НЕКРУГЛАЯ ДАТА

ИСТОРИЧЕСКИЙ КАЛЕНДАРЬ. ФЕВРАЛЬ

«ПЕДОЛОГИЧЕСКИЕ ИЗВРАЩЕНИЯ» В КАЛИФОРНИИ

Памятное постановление ЦК ВКП(б) «О педологических извращениях...» (1936) многими справедливо расценивается как мрачная страница в истории отечественной науки. Суровый партийный вердикт поставил крест на целой научно-практической отрасли, на долгие годы затормозил исследования в области возрастной психологии и психодиагностики. Слово «тест» враз сделалось почти ругательным, и контуженные страхом советские психологи более полувека не решались подступиться к измерению умственных способностей. Потом, когда постановление фактически утратило силу и страх немного
ослаб, они принялись с удвоенным рвением наверстывать упущенное.
Правда, оказалось, что в отсутствие собственных разработок приходится в основном ориентироваться на зарубежный опыт. При этом, как нередко бывает, возникла иллюзия, будто этот опыт — всецело положительный, едва ли не безупречный. Однако внимательное изучение проблемы заставляет сделать вывод: заимствуя заморские достижения, нельзя сбрасывать со счетов и их издержки, тем более что последние отмечены не только ангажированными критиками «буржуазной науки», но и самими западными психологами.
Сегодня, по зрелому размышлению, приходится признать, что драконовское постановление ЦК ВКП(б) было отчасти спровоцировано самими педологами: некритичное заимствование зарубежных диагностических методик, их широкое внедрение в практику школьной педологической службы действительно приводили к серьезным злоупотреблениям. Недостаточно квалифицированные специалисты слишком увлеклись «сортировкой» учащихся на основании поспешных и поверхностных заключений (вам это ничего не напоминает?). За рубежом никогда не принимались партийные постановления по поводу конкретных аспектов научно-практической деятельности психологов, на протяжении десятилетий тестирование велось активно и масштабно. Однако выводы, к которым постепенно привел опыт западных психологов, парадоксальным образом напоминают вердикт ЦК ВКП(б).

5 февраля 1975 года Совет по образованию штата Калифорния официально запретил использование тестов интеллекта в целях направления учащихся в учреждения для умственно отсталых.
Этому событию предшествовали два громких судебных процесса, на которых практика тестирования была признана дискриминационной. Родители школьников, выступавшие истцами, стремились доказать, что их дети были признаны неполноценными на основании некорректной диагностической процедуры. Приглашенные эксперты аргументировали эту позицию, указав, что результатов тестов явно недостаточно для постановки столь категоричного диагноза. Тем более что он фактически ломает человеческую судьбу. Особый накал процессам придавал тот факт, что на одном из них истцами выступали чернокожие, на другом — пуэрториканцы.
Снова, уже в который раз, прозвучал тезис о том, что рабочий психодиагностический инструмент, каким фактически является тест интеллекта, в руках недостаточно квалифицированного, а тем более предвзятого специалиста может послужить орудием расовой дискриминации. Оба раза суд признал иск обоснованным, что побудило калифорнийских психологов серьезно пересмотреть свои позиции. Результатом и явилось официальное постановление, значительно ограничившее пределы использования тестов в школьной практике.
Наше нынешнее положение характерно тем, что из жестких рамок тоталитаризма мы уже выросли, а до уровня правового государства, честно говоря, еще не доросли. Сегодня никакой ЦК и никакой суд нам не укажут на наши промахи. Тем более следует позаботиться о том, чтобы не давать для этого повода!

