Главная страница «Первого сентября»Главная страница журнала «Школьный психолог»Содержание №18/2006


ГАЗЕТА В ГАЗЕТЕ

ИCТОРИЯ ОДНОЙ ЮНОСТИ

Всеобщее мнение, что психологическая консультация обязательно должна проходить в специально оборудованном кабинете, не вполне обоснованно. Важнее, по-моему, другое — готовы ли к этому событию сами участники...
Около года назад я разговорилась с молодой женщиной. На тот момент Екатерина, так звали мою собеседницу, была студенткой вечернего отделения факультета филологии, ей исполнилось уже тридцать два года. Абстрактные темы после нашего часового общения уступили место вполне конкретному вопросу, который Екатерина назвала наиболее сложным и важным для себя на протяжении долгих лет.

Катя. Мне не нравилось, как родители общались со мной в очень важный для меня жизненный период — в дни моей юности, когда я так хотела сама участвовать в устройстве своей судьбы, а не только по-детски слушаться родителей. Когда я была подростком, мне казалось, что я-то уж точно буду своему ребенку другом, но почему-то, став мамой уже почти взрослого сына, я совсем не знаю, как решать, например, вопрос с выбором профессии для моего Сашки иным, недиктаторским способом.

Приблизительно лет 18 назад передо мной, как и перед многими моими сверстниками, вставали вопросы (а чаще их просто ставили перед нами родители и учителя) о далеком и туманном, но очень для нас важном профессиональном будущем. Бесконечные расспросы: «А какие предметы тебе больше нравятся? Кем ты себя видишь?» — ставили меня в тупик.

Дело в том, что вплоть до восьмого класса никаких особых предпочтений в науках у меня не было, старание проявляла, чтобы не огорчать родителей, да и перед ребятами выглядеть троечницей как-то не хотелось. Больший интерес для меня представляли игры во дворе, занятия в театральном кружке, им я посвящала большую часть своего свободного от школьных дел времени. Зачем мне было задумываться о далекой поре всерьез, когда моя жизнь была совсем неплохой?

Но суровая реальность настигает даже тех, кто активно старается ее не замечать. Как пишет Пушкин:

Когда же юности мятежной
Пришла Евгению пора,
Пора надежд и грусти нежной,
Месье прогнали со двора.

Так вот, пора романтики канула в лету, жизнь диктовала иные правила игры. Как минуло мне четырнадцать, взрослое мое окружение принялось строить новую жизнь неразумного ребенка. План родителей, прокладывающих мне дорогу в будущее, был таков: поскольку девочка способна сопереживать людям и имеет склонность к гуманитарным наукам, разбирается в биологии, химии и даже физику понимает, просто необходимо направить ее в медицинский институт.

Но не только мои, замеченные родителями, склонности сыграли решающую роль — немаловажными для моих мамы с папой были экономическая привлекательность (развивался частный бизнес, строились клиники) и престижность профессии врача. Судьба моя, казалось, была решена.

Честно говоря, моя нелюбовь к крови и моргам не смогла преодолеть желания моих родителей видеть меня врачом, и я покорилась. Первое время, правда, я немного посопротивлялась — уроки не делала, спорила по пустякам с преподавателями и писала стихи для самоуспокоения. Но постепенно чувства оскорбленного самолюбия и злости сменились ощущением собственной вины перед родителями, вкладывающими в мое образование кучу денег, и страхом не оправдать возложенные на меня надежды.

Прошло два длинных, тягучих, как жвачка, года. Сейчас эта череда дней и ночей, проведенных над книгами, просиженных в переполненном невыспавшимися героями трудового фронта вагоне метро вспоминаются все менее и менее отчетливо. 24 месяца работы на чужую мечту, 24 месяца раздражения и усталости, 24 месяца тщетных попыток убедить себя, что я должна так делать, так правильно, — слава богу, прошли.

По правде сказать, и мамочке и папочке за эти два года пришлось нелегко — здоровье мое за время интенсивной подготовки ухудшилось, и в статью расходов семьи пришлось вписать еще одну строчку: лечение дочки у глазного, консультации терапевта. Дело в том, что у меня по причине повышенных нагрузок на зрение и на фоне общего переутомления начала активно развиваться близорукость, да и депрессивные состояния и головные боли стали посещать меня с завидным постоянством. (Как выяснилось в ходе нашей беседы, причина болезненности девушки в тот период была следствием, прежде всего, ее склонности к психосоматическим заболеваниям.) А о какой продуктивности обучения может идти речь, если ребенок почти всегда либо хочет спать, либо уже ничего не хочет?

