О проведении психолого-педагогического тестирования ни классный руководитель (не имеющий психологического образования), ни администрация школы заранее родителям не сообщили. Рассказал о нем сам ребенок, даже и не подозревавший, что это было на самом деле. Я была очень удивлена случившимся, так как еще год назад передала директору школы заявление об освобождении моего сына от любых психодиагностических обследований. Я была вынуждена пойти на такой шаг в связи с тем, что без моего согласия ребенка обследовали с помощью проективной методики весьма низкого профессионального качества и без соблюдения соответствующих процедурных требований. Со слов классного руководителя, текущая диагностика «культуры учащихся» осуществлялась по распоряжению заместителя директора школы по воспитательной работе, которому и были сразу после тестирования переданы полученные данные. Как объяснила мне завуч, также не имеющая психологического образования, это была «плановая диагностика» и она сама будет обрабатывать тестовый материал. При этом завуч не смогла ответить, из какого источника был взят тест и кто является его автором-разработчиком. Она отказалась показать мне «тестовый бланк» моего сына, сославшись на то, что я не являюсь официальным лицом. Но самое для меня необъяснимое заключается в том, что, оказывается, родителей детей, обучающихся в данной школе, не интересует судьба детей, и именно поэтому завуч решила, что в колонке «оценка родителей» оценки будут ставить сами ученики. Как пояснила завуч, тест «переиначили с условием детей» (?!). В связи с этим я попыталась выяснить, кто именно модифицировал тест и имеются ли у этого специалиста соответствующие полномочия и образование. Как сообщила завуч, этот специалист — она и тест «не модифицировали, а адаптировали». Интересно, насколько квалифицированно проводит диагностику специалист, не отличающий модификацию от адаптации? После моего обращения к администрации школы директор просила учесть, что завуч — специалист молодой и поэтому она могла что-то напутать. Директор также сообщила, что это было и не тестирование вовсе, а «просто дети ответили на вопросы». Мне пришлось напомнить директору, что мне известно, что такое «тестирование». В свою очередь, она по-свойски (изо всех сил стараясь обесценить значимость случившегося) заверила меня, что моему сыну ничего плохого от этого теста не будет (в этом, кстати, убеждали меня и завуч с классным руководителем), что тестирование проводилось для блага ребенка (в чем конкретно оно будет состоять, никто из педагогов ответить не смог). На мой вопрос о том, каким образом тестовый материал будет обрабатываться, директор ответила, что тесты обрабатываться не будут (?!). Директор пояснила, что детям сообщат, как они к себе относятся, а задания, касающиеся родителей, попали в тест случайно. Каковы же все-таки конечная цель диагностики и планируемые на основе полученных данных мероприятия, то есть какую психолого-педагогическую информацию о детях, зачем и для чего желают получить педагоги? И главное — почему все это проводилось без моего согласия? Четкого ответа на эти вопросы я не получила, что и побудило меня обратиться в отдел образования администрации нашего района в письменной форме. Ниже привожу ответ почти полностью и практически без изменений (фамилии специалистов, номер школы и название нашего района не указываю). «Комиссия в составе главного специалиста районного отдела образования (Ф.И.О.) и методиста-психолога районного филиала городского центра развития образования, старшего преподавателя кафедры психологии НИПКиПРО (Ф.И.О.), изучив факты, изложенные в вашем заявлении, сообщает следующее. В целях проведения мониторинга воспитательной
работы заместителем директора по воспитательной
работе средней общеобразовательной школы № ... (Ф.И.О.)
