Главная страница «Первого сентября»Главная страница журнала «Школьный психолог»Содержание №48/2002


ВМЕСТЕ С УЧИТЕЛЕМ

ГРАНИ ШКОЛЬНОГО ДИКТАНТА

Помню, у нас было много развлечений, связанных с диктантом...
Я в то время переживала самую кульминацию возрастного модернизма. Ни от каких традиционных работ не отказывалась. Но — творчески, так сказать, перерабатывала. Подчас до неузнаваемости.
К тому времени у меня уже перебывало (в рамках репетиторства) достаточное количество учеников из других школ. Я поняла, что приличные отметки за диктанты не имеют отношения к практической грамотности. Что это никакая не грамотность, а натасканность писать определенные тексты в определенных условиях.

Как закалялась сталь

Я стала приглашать в свой пятый класс разных других учителей-предметников и просить их продиктовать моим ученикам тот или иной текст на полстранички (для начала — притчи Феликса Кривина) как можно более невыразительным голосом. Тут пары костылей сразу мои дети лишились: мало того что к определенному диктору (манере) не успевали привыкнуть, так дикторы еще и бубнили себе под нос.
Я, честно говоря, не помню, как они написали «знакомого» Кривина. Помню, что «незнакомого» — ужасно. Может быть, я слишком усердно шелестела фольгой от шоколадки? Дело в том, что время от времени я давала детям возможность почувствовать себя совсем уж экстремалами — в меру своей изощренности задавала суровый контекст. Они у меня и стоя диктант писали, и под музыку, и под мое хихиканье, завыванье и мельтешенье (сейчас я, конечно, догадалась бы сладкой ролью того или иного стихийного бедствия поделиться с детьми). Жалко, что тетрадки эти не сохранились. Можно было бы провести статистическое исследование на тему «Как закалялась сталь»...
Обычно после таких испытаний человека уже ничем не смутить.

«Серый щейка, да?»

Однако еще разок смутить пятиклассников у меня получилось.
Наш любимый учитель музыки Сергей Евгеньич, популярный в народе еще и как непревзойденный рассказчик анекдотов (грузинских, в особенности), был также однажды приглашен к пятиклассникам на урок русского языка — диктовать диктант... с грузинским акцентом.
Накануне Сергей Евгеньич очень волновался — все-таки первый раз в жизни он будет диктовать!.. Для человека с инженерным образованием и трепетным (как и у всех у нас) отношением к контрольным и проверочным диктантам это была очень ответственная работа.
Начал он вдохновенно, прямо артистически (сразу видать, что репетировал): «Слющий, дарагой: пагода бил хароший, да? Толка ма-а-алинкий Серый Щейка...», — уж он и прицокивал, и причмокивал, и рукой перед носом махал...

Дети оторопели...

Я вот, жалко, подробностей опять не помню (надо бы Сергея Евгеньича порасспрашивать). Помню только, что писать начали не сразу, — препирались. Выдвигали Сергею Евгеньичу свои требования: мол, «слющий, дарагой» вслух не произносить (в уме можно, так и быть) — прошло; в конце фразы не ставить вопрос «да?» — не прошло. Сергей Евгеньич сказал, что это выше его сил...
Помню, то и дело раздавались отчаянные вопли: «Ну Сергей Евгеньич, ну как по-нормальному?!» Сергей Евгеньич принимался с жаром объяснять, и тут уж даже я — а я все-таки когда-то пять лет в Грузии прожила! — так вот, даже я переставала что-либо понимать...
Помните, как Шура Балаганов, уже имея в кармане свои сколько-то там тысяч рублей для счастья, был пойман с поличным после кражи в трамвае? Помните, как он кричал: «Я машинально, Бендер, я машинально»? Вот то же самое кричали мои дети, когда «работы с грузинским акцентом» после проверки соседом по парте и моей проверки вернулись к хозяевам.
Второй такой диктант прошел уже гора-а-аздо менее драматично.