Я слукавлю, если скажу, что полностью погрузилась в науки. Совсем нет. К ним я прикасалась по мере необходимости, то есть перед экзаменами и контрольными, а большая часть времени наполнялась общением с книгами — художественной литературой, философией. Я погружалась в неизведанные миры, изучая человеческие характеры, обретая новое понимание себя и хоть как-то отстранялась от холодной и чуждой, навязанной мне реальности. (Это очень важно. Природное любопытство девушки ко всему происходящему вокруг и ее желание общаться с интересными людьми, видимо, не позволили ей замкнуться в иллюзорном мире — ведь последствия подобных уходов в себя чреваты развитием психической патологии. Поэтому, можно сказать, ей повезло...)

Сейчас, отстояв свое право идти мною выбранным путем по жизни, через одиннадцать лет после рождения сына, я подала документы на филологический факультет и без головных болей продолжаю обучение. Я теперь по-новому смотрю на недавние события моего прошлого — не обвиняю родителей, я хочу просто понять их.

(Изучая проблему детско-родительских отношений, я отмечаю, что столь распространенная форма родительской заботы в виде диктатуры не всегда скрывает отсутствие желания слышать своего ребенка, чаще это является следствием отсутствия навыков общения «на равных» с взрослеющим, непонятным, стремящимся следовать своему собственному «Я» человеком. А ведь, как отмечает известный психолог Г.С. Абрамова, значительное большинство школьников испытывают «острую потребность в нерегламентированном общении со взрослыми, которые составляют их ближайшее окружение».)

Моему детству могут позавидовать многие — игры, походы в горы и многие другие развлечения, в которых нередко участвовали и мои родители, и родители моих друзей. Но со временем, в силу то ли занятости, то ли возраста — тогда я полагала, что из-за равнодушия ко мне, их интерес к моим увлечениям фактически сошел на нет. Мы все более отдалялись друг от друга...

(Конечно, подобное эмоциональное охлаждение может возникнуть во многих семьях, где родители не умеют показать свою заинтересованность жизнью подростка, считая, что играть с ним уже поздно и некогда, а на умные темы разговаривать рано. А может быть, родители просто не знают об общих, их и ребенка, интересах?)

Психолог. У вас, Катя, есть прекрасная возможность активно включиться в жизнь своего сына, узнать, какое из его увлечений и вам интересно, в каких областях вы компетентны и можете стать не только партнером сыну, но и авторитетным лицом, примером для подражания. Включайтесь в общую деятельность (походы, просмотры фильмов), предлагайте варианты совместного отдыха. Собственный опыт должен помочь вам установить положительный эмоциональный контакт, что важно в любом возрасте. Если сын увлекается компьютерными играми, поинтересуйтесь, что это за игры, каковы их правила, спросите, можете ли вы тоже попробовать. Тем самым вы нарушите привычный стереотип своего поведения. Объясняя вам тонкости своего увлечения, сын невольно включится в беседу, и постепенно установится неформальное общение. Этот на первый взгляд незначительный шаг — временная смена привычных ролей — может стать точкой опоры для ваших новых отношений с сыном.

Дело не в слове, а в тоне, в каком это слово произносится.
В. Г. Белинский

К. Вспоминаю, как папа, исполняя свой родительский долг, узнавал о готовности моего домашнего задания: «Ты еще не сделала уроки? Сколько раз я говорил тебе, что надо лучше учиться — тебе же надо думать о своем будущем, о поступлении в вуз!» К этому времени я уже запрятала ненавистные тетради с выполненными уроками в портфель. Признаюсь, услышав обращение ко мне в подобной форме, часто возмущалась: «Я что, маленькая, что ли?» — и из меня вырывалось громкое: «Нет, не сделала!» Повзрослев, я и вовсе перестала реагировать на отца и даже ничего не сделав, говорила: «Ну да, сделала». Мне хотелось более душевного общения даже в вопросах «контроля» с моим отцом, хотелось говорить, а не оправдываться.

(Проблема несоответствия формы и содержания высказываний переживается многими родителями — и в этом случае приходят на помощь психологи. Известный американский психолог Гордон предложил интересную схему построения фразы, подразумевающей расставление акцентов именно на чувствах респондента: чувства родителя — в связи с какими действиями эти чувства возникают — смысл этих действий для родителя.)

