Главная страница «Первого сентября»Главная страница журнала «Школьный психолог»Содержание №5/2006


НАШИ ДЕТИ

Давай с тобой поговорим

Диалогическое рассказывание историй
в работе с психологической травмой

См. № 4/2006

Остановка переживаний в фазе гнева

Главная задача этой фазы — перейти от формального признания к внутреннему принятию (смирению перед фактом).

Основная фраза, отражающая переживания в фазе гнева, звучит так: «Я знаю, что так случилось, но не принимаю этого». Естественно, что неприятие произошедшего рождает злость.

Это второй (после шока) способ отложить принятие травмы. Его можно назвать «несмирением» перед фактом, протестом. Здесь присутствует глубоко бессознательная установка: «Если драться, можно вернуть утраченное». Например, человек, который все время винит себя в смерти близкого1, зачастую руководствуется установкой: «Пока я себя уничтожаю — есть шанс, что все вернется».

Огромная важность этой фазы заключается в том, что она предоставляет выход энергии, накопленной из-за незавершения травматической ситуации. При этом она предохраняет человека от прямого контакта с травмой. Таким образом, мы можем сбросить возбуждение без большого риска повторной травматизации.

В ситуации фиксации агрессия остается, потому что какие-то каналы проявления гнева2 были заблокированы. Также мы можем встретить случаи полного «запрета на агрессию».

Соответственно, наша работа в этом случае будет строиться по следующим принципам.

«Блокировка гнева — спонтанный выход гнева»

Признаки блокировки гнева могут иметь два проявления в клиентских историях. Соответственно, различаются и способы построения ответной истории.

• В агрессивные элементы сюжета при рассказе не вкладывается никаких чувств. Тогда задача психолога: дать выход гневным чувствам, стоящим за действиями, — «наполнить чувствами историю».

• В истории можно наблюдать приметы того, что гнев рассматривается как нечто негативное. Часто может присутствовать вина за его проявления (например, гневающийся персонаж погибает).

Здесь наша задача — изменить когнитивную установку на неприемлемость гнева, показав, что от него никто не пострадает (если его контролированно выпускать) и что это нормально.

Пример работы с данной категорией взят мной из прошлогодней публикации, где он иллюстрировал категорию «свободное выражение чувств — сдерживание чувств». Здесь я как бы фокусирую эту категорию применительно к травме.

Эту историю рассказал на первой сессии двенадцатилетний мальчик из Афганистана, о котором было известно, что его мать, женщина с серьезными нарушениями психики, регулярно демонстрировала неадекватное поведение и немотивированно жестоко обращалась с детьми при попустительстве отца.

Жила-была в Москве одна семья. Жила она на станции метро «Южная». В этой семье были мама, папа, Омача и его брат Джелани.

Омача и Джелани ходили в школу, Джелани был старше, Омача младше. И вот как-то раз в этой семье мама начала бить Омачу, а старший брат защищал Омачу. Омаче было грустно. Ему хотелось, чтобы мама больше не била его. Он злился на маму.

Его мама позвонила его папе, а папа вызвал к себе в магазин Джелани. Омача в этот момент плакал, ему было очень грустно. Он сидел дома, в комнате. В комнате был черный телевизор, черное видео, кассета, диван с белой поверхностью и телефон. Омача хотел позвонить папе, но мама не разрешала. Мама отключила телефон, и он не мог позвонить папе.

Омаче было грустно и обидно. Было страшно. Омача сидел и плакал. Он слышал, как его обзывала мама. Обзывала плохими словами. Я не беру их в голову, так мне папа сказал.

Когда папа приходит, не обзывает и не бьет, а когда уходит, снова начинает. Каждый день так. Омача слышал шум машин, птиц. Окна были открыты. Было лето. Было холодно. Потом Омача прекратил грустить. Он думал, что мама поправится, а потом тихо смотрел телевизор.

Урок: не знаю.

Из текста видно, что материал переживания настолько болезненный, что практически не подвергается символизации — в «выдуманной» истории мальчик открыто рассказывает про себя. В процессе рассказа и дополнительного расспрашивания было заметно, что наиболее яркой эмоцией является грусть, а негативные эмоции по отношению к матери явно сдерживаются. Вероятно, причиной этого являлись как культурные особенности афганцев, не позволяющие открыто выражать негативные чувства к родителям, так и стремление отца «не придавать значения» сложившейся ситуации.