«На дружбу»

Еще одна просьба трудящихся: чтобы диктанты почаще были «на дружбу». Что ж, это понятно: в суровых условиях лучше держаться вместе.
Писать диктант «на дружбу» означает, что в результате какой-то работы в группе из 4–5 человек «у всех в тетрадках все должно быть одинаковое».
— И почерк?
— Кроме почерка,— сухо говорю я.
И чтобы на корню пресечь торговлю на эту тему, сразу, без дальнейших объяснений, щелкаю секундомером:
— Время пошло!
Никто не спрашивает, какое время, на что время. С первого класса привыкли, что раз щелчок секундомера — то оно пошло и с каждой секундой его становится меньше. Значит, надо собраться с мыслями и договориться друг с другом. А то дело не получится сделать хорошо...
— Смотрите, у Лехи ошибка! Леха, ты куда спешишь? Надо одновременно с нами!
— Придется всем написать пЕрог, а потом исправить на И. Чур, зачеркивать слева-направо снизу-вверх.
— Ребя, как пишется: прЕключение или прИключение?
 — На каком слове перенос будем делать?..
 — Ты что, так переносить нельзя, это ж не слог!
 — Кать, что это у тебя за закорючка? Запятая? А здесь разве надо?..
 — А что, у всех есть запятая? Да это же не сложное предложение, а однородные члены! Так, все рисуем запятую и зачеркиваем.
Вот эти разговоры-договоры — они очень важны для меня. Это и есть подлинное «учить-ся» (учить себя).
Оценивается работа тоже «на дружбу». По часовой стрелке (или против) команды переходят к соседям, сверяют их работы «на одинаковость», договариваются об отметке, расписываются и возвращаются к своим тетрадкам.
Минута (не больше!) — на обмен недоумениями между командами. Если разговор конструктивный, то он продолжится и на перемене.

Про фрюколбасиков и швюриков

Дальше в лес — больше дров. Дети сами сочиняли диктанты на те или иные правила орфографии, а потом по очереди сами же их и диктовали в классе. Понятно, что тетрадки проверял и отметки ставил собственноручно автор текста очередного диктанта.
Вот, например, очередное задание на дом по русскому языку: сочинить историю не больше чем на 10 предложений, использовав глаголы с чередованием бер/бир, мер/мир, тер/тир, лаг/лож и кас/кос.
Почему именно глаголы? Действия подсказывают и саму историю, и ее динамику.
Вот что получилось у Ксюши Л. (тексты диктантов сохранились, потому что вошли в самиздатовский классный литературно-каллиграфический журнал «Ижица»):

ВИНЕГРЕТ

Иду на рынок, отбираю свеклу (побольше, покрупнее). Иду обратно. Захожу домой и ставлю ее вариться. Где-то часик необходимо покоситься на газ, а то произойдет взрыв. Выключаю газ. Протираю стол перед готовкой. Еще необходимо отложить горох, высыпать его в салатницу и потереть свеклу. Ах да, совсем забыла, необходимо отмерить салатницу, чтобы подходила для вашего кушанья. Потом все это смешать.
Вот и получается простой винегрет!

Предложений — 10. Глаголов — 6. Но в инструкции их количество и не оговорено. Другое дело, что слово «покоситься» не могло вырасти на дереве с корнем кас/кос (касаться, коснуться и пр.). Оно с другого дерева — с корнем кос (косой, косить и пр.). И никакого чередования гласной в этом корне нету. А есть безударная гласная, которая к тому же проверяется ударением... Ага, вот они, мои нововведения, где всплыли! В учебнике традиционно — кас/косН! Не корректно: Н ведь кусок очень даже узнаваемого и продуктивного суффикса НУ (однократность действия) — вот я и лишила детей этой подсказки... Ладно. Спасибо, Ксюша, за ошибку — ты подарила нам возможность в этом месте копнуть поглубже.
Завтра можно, например, предложить детишкам по эстафете побегать к доске и попририсовывать листочки-слова на оба дерева — и с корнем кос, и с корнем кас/кос. А потом предложить поискать недоразумения — «огурцы на баобабе», как назвали в классе слова, которые «не с этого дерева».
Вот, например, еще один «огурец» из Ксюшиного диктанта — отмерить (мерка, замерять и пр.). Тут корень мер. Это слово не могло вырасти на дереве с корнем мер/мир (замирать, умер и пр.). А еще есть корень мир (примирять, мириться и пр.). Вот так удача! Вот завтра с этими тремя корнями и покувыркаемся. А потом все три дерева появятся у каждого в личном «гербарии-корнярии».
А вот что получилось у Веры Л.