П. Если я правильно понимаю, вы бы хотели услышать иное обращение вашего отца? Мог ли это быть такой, например, вариант: «Катя, я очень огорчен, что ты сегодня почти не занималась, а уже 11 часов вечера».

К. Да, да. Этим папа показал бы свои чувства, не обвиняя меня, и пояснил, что причины его негативных переживаний лежат в моем поведении. А главное, он бы оставил мне право выбора своего дальнейшего поведения.

Знаете, мне, как и многим ребятам, так хотелось, чтобы успехи и неудачи в школе, в кружках, в общении с друзьями не критиковались родителями, а они бы показывали свою заинтересованность в моих чувствах. Распространенные фразы типа «да это пустяк, ты со всем справишься», «ну здесь ты сама виновата» даже в случае действительной вины ничего не дают. Я и сама все знала и переживала свои неудачи. Лучше бы мы вместе подумали, как разрешить возникшую ситуацию, или родители, аккуратно подсказав правильное решение, сделали бы вид, что это я нашла верный ход.

П. Ничего нового придумывать не буду, а обращусь вновь к науке — родителям рекомендуют в подобных случаях строить свою фразу следующим образом: «ты огорчена», «да, ты так устала», «ты боишься сдавать вступительные экзамены», произнося эти слова не в вопросительной, а в спокойной утвердительной форме. Тем самым родитель говорит как человек, понимающий чувства, а не оценивающий их.

К. А что если родители (в том числе и я) не угадают чувства ребенка, ведь это довольно сложно?

П. Конечно, есть вероятность, что вы не «угадаете» переживаемые ребенком состояния, но, во-первых, вы не настаиваете, что все именно так, — говорите спокойно, выражая свою готовность сопереживать и разделить его чувства. Во-вторых, ребенок, если вы «не угадали» его эмоциональное состояние, вполне может пояснить, как обстоят дела на самом деле и что же он в действительности чувствует. Здесь главное — не мешать ему чрезмерными расспросами: сказали реплику — пауза. Пусть ребенок сам говорит, иначе все пойдет по прежнему сценарию: родитель спрашивает, сам додумывает ответ, сам отвечает и сам себя жалеет или ругает. Как говорил Л.Н. Толстой, «люди учатся, как говорить, а главная наука — как и когда молчать».

Доводы на большинство из нас действуют плохо.
Притязания — куда лучше.
С. Батлер

К. Мне бы хотелось увидеть в отце своего союзника, а не завоевателя. Был бы он тогда чуть мудрей, лишил бы меня головных болей, а себя — душевных и материальных трат.

П. Это, конечно, не новость, что если взрослые уверены в своей правоте, то считают, что и все остальные будут аплодировать их мнению. Может быть, в словах взрослых и заключается правда, но обращают ли они внимание на то, как расставляют акценты в своем обращении к ребенку? Сместив акцент с «ты должна, тебе надо» на «ты можешь поступить так; это интересно и может быть выгодно для тебя» — можно добиться большего эффекта.

К. В принципе, я согласна. Ведь обращая внимание на мои потребности, вместе со мной анализируя реальность осуществления моих желаний, подчеркивая мои достоинства, папа получил бы право на критику моих «неправильных» выборов и решений.

П. Конечно, используя великий двигатель прогресса — амбициозность, столь естественную для подростка, можно достичь значительных результатов. Катя, а теперь предположите, пожалуйста, какие слова вы хотели бы услышать от отца по поводу вашего профессионального будущего в то время?

К. Ну, наверное, это звучало бы так: «Катя, я вижу, что ты увлекаешься литературой, изучаешь поведение людей, способна им сопереживать, — ты можешь посвятить себя медицине, или психологии, или литературе и таким образом реализовать свою способность помогать людям. Это может из увлечения стать твоей профессией.

(Большая просьба к родителям: используя этот прием, не приступайте сразу к открытой агитации — дайте возможность молодому человеку самостоятельно обдумать эту информацию и сделать свой выбор.