Также видно, что фаза шока ребенком успешно пройдена: он подробнейше описывает ситуацию, не забывая о своем состоянии. Существует проблема в выражении гнева, что и подтверждалось наблюдением. Основной жалобой педагогов было именно состояние «замороженности», в котором пребывал ребенок.

В этой связи была рассказана история, в начале которой актуализируются переживания, связанные с описываемой ситуацией, затем демонстрируется неосознаваемый выбор, сделанный в данном случае ребенком («не злиться»), а в конце показывается возможность альтернативного разрешения: осознать свою злость и уметь ее конструктивно отреагировать.

Жил да был мальчик в Москве на станции метро «Южная», у него были мама, папа, брат. Может, был кто-то еще, но для нашей истории это не важно. Как-то раз случилось так, что мама этого мальчика... С ней что-то случилось. Она стала очень сильно кричать на этого мальчика, она его ударила. А когда мальчик попробовал по телефону позвонить папе, она не дала ему это сделать, стала обзывать его плохими словами... такими словами, которые даже тяжело вспоминать.

Мальчику было очень больно и очень обидно. Он сел на пол и заплакал. Он чувствовал очень-очень сильный страх. Ему было очень обидно, потому что он не ожидал услышать такое от самого близкого человека. Ему было очень-очень-очень больно. Невообразимая боль, которая рождала большие слезы. Он даже не замечал, что его окружает. Это было лето, вокруг было тепло, но мальчику все равно было холодно. И рядом не было Джелани, который мог бы его защитить, потому что он был у папы.

И у мальчика возник очень большой страх. Он почувствовал злость. Злость на то, что его так оскорбляют. Но потом эта злость очень быстро ушла, потому что он подумал, что это очень плохо — злиться на маму. Может быть, это помешает ей поправиться. Может быть, эта злость может сделать маме что-то плохое. Его главным желанием стало: «Я хочу, чтобы мама поправилась», — и он решил сделать для этого все, что может. И одна из вещей, которые он решил делать, — это не злиться, сдерживать злость.

Такое было не один раз и не два. Этот мальчик ходил в школу, и там сначала все было в порядке. Злость, которую мальчик сдерживал в себе, стала накапливаться, накапливаться. И вот иногда она стала прорываться, как прорывается пар из кипящей кастрюли. Он выпускал в этой ситуации всю злость, которая у него накапливалась. И получалось так, что люди, которые смотрели со стороны, удивлялись. Странно, вроде бы это совсем не злой мальчик. Что такое? Почему это прорывается? И это произошло несколько раз. В этих ситуациях мальчик был прав, нота злости, которая в нем возникала, была вызвана не только этим случаем. Мальчику это тоже было неприятно, и он не знал, что с этим поделать.

И вот случилось как-то история. Он шел по улице, и к нему прилетела птичка. Это была необычная птичка, это была волшебная птичка. Она стала ему что-то чирикать, и вдруг мальчик почувствовал, что птичка не просто чирикает, а говорит ему какие-то слова. И эта птичка объяснила ему, что злость — это нормально и что, если я на кого-то злюсь, это не влияет на то, поправится этот человек или нет. Она объяснила ему, что, если возникает злость на близких людей, это жизнь и такое бывает. Она сказала так: «Конечно, ты не можешь говорить маме о том, что ты злишься. Она может тебя не понять. Этого не нужно делать, но и не нужно себя заставлять говорить, что ты не злишься. Тогда злость выйдет сама собой».

Птичка исчезла. И мальчик послушался птичку. Часть злости он мог выместить на футбольном мячике, попинать его об стенку. Самое главное, что он разрешил этой злости быть. Он сказал самому себе, что это нормально, что это может быть. И тогда эта злость вышла сама собой, он заметил, что и маму он стал любить больше, чем раньше, когда позволил себе злиться. У него наладились отношения в школе. Были ссоры, но они были совершенно обычные, как у всех школьников. Он стал лучше учиться. Та злость, которая раньше кипела в нем, больше не отвлекала его. Мы не знаем, что случилось дальше: может быть, мама поправилась, а может, и нет. Главное, что мы знаем: мальчик сделал все, чтобы это случилось.

Урок: можно разрешить себе злиться.

Ригидность гнева (фиксация на одном канале) — вариативность гнева

Важным моментом в фазе гнева является то, что для нормального ее протекания нужно задействовать все направления. Остановка на одном канале отреагирования может привести к фиксации на данной фазе. Ее признаки — яркие эмоциональные истории, содержащие гнев или вину (что-либо одно) со схожей или повторяющейся тематикой. Они напоминают аутостимуляцию — их рассказ не приносит клиенту облегчения.

