ТОЧКА ЗРЕНИЯ

ТРИ СУДЬБЫ

С детства нас учили, что каждый человек — кузнец собственного счастья. Странным образом это сочеталось с всеобщей верой в то, что «на роду написано». С одной стороны, «человек — хозяин жизни», с другой — «от судьбы не уйдешь».
Любые крайности односторонни. Сегодня смешно читать о том, что психологи на полном серьезе выясняли, биологическое существо человек или социальное! А ведь никаких сомнений, что ни Маугли в волчьей норе, ни щенок в роли любимца всей семьи людьми не вырастут: одному социального не хватит, другому — биологического. И чего спорить?
Считать себя хозяином собственной жизни столь же самонадеянно, сколь унизительно отдавать все бразды правления в руки слепой судьбе. Истина, как всегда, где-то посередине, там, где, кроме природы-породы и социума-обстоятельств, есть еще и что-то неуловимое, пожалуй, даже сверхъестественное, — то, что называется личностью, что воспринимается как «Я», что горит в душе неугасимым огнем.
Именно это Я и творит свою жизнь, то упрямо сталкиваясь с судьбой, то спокойно сотрудничая с ней, то гордо не оглядываясь на обстоятельства, то смиренно следуя им.

Ибо мы как срубленные деревья зимой.
Кажется, что они просто скатились на снег, слегка толкнуть —
и можно сдвинуть их с места. Нет, сдвинуть их нельзя —
они крепко примерзли к земле. Но, поди ж ты, и это только кажется.

Франц Кафка. Деревья

Железнодорожная держава,
Царство встреч, но и глухих разлук!

Илья Сельвинский.
Алиса. Этюд 12

Нормальный пассажир никогда не рассматривает себя в качестве пассажира.
Поэтому, если ты это знаешь, ты уже не пассажир.
Им никогда не придет в голову, что с этого поезда можно сойти.
Для них ничего, кроме поезда, просто нет.

Виктор Пелевин. Желтая стрела

Вы когда-нибудь видели сортировочную горку на железной дороге? Если видели, то попробуйте вспомнить, а если нет, то постарайтесь представить себе такую картину.
Тепловоз толкает перед собой на горку длиннющий состав. Там, на самом верху, специальный мужик по команде диспетчера отцепляет от состава несколько вагонов, и дальше они сами катятся вниз по многократно разветвляющейся колее. Диспетчер, переключая стрелки, направляет эти вагоны на нужный путь, где они с грохотом сцепляются с предыдущими. К этому времени мужик уже отцепляет следующие вагоны, они летят на соседний путь, и так далее, и так далее.
Зрелище, я вам скажу, впечатляющее, особенно вечером. Станция освещена скудно, в отдельных лучах прожектора промелькивают тени цистерн и платформ, хрипит динамик громкоговорителя, вагоны лязгают на стрелках, громко шипит пневматический тормоз, и ритмично вздрагивает земля под ногами, когда очередные пары сотен тонн проката врезаются в ожидающий их состав.
А мужик в грязном оранжевом жилете, надетом прямо на телогрейку, все ворочает длинной железной кочергой, и кажется, никогда не кончится неторопливо ползущий мимо него товарняк, чьи вагоны покорно ждут, куда их направит равнодушная рука стрелочника, привычно наблюдающего за ними сверху, из теплой прокуренной диспетчерской...

Вот так и мы катим по жизни — каждый в своем вагоне с самого рождения, наши родные — по соседству через тамбур. Жизнь идет, поезд мчится, одни вагоны отцепляют, другие прицепляют, кто-то сходит с рельсов, кто-то прибывает на конечную, а кто-то так годами и стучит на стыках рядом с нами.
Мы сходимся ближе со спутниками жизни, появляется совместная работа, завязывается дружба, расцветает любовь. А сцепка-то обманчиво железная, кажется — прочнее некуда, и начинает нам мерещиться дорога к счастливому будущему вместе. Понятно, что не прямая и не легкая, но точно туда.
Но вдруг... как тряхнет на горке, да понесет по развилкам! Только и страху, что расцепит нас судьба-диспетчер, разведет по соседним путям и в разные тупики загонит. Как мотает на этих стрелках! И лязг, и грохот, и темно, и страшно, и непонятно, куда занесет.
Нет, лучше давайте соскочим, пока не поздно, да в автомобиль пересядем. Кто-то будет рулить, кто-то рядом штурманом, кто-то сзади на сиденье, захотим — поменяемся. Надоест в автомобиле — остановимся и выйдем, устанем двигаться — передохнем. Ни мужик в телогрейке, ни стрелочник, ни диспетчер нам будут не указ, куда на развилках поворачивать, — будем сами выбирать. И свобода, и вместе, а?

Вы смотрите на шоссе, и оно бежит навстречу,
рямое на много миль, бежит, с черной линией посередине,
блестящей и черной, как вар на белом бетонном полотне,
ежит и бежит навстречу под гудение шин, а над бетоном струится марево,
так что лишь черная полоса видна впереди.

Роберт Пенн Уоррен.
Вся королевская рать

...они боролись за то, чтобы быстрее промчаться по мокрым спиралям шоссе,
имо орущей толпы, за то, чтобы быть впереди на несколько сот метров и
оказаться первыми в каком-либо пункте, который через секунду надо покинуть.