На одну из моих первых консультаций пришел четырнадцатилетний подросток, который чуть ли не с порога заявил, что родители его либо вообще не слушают, либо затевают душещипательные беседы относительно его планов на будущее в самое неподходящее время — например, когда он смотрит любимый фантастический сериал. Совершенно ясно, что подобное «общение» ни к чему не приводило. Это не редкость, когда родители, стремясь поучаствовать в жизни ребенка, выбирают соверешенно неподходящие для этого моменты и не получают положительных результатов. А ведь можно поступить «хитрее» и поделиться своими мыслями как бы между делом: за обеденным столом, во время просмотра интересного фильма: «Миша, ты вполне можешь так же эффектно выступать перед аудиторией, как и герой N. Ты такой же эмоциональный и умеешь убеждать других».

Почему этот вариант оказывается более действенным? Можно выделить две основные причины. 1. Ребенок занят получением удовольствия и не готов к обороне от «занудства» родителей, поэтому ваше замечание, особенно в позитивном ключе, скорее дойдет до него, а не споткнется о тщательно выстроенные психологические защиты. 2. Если информация ассоциируется с приятными впечатлениями от, например, приятного ужина, то действенность ее увеличивается.

Необязательно посвящать общению долгие часы — ведь этих часов вечно не хватает и долгие беседы утомляют. Важно не количество проведенного вместе времени, а его ценность для вас. Кэмпбелл в своих работах описывает такой замечательный прием общения, который называется «пристальное внимание», когда родитель всем своим поведением: тем, что отложил все дела, полностью сосредоточен на своем сыне или дочке и слушает только их, — показывает свою способность ценить и любить близкого человека, с его слезами, улыбками и многозначительным молчанием.)

Непонимание делает из друзей врагов.
Л. Фейхтвангер

П. Катя, как вы считаете, может быть, сложности в отношениях между вами-подростком и вашими родителями были вполне естественными и объясняются простой разницей в возрасте? Ведь со временем, повзрослев, человек обычно начинает понимать родителей и принимает их поведение за норму?

К. Отсутствие общего языка — это не самое страшное. Страшнее, что ребенок не видит желания со стороны родителей этот язык найти. Вполне естественно, что разным поколениям трудно найти общий язык, — я это обнаружила на собственном опыте. У нас дома был огромный письменный стол, за которым я занималась. На нем стояли фотографии, лежали недочитанные книги, ручки, по мнению мамы, все находилось в полном беспорядке. Мама любила сама убираться на моем столе. Конечно, после очередной уборки я не могла ничего найти, и мы начинали яростно выяснять отношения. «Мне так удобно и не надо все перекладывать с места на место», — возмущалась я, «Но ведь это неправильно», — убеждала мама. К компромиссу мы тогда так и не пришли, каждый из нас упорно отстаивал свою точку зрения.

П. А если бы вы тогда остановились на минутку и посмотрели на себя со стороны?

К. А вот это слишком сложно! Для этого как минимум нужна видеокамера!

П. Все можно сделать гораздо проще. Существует очень простой прием, позволяющий двум «противникам» на одной территории выработать одну линию поведения. Вы вполне можете его использовать со своим сыном.

Нужен лист бумаги, родитель с ребенком садятся напротив друг друга и начинают рисовать (для начала на свободную тему) общий рисунок, не говоря ничего и не подсказывая друг другу. Через некоторое время они пробуют обсудить полученный результат: получилось ли без слов нарисовать общую картину, кто задавал главную тему, кто доминировал, какие чувства возникали, почему рисунок выходил не таким, как одному из участников хотелось бы? Можно попытаться дать название рисунку, но такое, какое понравится обоим. Конечно, в первый раз скорее всего никакой композиции не выйдет, а ведь этот рисунок — отражение повседневных отношений. Если выполнять это упражнение несколько раз и предложить через некоторое время определенную тему, то постепенно начнет происходить подстройка друг к другу. Это упражнение помогает снять напряжение и формальность в отношениях между родными людьми и дает возможность научиться действовать согласованно при достижении общей цели. Можно включить в игру еще одного человека — независимого эксперта, который будет предлагать свое видение ситуации: поведения игроков во время рисования, степень согласованности их слов и действий.

(Поверьте, мамы и папы, что хоть раз оказаться на месте своего малыша и ощутить его состояние может быть очень полезно. Вот интересный вариант для улучшения взаимопонимания с подростком, который поможет вам понять его и увидеть себя со стороны.)

К. А если Саша воспримет это только как игру и не захочет серьезного «разбора полетов»?

П. Эта техника не требует от вас и вашего сына той серьезности, которая присутствует на школьном уроке, — просто в обстановке непосредственного близкого общения вам легче увидеть свои достоинства и те качества, которые мешают вам двоим плодотворно и интересно взаимодействовать.