Соответственно, задача терапевта — пустить энергию гнева по другим каналам, вводя невостребованные направления выхода агрессии. Мы предлагаем переключиться, для того чтобы позволить всей накопившейся в результате травмы энергии выйти в разных направлениях.

Пример данной работы с мальчиком 10 лет из семьи беженцев.

Вот жил-был Монстр. И на него напал Бэтмен, всего искусал и ногу ему сломал, и они упали со второго этажа. И тогда Монстр из ружья его стрелял, и Бэтмен кричал: « У-у-у-у!»

И там брат этого Монстра всех хотел убить, и он взял нож и стал резать...

Урок: надо сильным быть.

Понятно, что у таких историй слабо простроена сюжетная линия. В основном она подчинена одной задаче — выплеску гнева в одном направлении.

Пример ответной истории:

Жил-был Монстр. И на него напал Бэтмен, и всего искусал, и ногу ему сломал. Тогда Монстр разозлился. Он стал очень-очень злой и стал стрелять в Бэтмена из ружья.

Бэтмену стало очень больно, и он заплакал. Монстр услышал это и удивился. Это были очень странные, не похожие на то, что он слышал раньше, звуки. Он прислушался... и понял, что Бэтмену очень больно.

«Почему? — подумал Монстр. — Ах, да, это же я в него стрелял».

И Монстр стал ругать себя: «Как же так. Зачем я так сделал? Не надо было мне этого делать!!»

Урок: бывает, что кроме злости люди чувствуют еще и вину.

Как это ни парадоксально, такая история не является «морализаторством». Она носит скорее информационный характер: ты делаешь так, а можно еще вот так. Поэтому особенно важно формулировать свой урок именно в таком ключе, чтобы он не превращался в пародию на психологическую работу и внушение типа «Бэтмен виноват».

В ситуации, когда главное чувство — это вина, наша интервенция в историю клиента будет связана с проявлением героем гнева.

Однако, даже «открыв» каналы отреагирования гнева, мы не всегда можем сразу столкнуться с его спонтанным выражением. Дело в том, что часто гнев бывает заблокирован огромным страхом и тревогой. Они связаны с переносом прошлой ситуации на будущее. Тревога здесь будет соединена со стремлением предотвратить повторение события. Человек боится, что эта ситуация может вернуться. Часто тревога может проявляться как паника или как ощущение спутанности сознания.

Чаще всего тревога связана с подавлением гнева. Однако само подавление гнева потому и происходит, что относительно свободное отреагирование агрессии вызывает сильнейшую тревогу — и поэтому невозможно.

В этом замкнутом круге мы всегда начинаем работать над снижением чувства тревоги. Соответственно, в этом случае ответная история будет направлена на создание чувства безопасности.

«Тревога — безопасность»

Признаки «тревоги» — на героя нападают, его уничтожают, а он абсолютно беспомощен перед нападением; герой постоянно находится в опасности не по своей воле, при этом он испытывает панический страх, в ряде случаев переходящий в ужас.

Характеристика «безопасности» — герой получает защиту, он попадает в ситуацию, когда опасность отсутствует, побеждена, когда он становится недоступен для пугающего объекта. Главная задача терапевта — донести до клиента представление о возможности «быть в безопасности».

Приведу пример. Эту историю рассказал восьмилетний мальчик.

Один мальчик маленький. У него не было мамы и папы. Он пошел гулять один. Его не кормили, ничего ему не давали. Увидел он страшного бегемота... нет, обезьяну. Мальчик сказал: «Хочешь, я принесу тебе бананы?»

В другой раз они пошли искать маму и папу. Мальчик плакал. Обезьяна сказала: «Найду сейчас маму и папу. Ты иди ко мне домой, а я пойду искать». Обезьяна пошла искать и увидела страшного тигра. Тигр взял ее и сказал: «Ты куда?» Обезьяна: «Один мальчик хотел маму свою, я ее ищу». Они пошли вместе искать. Очень далеко пошли. Посмотрели — мама и папа мальчика на воде, их укусил страшный Шрек-монстр. Потом Шрек убил тигра и обезьяну.

Потом мальчик пошел — увидел маму и папу, а Шрек его укусил и он умер.

Урока здесь нету.

В истории ярко просматривается стойкое чувство небезопасности, наблюдаемое и в поведении ребенка. В ответ была рассказана следующая история, акцентирующая внимание на безопасности, демонстрируемой через возможность победы над «страшным» противником.

