ИСТОРИЯ ВОПРОСА

СТАНОВЛЕНИЕ ЧЕЛОВЕКА:
ИСТОЧНИКИ, ЦЕЛИ, СРЕДСТВА

Проблема воспитания стара как мир, ибо люди во все времена воспитывали своих детей, а задумываться о сути этого процесса, его целях и средствах стали, вероятно, задолго до становления наук. Свою лепту в эти рассуждения внесли философы, теологи, литераторы и моралисты всех времен. Ведь все они так или иначе размышляли о сущности человека, о смысле его существования, или, иными словами, о тех идеалах, к которым должно быть устремлено развитие личности, и соответственно о тех средствах, которые должны способствовать развитию в этом направлении. Изречения о целях, задачах и приемах воспитания можно отыскать в наследии любого мыслителя, от Конфуция до Сартра.

ДВА ОТВЕТА

К тому времени, когда психология оформилась в качестве самостоятельной отрасли научного знания, в философии и педагогике уже сформировались основные подходы к проблеме воспитания. Правда, и в ту пору, в конце девятнадцатого века, и до наших дней, до начала двадцать первого, эта проблема была и остается остро дискуссионной. Достаточно сказать, что само понятие «воспитание» по сей день не получило однозначного определения.
Когда в конце восьмидесятых редколлегия «Российской педагогической академии» принялась обсуждать статью «Воспитание» (кстати, это был один из нескольких предлагавшихся вариантов, существенно отличавшихся друг от друга), титулованные ученые мужи несколько часов не могли прийти к согласию даже по поводу дефиниции. Сказалось отсутствие однозначного ответа на вопрос, поставленный давным-давно, — о роли воспитания в становлении личности.
Ответов фактически предлагается всего два. Беда в том, что они диаметрально противоположны и несовместимы. Сторонники каждого подхода аргументированно (и порой довольно убедительно) настаивают на его преимуществах. Увы, ни одна сторона по сей день не представила таких доказательств, которые были бы безупречны с научной точки зрения, соответственно утвердили бы один подход и полностью дискредитировали противоположный.
Эти позиции, уходящие корнями в глубокую древность, получили достаточно полное оформление в Новое время — в теориях Джона Локка (1632–1704) и Жан-Жака Руссо (1712–1778).

TABULA RASA

Локк в своих педагогических рассуждениях уподобил новорожденного tabula rasa (чистой доске), на которой воспитателям надлежит начертать соответствующее содержание. При этом он не отрицал врожденной предрасположенности конкретного человека к тому или иному кругу способностей (что нередко упускают из вида поверхностные толкователи Локка).
Вместе с тем он был убежден, что от рождения большинство людей одинаково стремятся к счастью и питают отвращение к несчастью, одинаково наделены разумом и способностями, а последующие различия между ними определяются по преимуществу различием жизненных условий и воспитания. Последователи Локка отрицают, что врожденные факторы могут внести сколько-нибудь существенный вклад в интеллектуальное и нравственное развитие. Решающая роль отводится воспитанию, которое выступает источником всех качеств зрелой личности.
Для своего времени это была весьма прогрессивная теория, позволявшая усомниться в справедливости сословных различий. Сам Локк, однако, не шел в своих рассуждениях так далеко. Напротив, отдельные его высказывания явно противоречат эгалитаристской идеологии. Например, в своем трактате «О воспитании джентльмена» он недвусмысленно пишет: «Джентльмен вправе добиваться своих целей любыми средствами, но только не за счет другого джентльмена». А каково, скажите, тем, кого судьба обделила благородным происхождением? Хоть ты и наделен врожденным разумом и стремлением к счастью, джентльмен с тобой церемониться не будет! Не правда ли, очень похоже на декларативный эгалитаризм наших дней?

Для бихевиористов воспитательное воздействие сводится к двум приемам:
поощрению желательного поведения и наказанию за нежелательное

ИДЕАЛЬНЫЙ ВОСПИТАННИК

В противоположность взглядам Локка, французский философ Руссо (которого также относят и к великим педагогам) в своем знаменитом произведении «Эмиль, или О воспитании» отстаивал представление о первичности «естественной природы» ребенка, которая практически не требует руководства. Роль воспитания Руссо полностью не отрицал, однако настаивал на его «природосообразности», то есть необходимости следовать естественному ходу развития внутренней природы самого ребенка.
Небезынтересно, что в личном опыте самого Руссо его теория оказалась заострена до абсурдной крайности: о воспитании нескольких своих внебрачных детей он не проявил ни малейшей заботы, все они были отданы в приют.
Важно отметить, что обе названные теории были сформулированы в ходе философских рассуждений, оставались чисто умозрительными и не были подкреплены никакими научными изысканиями.
Психологические теории, не замедлившие появиться после институционализации психологии в качестве самостоятельной науки, отличались, казалось бы, большим разнообразием. Однако при внимательном рассмотрении оказывается, что фактически любая из них либо явно тяготеет к одному из названных подходов, либо представляет собой более или менее (но никогда не всецело) успешную попытку их примирения.