К. А есть какой-то прием, так сказать, более реальный что ли, приближенный к жизненной ситуации? Я имею в виду, что вроде бы это игра, но в то же время как будто всерьез?

П. Конечно, но чем более ситуация игры приближена в понимании участников к жизненной ситуации, тем сложнее эту игру осуществлять.

Можно, например, предложить сыну на некоторое время поменяться ролями: вы строите свое поведение в роли подростка, согласно своему представлению о его чувствах и ожиданиях, а он принимает роль родителя, наполняя ее своим видением вас. Даже после двухчасового перевоплощения вы увидите друг друга в ином свете, а обсудив впечатления, сможете совместно преодолевать сложности в общении.

Можно разыграть конкретную ситуацию, где ваше взаимное непонимание достигает пика. Скажем, сын говорит, что хочет учиться на парикмахера, а вы настаиваете на получении юридического образования. Присутствие третьего лица в роли наблюдателя поможет «игрокам» посмотреть на себя со стороны. По желанию и вы и Саша можете усложнять условия игры, вводя дополнительные правила: нельзя покидать комнату, пока вы не придете к взаимоприемлемому решению вопроса; нельзя повышать голос друг на друга; фразы говорить медленно или распевать, как песню. Эти дополнительные условия и игровая форма общения не только снимут напряжение, но и позволят вам ввести правила общения, которые можно перенести и в реальные ситуации.

К. Я в детстве не раз представляла, как бы повела себя в той или иной ситуации, что бы сказала своему ребенку и как бы вели себя мои родители на моем месте, если бы я общалась с ними в их диктаторском стиле. Но мне кажется, что на это перевоплощение согласятся немногие взрослые. Я теперь иногда замечаю за собой, что общаюсь с моим сыном даже более «официальным» тоном, чем мои родители со мной. Мне это мешает, я ведь так его люблю.

П. Важно, чтобы вы сами почувствовали необходимость в «упражнениях», понимая, что помогаете и себе, и ребенку. Почти каждый ребенок, и вы в свое время, представляли себя на месте взрослых людей. Это упражнение позволяет участникам понять, прочувствовать своего близкого человека через конкретные действия и осмыслить, как родитель и ребенок видят друг друга. Действительно, сложно перестать воспроизводить поведение своих родителей, даже если все это вас не устраивает. Но кто-то должен сделать первый шаг?

Говорите правду —и вы будете оригинальны.
А.В. Вампилов

К. Я в свое время не раз говорила родителям: «Вы меня не понимаете, вы не знаете, чего я хочу и чем буду заниматься в будущем», — сама толком не понимая, что же именно мне нужно. Мама и папа, обижаясь на такие заявления и боясь «потерять лицо» всезнающих людей, твердо стояли на своей позиции, не зная моей.

П. Согласитесь, ведь очень просто спросить прямо: «А чего же ты хочешь и как я могу тебе помочь достичь этого?»

К. Конечно, этот неожиданный поворот в развитии разговора, по крайней мере, мог побудить меня всерьез задуматься о том, чего же я хочу, не тратя силы на сопротивление старшим.

Жизнь человеческая замерла бы на одной точке,
если бы юность не мечтала...
К.Д. Ушинский

К. Знаете, что самое интересное? Я же так старалась не мешать моему сыну жить, не навязывать свое мнение, что и вовсе отстранилась от него. Тем самым я веду себя не менее жестоко по отношению к нам обоим, чем мои родители по отношению ко мне в пору моей юности! Почему я не видела этого раньше? Сашка, мой сын, увлекается самолетами... насколько я знаю. Может, нам разузнать про условия приема в авиационный институт?

Этот вопрос, мне кажется, лучше решить нам вместе с Сашкой...

П. Действительно, попробуйте обсудить с сыном, какая профессия ему интересна, чего именно он хочет добиться в ней, какие цели ставит перед собой? Пообщайтесь с представителями выбранных профессий, а может быть, и пойдете вместе туда, где ему хотелось бы работать. Лучше один раз увидеть...

Даже самые нелепые и дерзкие на первый взгляд мечты имеют право на жизнь! Вспомните себя в эту прекрасную пору юношеского максимализма — сколько ваших надежд и желаний остались невысказанными и растоптанными «чрезмерной правотой» старших и опытных людей, которые даже не слушали вас — желающую жить и творить, идти своей дорогой.

Стоит ли повторять ошибки прошлых поколений?