Жил был один мальчик без мамы и папы. Его родители раньше пошли в лес, и их поймал монстр Шрек. Связал их и спрятал у себя в темнице. Кричат они, но вырваться не могут.

Мальчику было очень грустно. Он увидел обезьяну. Они подружились. Обезьяна решила помочь мальчику. Она пошла и встретила тигра. Они отправились вместе помогать мальчику. И вот они напали на Шрека. Они сильно-сильно дрались: так... так... и Шрек их победил, но потратил много-много сил, так что стал совсем слабым. Он даже тарелку не мог поднять. Даже тетрадку не мог поднять.

А мальчик подождал тигра с обезьяной, увидел, что они не приходят, и пошел сам. Увидел Шрека, сначала испугался и хотел убежать, но потом заметил, что монстр еле ходит. Тогда он подбежал к Шреку и так его... так... Поймал и засунул в клетку. Мальчик освободил маму с папой, и они жили дружно, весело, и никто на них больше не нападал.

Урок: Даже если очень страшно, то в конце может кончиться хорошо.

В ответной истории мы не убегаем от чувств. Мы ищем в истории клиента принципиальную возможность позитивного, безопасного завершения событий. Главное — чтобы это было драматургически правдиво, как еще одна дорожка, идущая от перекрестка. Ведь самое главное при тревоге — это ощущение того, что страшное, скорее всего, случится. Наша задача — транслировать идею, что страшное может и не произойти (не отметая его принципиальную возможность — это была бы неправда).

Остановка в фазе депрессии

Переход к депрессивной фазе всегда связан с энергетическим падением, с упадком сил. Эта фаза наступает только тогда, когда мы полностью осознали, что случившееся действительно случилось. В этом случае мы наконец столкнулись со всей болью лицом к лицу. Соответственно, задача этой фазы — горевание в прямом смысле слова. Ведущее ощущение здесь можно описать метафорой: «На нас наехал поезд».

Слезы в этой фазе не похожи на рыдания, с их активным выплеском энергии. Это слезы оплакивания или грусти, которая сопровождается отсутствием энергии. Ситуации возбуждения на этой фазе говорят о незавершенности сброса энергии на предыдущих фазах.

При всех индивидуальных особенностях протекания фазы депрессии существует общая для всех, возникающая в любых случаях тема. И сам человек, и все, кто ему помогает, сталкиваются с ощущением того, что происходящее бесконечно. Это главная особенность фазы — иллюзия бесконечности депрессии. «Боль продолжается и продолжается, у нее нет конца».

Получается, что основная проблема в этой фазе в том, что человек не видит окончания боли. Ему кажется, что так будет всегда. Поэтому основной симптом этой фазы — ощущение безысходности ситуации, в которую попадет герой клиентской истории.

«Безысходность — надежда»

Признаки безысходности: пугающие объекты могут быть или слабо выраженными, или вообще отсутствовать в тексте повествования, однако герой все равно оказывается в ситуации безысходности и беспомощности. Зачастую герой может внезапно, без явной причины погибнуть или получить травму. Также может наблюдаться отражение суицидальных мыслей и аутоагрессия. Главная особенность истории — герой не влияет (не может или не хочет) на развитие сюжета, а покорно следует внешним воздействиям.

Часто в этой ситуации рассказы бывают неяркими, с «блеклым» сюжетом, где вроде бы ничего особенного не происходит, но слушателя охватывает чувство «безнадеги».

Задача психолога — внося крайне незначительные изменения в историю, «удлинять время» и максимально естественным путем (с точки зрения сюжета) приводить к позитивному разрешению. Таким образом, базовую ответную метафору можно обозначить как «надежда».

В случае убийства или самоубийства главного героя истории надо изменить эту ситуацию на метафору сна. Здесь хорошо работает модель, показанная в сказке «Спящая красавица». Героиня погружается в сон, похожий на смерть, но имеющий окончание, — ей нужно проспать определенное количество лет.

Характеристика активности: герой активно выступает против объекта страха, обнаруживает его и побеждает, призывая на помощь всех, кого возможно, исходя из базового сюжета.

Главная задача терапевта — донести до ребенка представление о небезнадежности активных действий и более того — об их необходимости для решения проблемы (например победы над чудовищем).

Вот история клиента-взрослого.

Жили два друга. Они ушли из дому и бродили по лесу... Им некуда было приткнуться, дул холодный ветер.

Они легли спать под деревом. Утром проснулся только один из них. Второй пошел дальше. Он пытался найти чего-то поесть, но еды не было. У него кончились силы, и его замела пурга.

Урок: Делай ты или не делай — все бесполезно.