было предложено классным руководителям провести
анкетирование обучающихся по вопросам,
рекомендуемым профессором Н.П. Капустиным
(«Педагогические технологии адаптивной школы»,
Москва, Действительно, анкета Н.П. Капустина не является психологическим тестом. Однако параметры, введенные в нашу (школьную) анкету для пятиклассников, — «Культура общения», «Поведение (на уроке и со сверстниками)», «Отношение родителей к вам» — затрагивают область межличностных отношений и относятся к социально-психологическим характеристикам. Анкета, выданная для заполнения учащимся нашего класса в том виде, как она была представлена детям, является психолого-педагогическим тестом. Кроме того, в методике Н.П. Капустина параметры «Культура общения», «Поведение (на уроке и со сверстниками)», «Отношение родителей к вам» вообще отсутствуют. Эти параметры ввели педагоги нашей школы, и непонятно, что именно под этими понятиями подразумевается, какое значение они имеют. Причем остальные параметры, конкретизированные в анкете Н.П. Капустина, были не конкретизированы (не операционализированы) в анкете, предложенной нашими учителями. «Проведенное анкетирование — одна из форм педагогической диагностики, которую имеет право использовать в своей деятельности каждый классный руководитель в силу своих должностных обязанностей. Проведение же психологического обследования требует специального профессионального образования и согласия родителей ребенка в возрасте до 14 лет». Районные специалисты делают акцент на том, что проведенный тест — педагогический. Они пытаются доказать, что тест — не психологический, и с этой позиции указывают на необязательность информирования родителей. Однако, как было указано выше, пятиклассники заполняли анкету, являющуюся психолого-педагогическим тестом, поэтому педагоги нашей школы должны нести ответственность не только как пользователи педагогического, но и как пользователи психологического диагностического инструментария. Как известно, проведение психолого-педагогической диагностики налагает обязанность соблюдения принципов профессионально-этического стандарта, квалификационных требований, стандартных требований к методикам и релевантных норм. «Установлено, что классным руководителем пятого класса была нарушена технология проведения анкетирования в отношении работы с родителями: отсутствовали целеполагание и разъяснительная работа. Содержательная часть анкеты не соответствует в полной мере выявлению особенностей классного коллектива и прогнозированию путей воспитания. В итоге вместо построения оптимальных отношений «учитель — родитель» произошло недопонимание, приведшее к конфликтной ситуации». Ознакомившись с представленной в учебном пособии Н.П.Капустина анкетой, я обратила внимание на то, что анкета Н.П. Капустина значительно отличается от анкеты, предложенной для заполнения пятиклассникам. Ниже представлена анкета Н.П. Капустина (методика оценки уровня воспитанности ученика). В пособии Н.П. Капустина указано, что «отметка «пять» ставится тогда, когда отношение или качество личности, отмеченное в анкете, имеет место всегда. Отметка «четыре» — когда отношение или качество проявляется часто, но не всегда. Отметка «три» — в том случае, если указанное отношение проявляется редко, отметка «два» — если оно не проявляется никогда. Отметка «1» не используется. Однако в нашей школе детям были предложены совершенно другие правила оценивания. Капустин также подчеркивает, что «процедура оценивания состоит в том, что учащиеся во время классного часа выставляют себе отметки по всем показателям, затем им разрешается взять анкеты домой и попросить родителей провести оценивание». Однако в нашем случае вместо родителей оценки ставили сами учащиеся и на дом анкеты детям не раздавались. Обнаружив подобные рассогласования, я вновь обратилась к начальнику отдела образования нашего района с настоятельной просьбой разъяснить причину изменений условий тестирования, а также ответить на ряд вопросов. Вопросы были сформулированы на основе независимых оценок (процедуры тестирования) кандидата психологических наук, доцента НГПУ О.А. Белобрыкиной и педагога-психолога I кв. категории МОУ СОШ № 4 г. Новосибирска Т.Н. Минтиненко, к которым я обратилась с просьбой дать независимую оценку ситуации. Анкета для учащихся 3–5-х классов
