ПСИХОЛОГИЯ НОВОЙ ЭРЫ

ИСХОД

Сегодня, открывая очередную книжную новинку, почти всегда читаешь на титульном листе: «Перевод с английского». Отечественные авторы изо всех сил стараются не отстать, однако их труды, как правило, сводятся к трансляции заморских идей или в лучшем случае к вольной импровизации на заимствованную тему. Фактически вся психология в переводе или пересказе приходит к нам из Нового Света. Кто-то с сожалением вздохнет: «Обогнали нас англосаксы!»

ИНТЕРНАЦИОНАЛЬНАЯ МОЗАИКА

В том, насколько это суждение далеко от истины, нетрудно убедиться, перечислив имена авторов самых популярных книжных новинок последних лет. Среди них украинец Бандура, венгр Сомоди, турок Шериф, итальянцы Зимбардо и Чалдини, потомки выходцев из России евреи Экман и Аронсон. Кто-то вспомнит полудатчан Хорни и Эриксона, кто-то — господина Маслова, чью фамилию нам теперь приходится произносить на английский манер. Однако, нравится нам это или нет, всех их приходится зачислить в американцы.
В становление современной психологии внесли свой вклад выходцы со всего света, но на плодах их трудов по праву стоит клеймо «Made in USA». Всемирным центром психологической мысли вот уже полвека выступают Соединенные Штаты, где работают 90% современных психологов и выходит львиная доля всех научных публикаций.
У американцев это порождает своеобразный великодержавный эгоцентризм, заставляющий их весь «окрестный» мир воспринимать как научную периферию. Европейцы по большей части лишь послушно поддакивают, смирившись с утратой былого первенства (по крайней мере в этом отношении мы ведем себя как стопроцентные европейцы). И мало кто задумывается, что такая ситуация сложилась не в силу каких-то причин, присущих самой логике развития науки, а является совершенно искусственной и порождена в первую очередь политическими и социально-экономическими потрясениями ХХ века. Психология стала американской, потому что ей не дали оставаться европейской. Точно так же кинематограф, созданный европейцами, ныне обрел свою столицу в Голливуде, по законам которого творят сегодня чех Форман, голландец Верховен или француз Бессон.

АМЕРИКАНСКИЕ ИГРЫ ЕВРОПЕЙЦЕВ

В кино национальные попытки следовать голливудским шаблонам производят жалкое впечатление (впрочем, и большинство оригиналов ничем, кроме спецэффектов, не блещут). В психологии ситуация аналогичная. И мы рискуем действительно оставаться в незавидном положении научных провинциалов, если не будем отдавать себе отчет, каким же образом мировая психология стала американской.
Пресловутая «американская мечта», протестантская этика, ценности американского образа жизни вовсе не являются краеугольным камнем психологической науки, а искусственным образом стали таковым в силу далеких от науки причин. Может быть, осознав это, мы наконец поймем, что прагматически ориентированная так называемая практическая психология — это лишь частный, прикладной аспект подлинной психологической науки, а вовсе не ее суть.
Опора на традиции европейской и, в частности, российской психологии открывает перед нами поистине широчайшие перспективы. Важно только понимать, что эти традиции были не изжиты, не дискредитированы, а искусственно пресечены. Сегодня все больше европейских психологов, наигравшись в американскую мечту, понимают: настало «время собирать камни». Только сначала надо разобраться, кто, когда и зачем их разбросал.

Статуя Свободы тоже переселилась из Европы в Америку.
Теперь она встречает все новых и новых эмигрантов
и сулит им надежды на лучшую жизнь.
У многих европейских психологов эти надежды оправдались...

НЕ БЫЛО БЫ СЧАСТЬЯ...

Открыв любой учебник по истории психологии, можно прочитать, что на протяжении по крайней мере двух тысячелетий европейская психология развивалась в русле философской мысли. Любой крупный мыслитель, традиционно причисляемый к философам, может быть по праву назван и психологом (и соответствующие главы учебников посвящены психологическим воззрениям Аристотеля, Гоббса, Спинозы и т.д.).
Нелишне вспомнить, что на протяжении всего этого исторического отрезка население американского континента пребывало в первобытной дикости. Самые высокоразвитые в Новом Свете культуры майя и ацтеков по своему уровню приближались к культуре Древнего Междуречья и Египта, то есть отставали от европейской цивилизации на несколько тысячелетий. Поток европейцев, хлынувший в Америку вслед за Колумбом, состоял преимущественно из изгоев, которых из родных краев гнали либо голод, либо преследования. Счастье в Новом Свете искали те, кому в праве на счастье было отказано на родине. Люди надеялись за океаном спастись от костров инквизиции и бессмысленных войн, от прихотей лордов и сеньоров, от безземелья и нищеты.
С тех давних пор эти простые мотивы и продолжают стимулировать неиссякающий поток иммиграции. Например, сегодня в Нью-Йорке проживает больше ирландцев, чем в Дублине. А причиной тому — чудовищный голод в Ирландии в середине прошлого века, когда треть населения страны просто вымерла, а треть устремилась за океан. А в конце шестидесятых годов нашего века население США пополнилось десятками тысяч вьетнамцев, которым на родине, вдруг ставшей краснознаменной, не светило ничего, кроме концлагеря.