Эрих Мария Ремарк. Жизнь взаймы

Автомобильное путешествие пьянит свободой полета. Есть даже такой термин — «водительский транс». Каждый, кому приходилось перемещаться на дальние расстояния по приличной дороге и в исправном автомобиле, испытывал это почти наркотическое ощущение. Поверьте, затягивает.

Твоя машина неотделима от тебя. Давно прошли те времена, когда ты, как истинный «чайник», пытался ею управлять, а она в отместку дергалась, глохла и жгла сцепление. Теперь вы срослись с ней в одно целое и живой железной птицей вместе мчитесь по дороге. Она повинуется тебе, как твои руки и ноги, ты чувствуешь шершавый асфальт собственной кожей на подошвах ее шин, выхватываешь из темноты придорожный лесок двумя лучами своих глаз дальнего света, волосы, кажется, треплются от свиста ветра на лобовом стекле, и мерно рокочет двигатель в такт ровному биению сердца. Паришь над шоссе, незаметными движениями руля подправляя свой полет...

Вот так мы и летим по жизни — каждый за рулем собственного автомобиля и по своей дороге. Сами себе хозяева, захотим — повернем, захотим — остановимся.
То затормозим на обочине и станем снисходительно наблюдать за проносящимися мимо, которых только что обогнали: мол, куда торопиться-то, успеется, не сегодня — так завтра, а мы пока газетку расстелим, бутербродиков из пакета достанем да пивка, пока холодное. Хорошо-то как, а они, дураки, надрываются, несутся куда-то, только бензин и свечи жгут понапрасну.
А то наоборот: как же так, жизнь вон мимо проносится, а мы все на обочине засиделись, чужую пыль глотаем, пора догонять. Стиснем зубы — и вперед, в левом ряду, выжимая газ до отказа, нетерпеливо сигналя впереди идущим: мол, давай, давай, поторапливайся или отвали в сторону, дай проехать.
Судьба лишь прокладывает нам дороги да определяет, какие асфальтом покрыть, какие гравием посыпать, а какие оставить раскисать под дождем.
Так, что ли? Пожалуй, что нет. Уж больно гордыней отдает эта автомобильная аналогия. Только тот, кому жизнь не подбрасывала ни внезапных шансов, ни удручающих неудач, может решить, что все в его власти: куда руль повернешь, туда и приедешь. Бывает, так в сторону сносит, что чувствуешь себя не в машине, а на лодке.

...мы рады бы на якорь стать лениво,
Но настигает жизнь нас в гавани любой,
Вздымает на волнах, свергает вниз глумливо.
Никто, веди себя он кротко иль строптиво,
Не сладит с морем и судьбой

Альфред де Виньи. Гавань

Кто рули и весла бросит,
Тех нелегкая заносит.
Так уж водится.

Владимир Высоцкий. Две судьбы

Если уж подбирать метафору для взаимоотношений человека и судьбы, то лучше моря и лодки не найти. Не случайно у поэтов «утлый челн» стал шаблонным символом человеческой жизни. Никто уже не знает, что такое «утлый», да и слово «челн» практически исчезло из современного языка, но избитое словосочетание по-прежнему понятно без разъяснений.
Рано утром, на заре жизни отправляемся мы в путешествие. Легкий попутный ветерок, скрипят уключины, равномерно плещут весла, лодка плавно покачивается при каждом гребке, солнце выглядывает из-за пушистых облаков и, блеснув на водной ряби, снова прячется. Идиллия...
Пока мы малы, весла в руках у родителей, но постепенно и нам все чаще дают погрести, а потом и порулить, и вот наконец мы уже в собственной лодке. Горизонты открыты, дали необъятны, молодым везде у нас дорога, греби куда хочешь.

Вот так мы и плывем по жизни — каждый со своим веслом в руке. Кто-то, стиснув зубы, упорно старается превозмочь встречный ветер, кто-то попал в струю и теперь блаженствует, лишь слегка придерживая руль, а кто-то давно перестал напрягаться и лежит, покуривая, на корме лодки, которую уже затянуло в стоячую заводь у болотистого берега.
В море только отъявленные гордецы возомнят себя хозяевами жизни. Ветер и течение переменчивы, как сама судьба. Расслабился? Вот уже гремит и сверкает, струя тащит в сторону, а налетевшая буря шквальными порывами бросает соленую воду прямо в лицо.
Кто посильнее, тот закатает рукава, а капюшон штормовки, наоборот, натянет поглубже и будет упираться веслами изо всех сил, лишь бы не сбиться с курса.
А привыкший плыть по воле волн вспомнит любимую поговорку «плетью обуха не перешибешь», бросит весла... и разобьет свое судно о скалы. Выберется на берег, обсохнет на ветру и усядется где-нибудь повыше, чтобы следить за счастливчиком на горизонте. Тот во время бури сбил веслами руки до кровавых мозолей, чтобы превозмочь стихию, а теперь наслаждается ласковым солнцем и попутным бризом, доносящим завистливый вздох с берега: «Повезло...»
«Везет тому, кто везет», — ответит он сам себе и поудобнее перехватит руль забинтованными ладонями.

Марк САРТАН
Фото автора

P.S. Впрочем, ведь все теории стоят одна другой.
сть среди них и такая, согласно которой каждому будет дано по его вере.

Михаил Булгаков. Мастер и Маргарита