ЗАНЯТИЕ СНИКЕРСЕНКА

На одной никому не известной планете Сникерс жил и живет сейчас сникерсенок (он сам себя так называет). Он живет совсем один, не считая ста буряк, двухсот панафутиков, трехсот фрюколбасиков и нескольких тысяч швюриков (они самые частые).
Он очень аккуратный. Весь день суматоха: он чистит, моет, все время что-то убирает, обратно кладет, протирает кратеры, потом подбеливает в них лаву. Уложит спать всех буряк, панафутиков, фрюколбасиков и швюриков (на что у него уходит шесть часов), и сам ложится спать.
Наутро начинается новая ссора: мол, какой-то там буряк выбросил любимые трусики швюрика в ближайшую лаву. Тут опять сникерсенок все быстренько наладит, трусики швюрика выловит, померяет и шутку какую-нибудь придумает, чтобы посмеяться немного.
Ой, пора еду готовить! Пойдет сникерсенок, покосит рожь, протрет, гляди — и еда готова!
Вот что значит жить на Сникерсе: сплошная уборка, стирка и готовка!

Ага, у Веры те же «огурцы» — покосит и померяет. Неспроста. Может, Ксюша с Верой посовещались? Так или иначе, а узкое, значит, это место. Тем более надо бы его раскрутить...
Очень я люблю всякие омо-: омофоны, омографы, омонимы, омоформы — то, что и одинаковое, и разное. Вот омофоны примерять и примирять. Корни безударные, поэтому слышится одно и то же. Пишу их на доске и нумерую: 1, 2. Хорошо бы, чтоб ребята теперь в паре с соседом по парте предложения с одним из этих слов (с каким захочется) придумали, а потом по очереди это предложение вместе бы произносили. С тем чтобы слушатели каждый раз опознавали, с каким словом то или иное предложение — с первым или со вторым...

Кто последний? Я за вами

Следующий шаг: читка на «завалинке» своего проработанного и переписанного набело текста — с тем, чтобы класс на слух мог определить, во-первых, есть ли в нем слова с нужными корнями, во-вторых, не зашкаливает ли количество предложений, в-третьих, членораздельно ли звучит текст.
Случалось, что автор, только что рвавшийся «на завалинку», не мог и первое предложение дочитать до конца: либо оно написано было «левой задней», либо так: «моя твоя не понимай». Что ж, жаль. Но раз сам себя прочитать не можешь, — диктовать и подавно. Перепиши еще раз, порепетируй, тогда выходи «на завалинку» снова. Диктовать диктант классу было престижно, поэтому ученики выходили. Со второй попытки текст обычно утверждался (да, голосованием: не мне же его писать — не мне и утверждать!), и «где-нибудь на следующей недельке» находилось время его продиктовать.
За пару недель выходило диктантиков десять (не все претендовали: это ж надо выйти на определенную степень риска!). По 10–15 минут урока на каждый.
Помню, что к этим рукодельным диктантикам все относились совершенно серьезно. Новоиспеченный «учитель» деловито выходил к учительскому столу, приосанивался, прокашливался и начинал диктовку. Правда, остальным роль «почтительно ожидающих следующего предложения учеников» удавалась не всегда. «Ксюшка, медленней!» — прорывалось там и сям, своим исключением из правил их подтверждая.
К настоящей игре у детей всегда очень серьезное отношение. И взрослому, который предлагает игру, ничего не стоит обмануть детское доверие. Мне было достаточно, например, один раз взять судейство на себя, или разок самой проверить диктанты, или перепроверить авторскую проверку, или влезть в процесс диктовки со своими поправками, или продиктовать самой текст заболевшего Андрюшки, чтобы игра из подлинной стала поддавками, когда ученики подыгрывают раздухарившемуся учителю.
Но вот Ксюша собрала тетрадки, и наступает самое приятное и ответственное. Дети в этом возрасте страсть как любят что-нибудь проверять. Особенно вместо домашнего задания.
Отметки я, конечно, выставляю в журнал. И я и ребята, мы доверяем проверяльщикам. В классе налажена работа по группам, поэтому отношения между детьми дружественные и деловые, а значит, сведение счетов посредством отметок исключено.

Мария ГАНЬКИНА