В истории отчетливо видны депрессивные установки. В ответ была рассказана следующая история:

Жили два друга. Они ушли из дому и бродили по лесу... Им некуда было приткнуться, дул холодный ветер.

Они легли спать под деревом. Утром проснулся только один из них. Второй пошел дальше. Он пытался найти чего-то поесть, но еды не было. У него кончались силы. Тогда он решил вернуться обратно — пускай его заметет вместе с другом.

Он добрался до этого места (ведь ушел он недалеко) и сел.

Пурга наметала сугробы, и он заснул. Он спал долго-долго. Может, месяц, может, год, может, сотни лет, а может, и миллионы. Только через некоторое время снег вокруг начал таять. Он почувствовал тепло рядом — это было плечо друга. Он почувствовал это тепло и медленно открыл глаза... Затем слегка пошевелился.

Друг, видимо, тоже пробудился и пошевелил рукой, а потом приоткрыл глаза.

«Здравствуй, — сказал он, — как здорово, что мы вместе». И они обнялись, а потом не спеша встали и пошли навстречу пробуждающейся весенней природе.

Урок: Все имеет свой конец, даже зима. главное — держаться плеча друга, ведь вместе теплей.

Подчеркну, что идеальная метафора окончания депрессии — годовой цикл. Депрессивное состояние ассоциируется с зимой, которая неизбежно (даже после «ядерной зимы») и неотвратимо сменяется весной, а потом летом. Таким образом сама природа демонстрирует нам конечность депрессии.

Схема диагностики и построения ответной истории в ДРИ
с переживаниями травмы

Диагностика
(метафора клиентской истории)
Помощь
(метафора «целительной» истории)

Фаза шока

Иллюзорность Реалистичность
Неуязвимость  Прагматичность

Фаза гнева

Блокировка гнева Спонтанный выход гнева
Ригидность («зацикленность») гнева Вариативность гнева
Тревога Безопасность

Фаза депрессии

Безысходность Надежда
Потерянность Укорененность

«Потерянность — укорененность»

У детей часто депрессивное состояние в историях проявляется иначе — в виде метафоры «потерянности». В этом случае героями рассказов становятся неприкаянные скитальцы, изгнанники, без дома и семьи, а также «просто» потерявшиеся навсегда и грустящие (это необходимый диагностический признак!) об этом герои.

Пример такой истории.

Однажды зайка потерялся и уплыл на бревне весной. Он ходил и искал маму, и он не знал, где она. Он сел на пенек и заплакал. Он подумал, что уже никогда больше не найдет маму.

Медведь пришел и спросил: «как тебя зовут?» — а зайчик не знал, и он плакал.

Урок: не знаю.

В таком случае ответная история реализует противоположную метафору –«укорененность». Она заключается в том, что обнаруживает связь с ресурсами, символизирующими принадлежность к роду.

В ответ была рассказана такая история.

Однажды зайка потерялся и уплыл на бревне весной. Он ходил и искал маму, и он не знал, где она. Он сел на пенек и заплакал. Он подумал, что уже никогда больше не найдет маму.

Медведь пришел и спросил: «как тебя зовут?» — а зайчик не знал, и он плакал. Он плакал и плакал, голова его склонялась все ниже и ниже... И тут он увидел свой хвост. И он вспомнил, что такой же хвост у мамы, такой у папы и у дедушки. И он сказал: «мы те, кто имеет такие хвосты».

— Ну, — сказал медведь, — тогда мы запросто найдем твою маму.

И они пошли к филину, который знал, как выглядит в лесу каждое животное. Филин посмотрел на хвост и сказал:

— Зайчиха.

— Что? — не понял медведь

— У зайчихи такой же хвост.

— А... ну тогда ясно, — сказал медведь. — Теперь дело пойдет.

И он отправился вместе с зайцем к избушке, где жила зайчиха.

Увидев своего зайчонка, она очень обрадовалась, поблагодарила медведя и крепко-крепко обняла зайчонка.

Урок: посмотри на себя, и ты найдешь, чем ты похож на других. Это тебе поможет.

Олег ХУХЛАЕВ,
кандидат психологических наук

1 Вина в этом случае является формой агрессии, направленной на самого себя.

2 Е.В. Лопухина выделяет следующие каналы выражения гнева:

А. Агрессия на источник случившегося.
Б. Агрессия на не помогших помощников.
В. Агрессия на себя самого (вина).
Г. Агрессия на объект потери.
Д. Агрессия на высшие силы (гнев против судьбы и Бога).