Интересно,
что любое десятилетие истории человечества
имеет свое лицо. Для каждого из нас оно
представляется каким-то особенным, непохожим на
другие. Произнесите вслух: двадцатые, сороковые,
шестидесятые, семидесятые — и вы согласитесь,
что каждое из этих слов не только звучит
по-разному, но и имеет особенный привкус, чуть ли
не окрашено в свой цвет.
Что-то — уже давняя история, поэтому, скажем,
полыхающие двадцатые мы представляем только по
книгам и фильмам. Зато более близкие девяностые,
перевернувшие страну и нашу жизнь, прожиты и
пережиты так, что, кажется, пора садиться и писать
учебник по истории.
Были десятилетия, которые не укладывались в свои
хронологические рамки.
Одни обгоняли календарь, как хрущевские и
послехрущевские шестидесятые, начавшиеся и
кончившиеся раньше положенного.
Другим было тесно в своих границах, и они
разбухали, разрастались, переваливали за
отведенные им сроки, как затянувшиеся
брежневские семидесятые, прихватившие по паре
лет у соседей по календарю.
Третьи сжимались во времени, как укороченные
пятидесятые, завершившиеся вместе с ХХ съездом.
Они были разные. Не было только безликих. В этом
смысле десятилетия похожи на людей: каждое со
своим характером, своей судьбой и своим именем.
А теперь? Как нам назвать тот десяток, начало
которого мы едва не проглядели на фоне
привычного нового года, волнующего нового века и
уникального нового тысячелетия? «Нулевые» годы?
Нет, как-то не хочется, хоть языковые традиции
тому и способствуют...
Нуль. Ничто. Пустота. Безвременье. А ведь еще
незабвенный капитан Врунгель говаривал: «Как вы
яхту назовете, так она и поплывет!» Неужели
ближайшие десять лет пройдут под знаком нуля?
Надо что-то придумать.
Сто лет назад эту проблему решили просто. Те
«нулевые» годы стали именовать тысяча
девятисотыми. Не правда ли, волшебная перемена?
Вместо пустоты нуля —весомость тысяч и сотен.
Вместо безвременья — старт нового века. Вместо
ничто — нечто.
В XXI веке мы, пожалуй, поступим точно так же.
Назовем наступившие годы двухтысячными, а
никакими не «нулевыми».
Чувствуете значительность? Неудивительно.
Велика все-таки власть имени. Нуль сразу стал не
знаком пустоты, а символом начала, будущего
роста, поворотом, за которым появилась
перспектива.
Так «нулевые» годы превратились в стартовые.
Осталось только сделать их такими в реальности. И
мы постараемся приложить руки, голову и сердце,
чтобы из этих нулей выросло что-то достойное.
А лет через тридцать будем внукам и правнукам
байки рассказывать. Были, мол, такие годы —
двухтысячные. Вот тогда-то все и началось на
самом деле.