ВМЕСТЕ С УЧИТЕЛЕМХИМИЧЕСКИЙ БИХЕВИОРИЗМХимия — самый легкий школьный предмет. Что, вздрогнули? Для подавляющего большинства это утверждение звучит абсолютным парадоксом, если не полной ересью. Из школьных предметов мало какой может сравниться с химией по степени неприятия. Между тем я берусь привести аргументы в пользу вышеприведенного смелого заявления. Во-первых, школьная химия (прежде всего — неорганическая) строится на единой строгой логике обмена электронами между атомами, определяющего любую химическую реакцию. Все свойства элементов и веществ, все особенности протекания реакций, все виды взаимодействия могут быть легко поняты, если понять особенности обмена электронами. Такой стройной логики нет даже в геометрии, поскольку в ее основании лежат целых пять аксиом Эвклида. Во-вторых, только на химии узаконены шпаргалки. Они даже изготовлены за казенный счет и развешаны по стенам абсолютно всех кабинетов, в том числе и в вашей школе. Загляните туда, и вы увидите периодическую систему Менделеева, таблицу растворимости солей и ряд напряжений металлов. Почему-то никому не приходит в голову заставлять заучивать их наизусть, как, например, формулу корней квадратного уравнения или косинуса двойного аргумента. Этими шпаргалками разрешено пользоваться даже на экзамене. В-третьих, косинуса мы никогда не встречали, а химия окружает нас в повседневной жизни. Мы дышим, питаемся, стираем, готовим, моем посуду, клеим обои, меняем перегоревшую лампочку, перекапываем грядки, поливаем цветы, а в голове проплывают химические формулы и уравнения соответствующих химических реакций. Что? У вас не проплывают? М-да... Жаль. А у меня проплывают. Но не потому, что я такой умный, Боже упаси! А потому, что такой умной была моя школьная учительница химии. Звали ее Нина Тимофеевна, но, как и во всех школах, мы называли ее просто «химичка». Надо сказать честно, мы не очень-то ее любили. Принципы гуманистической психологии были ей глубоко чуждыми, она легко оскорбляла, наказывала за малейшую провинность и требовала беспрекословного подчинения. Одного моего приятеля она как-то раз выгнала из класса за разговоры во время объяснения нового материала (он не расслышал и переспросил у соседа по парте). Но замечания в дневник и разборки у классного руководителя ей показалось недостаточно, и приятель на следующем уроке был вызван к доске отвечать тот самый новый материал, объяснение которого он пропустил. Надо ли говорить, что он получил двойку? Причем не за то, что не ответил, а за то, что ответил по учебнику. Но химию Нина Тимофеевна знала и объяснять умела блестяще. Практически к каждому уроку она готовила демонстрационные опыты, как правило, — на наших партах, лишь изредка только у себя на столе. Она умела излагать новый материал не в виде монотонной лекции, а в форме диалога, заставляя думать весь класс и вовлекая в обсуждение самых неспособных. Единая логика пронизывала все ее объяснения, отчего они укладывались в стройную картину. Она научила пользоваться теми самыми подсказками, о которых я уже говорил. Поэтому таблица Менделеева, например, не осталась для нас пустым звуком, а стала мощным инструментом для решения задач и основой для понимания свойств целых групп химических элементов. И самое удивительное, что она научила нас решать задачи, а это едва ли не самое трудное. Причем добилась она этого не столько хорошими объяснениями — для задач этого мало, нужен навык, — а созданием сильной мотивации, хоть наверняка и не знала этого слова. Метод был такой. Ученик вызывался к доске решать задачу. В это же время задачу должен был решать весь класс. Пока ничего нового, не правда ли? Так делают на любом уроке, только вот класс зачастую сачкует. Чего решать, если за это не ставят оценок? А наша химичка ставила, причем только хорошие! Если ты считал, что решил задачу, то мог подойти к ней и показать решение. Если оно было неправильным, то — ничего! Никаких двоек, садись на место и все. Если же решение было верным, то тебе предлагалась четверка. Те, кого она устраивала, получали свое и садились на место. Те, кто жаждал большего, оставались около учительского стола в ожидании дополнительных вопросов. Когда вызванный ученик заканчивал работу у доски, прием с мест прекращался. После разбора решения начиналась раздача дополнительных вопросов. Как правило, они были непростыми, но вполне посильными. Ответившие получали желанную пятерку, а несправившиеся возвращались на свою парту без потерь. Метод действовал безотказно. Ни в каком случае ты не мог получить оценку ниже той, что тебя устраивала. Троечники могли попытаться исправить свое незавидное положение, хорошисты — догнать отличников, а отличники — закрепить свое лидерство. Можно было одними оценками за решение задач обеспечить себе пристойный результат и в четверти и в году. Вот вам и позитивное подкрепление, прямо-таки бихевиоризм в действии. Да, моя учительница не знала психологии. Но ведь и господин Журден тоже не знал, что он разговаривает прозой! Марк САРТАН |