Вопрос № 1. Почему анкета для учащихся 5-х классов и критерии шкалы оценивания, представленные в указанном пособии Н.П. Капустина, серьезно отличаются от «теста», розданного для заполнения учащимся пятого класса? Вопрос № 2. На каком основании педагоги (классный руководитель и завуч), не имеющие психологического образования, предлагали пятиклассникам оценить параметр «Отношение родителей к вам», что недопустимо без запроса и согласия родителей (это уже безапелляционное вторжение в личное пространство ребенка и его родителей)? Вопрос № 3. С какой конкретно целью проводился мониторинг с использованием трансформированной анкеты (учащимся был предложен усеченно-искаженный вариант методики Н.П. Капустина, а значит, был потерян педагогический смысл, на который указывает автор-разработчик)? Ответы на обозначенные вопросы вызвали затруднение у специалистов РОНО. Замечу, что главный специалист искренне недоумевала, зачем необходимо отвечать на мои вопросы, причем в письменной форме. Она настаивала на личной встрече со мной, после которой и ответы давать, возможно, не придется. Ведь классный руководитель и завуч наказаны. Чего же мне еще надо? Вот как прокомментировали ситуацию диагностики пятиклассников в нашей школе О.А. Белобрыкина и Т.Н. Минтиненко: «В данном случае имеет место много нарушений и несоответствий в ходе тестирования. Во-первых, нарушена процедура подготовки детей и родителей к тестированию, — дети, как и родители не осведомлены, с какой целью проводится тестирование; отсутствует согласие родителей на проведение тестирования, которые по условиям данной методики должны были принимать непосредственное участие в процедуре оценивания. Во-вторых, нарушен сам процесс тестирования, — не соответствует алгоритму, указанному автором методики. В-третьих, педагоги проявили бесценностное (атрибутивное, формализованное) отношение к тестированию (стимульный материал не соответствует оригиналу, а значит, и не заданы адекватные условия, позволяющие сформировать у учащихся то рефлексивное начало, которое изначально заложено в анкете). В-четвертых, цель, обозначенная классным руководителем и администратором, по-видимому, не осмыслена ими самими и в целом не соответствует избранному методу. В-пятых, анкета трансформирована: дан ее усеченно-искаженный вариант, а значит, потерян педагогический смысл, заложенный автором методики. В итоге — это уже совсем другая методика, причем не имеющая критериев, обоснованной системы анализа и интерпретации полученных результатов. Тем самым нарушена валидность методики, которая не могла не повлечь за собой снижение показателя достоверности получаемых данных. Не соблюдена этическая сторона педагогической диагностики, — нарушен принцип «Не навреди». Подобное отношение к тесту и тестированию, на наш взгляд, не будет способствовать развитию у ребенка потребности в самовоспитании, в саморегуляции, в самоуправлении собой, к которым апеллирует автор-разработчик». Т.Н. Минтиненко также отмечает, что «в рассматриваемой выше ситуации вызывает недоумение: почему тестированием учащихся занимается дилетант, человек, судя по всему, далекий от психологической деятельности, с дефицитом знаний о возрастных и индивидуальных особенностях развития ребенка? Потому вопрос о неправомерности проведения подобного тестирования и непозволительности безграмотного использования методик однозначен». Неприятные чувства испытывала я, когда получала ответы (как устные, так и письменные) от специалистов образования. Скажу честно, такой откровенной лжи от педагогов я не ожидала. И если специалисты из РОНО позволяют себе такое поведение, то какого отношения к детям и родителям тогда следует ожидать на местах — в школах? Так, например, завуч — инициатор диагностики в нашей школе, после моих вопросов перестала здороваться с моим сыном. Классный руководитель нашего класса во время отсутствия моего ребенка начала предлагать его одноклассникам перестать с ним общаться. Неужели педагоги нашей школы и члены районной комиссии, специалисты высшей квалификации, не владеют педагогической этикой? Тогда можно ли таким педагогам доверять обучение наших детей? И смогут ли специалисты в условиях подобной безнравственности открыть учащимся истинное (духовное) знание, научить ребенка «отличать добро от зла, услышать в самом себе голос совести, постигнуть, что такое честь, благородство, достоинство» (И.А. Ильин)? В заключение с сожалением отмечу, что пренебрежение согласием детей и их родителей на проведение диагностического обследования является у нас обычным делом. Немногие специалисты-диагносты понимают, что необходимо объяснять цели и задачи диагностики детям и родителям и соблюдать право обследуемых на самостоятельный выбор. Зачастую родителям даже неизвестно, что их детей диагностируют и на что-то проверяют. А ведь дети — это самая беззащитная категория тестируемых. Они еще не понимают (как, впрочем, и многие родители), что их права могут нарушить взрослые, тем более работающие в школе. Поэтому сегодня в нашей стране наиболее остро стоит проблема защиты, в первую очередь, детей от некомпетентных действий специалистов-диагностов. Каждый педагог и психолог должен не только обладать соответствующим уровнем профессиональной подготовки, но и осознавать, что безапелляционное вторжение в личную жизнь любого человека (тем более ребенка) недопустимо — как с точки зрения закона, так и с точки зрения совести. Лариса ОЖЕХОВСКАЯ,
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||