ВОПРОС ЖИЗНИ И СМЕРТИ

Трансокеанская миграция психологов (а фактически и самой психологии), по сути дела, объясняется теми же самыми причинами. Сужу хотя бы по последней волне — на примере своего ближайшего окружения, выпуска психфака МГУ 1981 года. Из полутора сотен моих сокурсников семеро нашли приют в США. Их мотивы вполне понятны. Для человека естественно стремиться туда, где курс национальной валюты не зависит от прихоти олигархов, где твоего сына не бросят против его воли под сапоги казарменных авторитетов, а то и под пули, где каждые новые выборы не угрожают сменой общественного строя, где, получив работу, человек вправе рассчитывать на достойный уровень жизни...
Впрочем, для большинства из нас такие стремления перевешиваются патриотическими соображениями или хотя бы просто нежеланием отрываться от родных мест и традиционной культуры. Но бывает, тучи сгущаются настолько, что эмиграция становится вопросом жизни и смерти.
Это и произошло в Европе в 30-е годы. Гремучий коктейль из национализма и социализма обернулся нацизмом. Целые народы оказались перед угрозой физического уничтожения. В особом положении оказался еврейский народ: его полная ликвидация была провозглашена в качестве важнейшего программного тезиса национал-социализма. Сотни тысяч евреев были поставлены перед дилеммой — спасаться бегством или погибнуть. Впрочем, жизнь независимо мыслящего человека любой национальности повисала на волоске. В спешке паковали чемоданы Ганс Айзенк, супруги Бюлер и многие другие психологи, которые не были евреями.
Не станем обсуждать деликатный вопрос, отчего именно евреи составили значительную долю европейских психологов (небезынтересно, что в этом отношении и советская психология — не исключение). Вероятно, у еврейских националистов и антисемитов существуют две полярно противоположные точки зрения по этому поводу. Избегая этих клинических крайностей, можно допустить, что интерес к душевной жизни, к внутреннему миру человека в особой мере присущ менталитету этого народа. Так или иначе, в первой половине ХХ века евреи если не доминировали в европейском психологическом сообществе, то составляли его изрядную часть, а в области психоанализа — пожалуй, 99%. И все эти люди с приходом к власти нацистов оказались буквально выдавлены из Европы угрозой геноцида.

НА НОВОЙ ПОЧВЕ

С корнем вырванный из родной почвы, оказался перенесенным за океан европейский психоанализ. Впрочем, новая почва для него оказалась достаточно удобрена, и он на ней неплохо прижился. Не столь завидно сложилась судьба сугубо европейской гештальт-психологии. На новой почве эта школа увяла, хотя впоследствии и проросла новыми оригинальными побегами. Росткам гуманистической психологии также суждено было прорастать в трудах выходцев из Европы — первого президента Американской ассоциации за гуманистическую психологию Шарлотты Бюлер, а также Карен Хорни и Эриха Фромма, которые хотя и выросли из фрейдизма, но на самом деле значительно его переросли (их идеи бытийных потребностей и самоактуализации фактически были транслированы американскими гуманистами Маслоу и Роджерсом).
Европейская традиция психологической мысли на целое десятилетие оказалась пресечена. Продолжала существовать английская психология, однако существование под бомбами правильнее было бы назвать выживанием. Не успевшие эмигрировать европейские психологи либо попали в нацистскую мясорубку, либо затаились. Лишь в крохотном швейцарском оазисе благоденствовали Пиаже и Юнг, да и то последний изрядно подпортил свою репутацию фактически пронацистской позицией.

НЕ СТАТЬ ПУСТОЦВЕТОМ

Советская психология оказалась в особом положении. Господствующая государственная идеология резко ограничила сферу психологической мысли, к тому же навязав ей лишь ограниченный набор тем для импровизации. Подобно тому как в средние века философия выступала служанкой богословия, советская психология была поставлена в положение служанки научного коммунизма.
Самоотверженные усилия талантливых отечественных психологов порою давали неплохие всходы, но все попытки вырастить фруктовый сад в цветочном горшке были обречены на крайне скромные результаты. Поэтому сегодня возможности опоры на отечественный опыт оказываются для российских психологов весьма ограниченны, а любые попытки заимствования чужого опыта чреваты неизбежными в таких случаях издержками.
Тираны ХХ века идеологическим прессингом, репрессиями и террором задушили европейскую психологию, вытеснили ее лучших представителей за океан или загнали в тесные кельи. Америка, для которой трагедия Европы фактически послужила толчком к экономическому росту, превратилась в средоточие материальных и интеллектуальных ресурсов. По сей день не иссякает поток эмигрантов, надеющихся найти себя в Америке. Не будем осуждать тех, кто мечтает к ним присоединиться: свободный человек вправе выбирать, где ему себя реализовать. Остается лишь посетовать на недостаток патриотических чувств. Ведь в наши, пускай и не очень сытые времена и в наших краях от голода все-таки никто не умирает, а угрюмые штурмовики у порога, к счастью, остаются лишь пропагандистской страшилкой.
Хотелось бы, чтобы и у нас жилось получше. Вот только кто, кроме нас, об этом позаботится? Сегодня психология в нашей стране переживает настоящий расцвет. Однако он рискует обернуться пустоцветом, если мы забудем о своих корнях и о вековой традиции европейской психологической мысли. Самые плодоносные побеги оказались в ХХ веке пересажены за океан, но корни остались в родной почве. Мы, наверное, никогда не станем Америкой. И это замечательно!

Сергей СТЕПАНОВ