ПЕРВЫЙ ОТСТУПНИК СРЕДИ ФРЕЙДИСТОВ

8 февраля — мрачная дата в истории психоанализа. Впрочем, на эту дату можно взглянуть и с другой стороны — как на «день рождения» новой психологической школы. Именно в этот день, в 1911 году, на заседании Венского психоаналитического общества были подвергнуты уничтожающей критике взгляды президента этого общества Альфреда Адлера. В результате в дотоле монолитном здании психоанализа наметилась первая глубокая трещина. Уязвленный Адлер сложил с себя обязанности президента и покинул стан психоаналитиков, уведя с собою нескольких верных последователей.
В письме Юнгу Фрейд с удовлетворением отметил, что избавился от «банды Адлера». Тут фактически сработал один из механизмов защиты: на самом деле утрата была весьма болезненной. Фрейд очень дорожил Адлером и долгое время старался сгладить возникавшие между ними противоречия. Однако в конце концов они обострились настолько, что ради чистоты учения пришлось пойти на разрыв. Это было первое серьезное потрясение в стане фрейдистов, с которого началась череда конфликтов и междоусобиц, фактически и составляющая основную канву истории психоанализа.
По сути дела, правоверным фрейдистом Адлер никогда и не был, навязчивая фиксация Фрейда на сексуальных проблемах всегда ему претила. Как любой здравомыслящий человек, Адлер был готов признать правоту Фрейда в объяснении некоторых форм неврозов, но с возведением фрейдистской теории в ранг универсальной доктрины он не соглашался. Собственные изыскания и личный опыт подсказывали Адлеру, что кроме половых отправлений человека может заботить и кое-что еще. Правда, далеко не всегда человек отдает себе отчет в глубинных мотивах своего поведения. Фрейд был первым, кто решился заявить об этом во всеуслышание, и в этом Адлер поспешил с ним солидаризироваться.
В ту пору, когда ни у кого из коллег не находилось в адрес Фрейда доброго слова, Адлер выступил с газетной статьей, в которой весьма положительно оценил некоторые идеи основателя психоанализа. Фрейд был польщен и тронут. Он пригласил Адлера присоединиться к участникам психоаналитических сред, а когда это движение официально оформилось, рекомендовал Адлера на должность президента психоаналитического общества.
Однако на заседаниях общества Адлер постоянно призывал не замыкаться на гениталиях, а взглянуть на душевный мир человека шире. Еще в 1907 году в своей работе «О неполноценности органов» он сформулировал основы собственного учения о бессознательной мотивации и ее роли в становлении личности. Инакомыслие Адлера все более раздражало Фрейда, надежд на перспективное сотрудничество оставалось все меньше. 8 февраля 1911 года их не осталось вовсе.
Для истории психологии этот день, пожалуй, светлый. Подумаешь, не стало одним догматиком больше! Зато окончательно утвердилась новая концепция, не менее интересная, чем фрейдовская. Адлер не «вырос из Фрейда», просто на некоторое время оказался к нему приближен. И то, что он не погряз в либидозном болоте, — это его заслуга.

ПАТРИАРХ СОВЕТСКОЙ ПСИХИАТРИИ

24 февраля 1875 года родился Петр Борисович Ганнушкин, известный отечественный психиатр, чьи труды внесли значительный вклад в психологическую науку.
Задолго до основания в Москве Психологического института при Московском университете была создана кафедра психиатрии, которую возглавил С.С. Корсаков. После смерти Корсакова в 1900 году во главе кафедры стал В.П. Сербский, а с марта 1918 года — первый советский профессор психиатрии П.Б. Ганнушкин.
В историю науки Ганнушкин вошел благодаря своим новаторским исследованиям расстройств, пограничных между нормой и патологией. В своей работе «Клиника психопатий» (1933) он предложил обширную классификацию психопатических индивидов, предвосхитив тем самым учение об акцентуациях характера. Классификация Ганнушкина оказалась существенно шире рамок психопатий: с одной стороны, в нее оказались включены невротические варианты пограничных расстройств, с другой — помимо психопатических личностей, в нее вошли типы характеров, близкие к норме (например, так называемые мечтатели или конституционально-глупые — замечательные характеристики, носители которых встречаются на каждом шагу!).
Сегодня стало модно усматривать душевную патологию едва ли не в каждом, а лечиться у психиатра стало чуть ли не хорошим тоном. А как же иначе, если в каждом из нас живет Электра или Эдип! А может быть, нелишне свериться и по другому источнику? Хотя бы по Ганнушкину.

С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ БИХЕВИОРИСТА

24 февраля 1913 года на заседании Нью-Йоркского отделения Американской психологической ассоциации Джон Уотсон прочел свою знаменитую лекцию «Психология с точки зрения бихевиориста» — манифест нового психологического учения. Уотсон призвал психологов отказаться от бесплодных рассуждений о таких «фантомах», как сознание, и сосредоточиться на изучении того, что «весомо, грубо, зримо», а именно на поведении. Вскоре текст лекции был напечатан в «Психологическом обозрении» и был с энтузиазмом воспринят прагматичными американцами. Идеи Уотсона оказались удивительно созвучны общественным настроениям той эпохи.
Небезынтересно вспомнить, что в другом полушарии в ту же пору набирали силу русские «бихевиористы» Павлов и Бехтерев, чей авторитет Уотсон признавал безоговорочно. Да и его идеи в нашей стране нашли поначалу вполне благожелательный отклик. Для первого издания Большой Советской Энциклопедии статья о бихевиоризме была заказана самому основоположнику данного учения — случай в практике БСЭ беспрецедентный. Правда, осторожные советские энциклопедисты не обошлись без ремарки: «Редакция считает своим долгом сказать, что, несмотря на выдержанную чисто материалистическую точку зрения Уотсона, этот материализм не носит диалектического характера».
В дальнейшем, по мере оформления «самой прогрессивной в мире» советской психологии, произошло полное отмежевание от заморских идей. На какие только схоластические ухищрения не шли отечественные теоретики, пытаясь доказать, что павловская собака прогрессивнее скиннеровской крысы! На самом же деле дух Уотсона десятилетиями витал и над нами. По сути дела, вся советская педагогика словно поставила себе задачу доказать его тезис: «Дайте мне дюжину здоровых младенцев, и, создав им надлежащие условия, я берусь воспитать из них кого угодно...» Многие с этим лозунгом носятся и поныне, даже не подозревая, кто первый его изрек. Вот только идеального результата так пока никому не удалось получить — ни в том полушарии, ни в этом. То ли условия создать не удается, то ли человек все-таки устроен посложнее, чем бихевиористские испытуемые.