — Тихо!
Куда там! Трамваи звенят, машины гудят, дворники
железом по асфальту скребут — аж скулы сводит.
Окно закроешь, занавески задернешь поплотнее —
так нет: теперь телевизор бормочет что-то
бесконечно-надрывное. Его выключишь — телефон
заливается, как с цепи сорвался. А из крана вода
капает, и прямо во вчерашнюю сковородку,
монотонно так, безысходно, с оттяжкой — бу-ульк,
бу-ульк, бу-ульк... Двери скрипят, тарелки гремят,
газеты шуршат, и с лязгом размеренно содрогается
холодильник.
— Шшшш, — внутренний невидимка умоляюще
прикладывает палец к губам.
Нет, тише не становится. Да еще другой шум,
беззвучный, бьет по глазам. Рекламы мельтешат,
зеркальные стекла слепят, светофоры
перемигиваются, газетные заголовки друг на друга
налезают — так стараются на глаза попасться,
сверкают витрины, заманивают журналы, сияют
макияжем дикторши. И все в три цвета, в пять
красок, с серебряным тиснением и золотым обрезом,
с подсветкой, блестками, искрами, чтоб светилось,
переливалось, подмигивало и мерцало.
— О-о-ох! — невидимый морщится, жмурится и
отворачивается.
А люди? Вон их сколько кругом, и все постоянно
чего-то хотят. Передать за проезд, сказать, чтоб
не занимали, продиктовать телефончик, сдать
отчет в трех экземплярах, ответить на запрос,
уступить место, голосовать за кандидата,
заплатить налоги, внести квартплату, купить со
скидкой — и непременно прямо сейчас. Голоса
требовательные, вид угрожающий, тон уверенный.
Напридумывали средств связи — не спрячешься. По
телевизору пресс-конференцию посреди фильма
воткнут, письмами засыпят, звонками достанут,
листовками парадную дверь в три слоя обклеят.
Поневоле проголосуешь — только чтоб отстали.
Незримый внутренний собеседник совсем замирает.
Если б все вокруг смолкло, как он всегда хотел, он
смог бы нашептать нам что-то очень важное. Ему бы
тишины, покоя, ему бы уговорить нас вырваться из
цепкой будничной круговерти, остановиться,
оглянуться, прислушаться, заметить оттенки,
ощутить прикосновения, услышать шорохи — и его
шепоток.
На заснеженной аллее безмятежного старого парка,
под ритмичный скрип снега под ногами он напомнил
бы нам о чем-то сокровенном, заветном, бережно
хранимом в каких-то, только ему ведомых, тайниках.
Что-то царапнуло бы за сердце, и мы бы вдруг
почувствовали себя ранимей и впечатлительней, а
значит — моложе и лучше...
Провожая долгий молчаливый закат над гладью
северного озера, мы бы размечтались вместе с ним
под плеск воды и шелест осоки и неожиданно поняли
бы, что принимали поворот за финиш, а этап — за
финал, отчего отлегло бы от сердца, и планы, еще
вчера бывшие тягостной обязанностью, внезапно
наполнили бы нас радостным воодушевлением.
Все, что нам нужно, — это тишина. Не безмолвие,
давящее ватным отсутствием звуков, не молчание,
пугающее своей недосказанностью, а именно
тишина, затишье, передышка. Пусть колышется
листва, тихо шуршит дождь, еле стрекочет
электрический счетчик, умиротворенно шумит
чайник и звучит внутри нас этот еле слышный
шепот. Тогда мы не останемся в одиночестве — даже
наедине с собой.
Марк САРТАН
В оформлении использована литография
современного американского художника
Джорджа Тукера «Голос»
|