БЫЛ БЫ СТИМУЛ

Одна из самых ранних собственно психологических концепций воспитания (назвать ее теорией было бы некоторым преувеличением) была выдвинута У. Джеймсом в 80-х годах ХIХ века и представлена им американским педагогам в цикле лекций, опубликованных впоследствии под названием «Беседы с учителями о психологии».
Джеймс писал: «Оно [воспитание] сводится в конечном счете к организации в человеке таких средств и сил для действия, которые дадут ему возможность приспособляться к окружающей социальной и физической среде». И далее: «Словом, воспитание лучше всего может быть определено как организация приобретенных привычек поведения и наклонностей для действия» (курсив автора). В практическом плане Джеймс предлагал конкретные рекомендации по формированию полезных привычек, которые как результат воспитания и призваны составить достоинства зрелой личности.
Неудивительно, что многие исследователи относят Джеймса к предтечам поведенческой психологии (хотя сам он активно оперировал понятием сознания, от которого поведенческая психология категорически отреклась). Идея формирования целесообразных форм поведения высказана им задолго до появления бихевиористского манифеста Дж. Уотсона. Но именно у Уотсона получил свое крайнее выражение подход к воспитанию как к формированию «правильных» реакций.
«Психологический уход за ребенком» Уотсона стал одним из первых психолого-педагогических бестселлеров ХХ века. В этой работе и многочисленных публичных выступлениях основатель бихевиоризма отвергал какие бы то ни было природные предпосылки становления личности, перенеся центр тяжести вовне — на приемы поощрения одних реакций и подавления других, к чему, собственно говоря, и сводился весь процесс воспитания. Крылатым стало его высказывание: «Дайте мне дюжину здоровых младенцев, и, создав им соответствующие условия, я выращу из них кого угодно...»
Причем это уже не были умозрительные рассуждения, соответствующая воспитательная стратегия была апробирована Уотсоном на реальных детях, более того — на своих собственных. Объективности ради к этому следовало бы добавить, что его вторая жена, мать этих «испытуемых», решилась выступить с собственной печатной работой, которую назвала «Я — мать сыновей бихевиориста». В самом названии сквозит некоторая отстраненность от педагогического подхода ученого мужа и отца.
Миссис Уотсон (как, наверное, любая нормальная женщина) не могла одобрить практику воспитания посредством дрессировки. А каковы же оказались плоды такого механистического подхода? Что касается сыновей Джона Уотсона, то их судьба незавидна. Один уже в зрелые годы покончил с собой (слишком ломкой оказалась личность, вылепленная по отцовским формулам), другой продолжительное время лечился у психоаналитиков, чьи усилия, как известно, направлены на исцеление полученных в детстве душевных травм.

БЫЛА БЫ ЦЕЛЬ

Тем не менее поведенческая воспитательная доктрина долгие годы господствовала в американской педагогике. Впрочем, не только в американской. Игнорирование внутренней детерминации становления личности оказалось чрезвычайно созвучно эгалитаристской педагогике, возобладавшей в ХХ веке на экспериментальной шестой части земной суши.
Причем в начале века даже заимствовать американский опыт не понадобилось — было достаточно своих бихевиористов (разумеется, звать их предпочитали иначе). Тезис Уотсона «...выращу кого угодно» здесь исполнялся на мотив «Кто был ничем, тот станет всем» (очень уж хотелось верить, что такое возможно).
В отечественной педагогике утвердилось понимание воспитания, сформулированное Всесоюзным старостой: «Воспитание есть определенное, целеустремленное и систематическое воздействие на психологию воспитуемого, чтобы привить ему качества, желательные воспитателю». Cоответственно, эталоном для советской педагогики стала система А.С. Макаренко, абсолютизирующая внешнее воспитательное воздействие.
На примере работы исправительного учреждения для малолетних преступников (в дальнейшем деликатно именовавшихся беспризорниками) корифею советской педагогики удалось продемонстрировать высокую эффективность специально организованных усилий по перековке испорченного материала в добротное изделие. Главенствующей в этой концепции выступала идея о воспитывающей роли коллектива. Но так или иначе приоритет отдавался внешнему воздействию, целенаправленному и формирующему, а по сути своей авторитарному. Наверное, поэтому, в связи с резкой сменой общественных настроений в конце 80-х теория Макаренко, содержащая немало конструктивных моментов, в одночасье вышла из моды.
То же можно сказать и об основных положениях советской психологии, разрабатывавшихся на протяжении десятилетий, а сегодня многими поспешно признанных устаревшими. Одним из центральных принципов советской психологической науки являлся принцип единства сознания и деятельности и соответственно идея формирования сознания в деятельности.
Опираясь на классическую формулу «бытие определяет сознание», отечественные психологи советской поры направляли свои усилия на обоснование и конкретизацию этого тезиса. Тут сугубо поведенческий (или, если угодно, бихевиористский) подход выступал лишь одним из вариантов. Фактически же все научные и практические изыскания были посвящены вскрытию механизмов интериоризации, то есть преобразования внешних стимулов во внутренние представления и побуждения.

КОНВЕРГЕНЦИЯ

Для западной психологии, не столь жестко скованной рамками определенной идеологической доктрины, ограниченность поведенческого подхода стала явной довольно давно. В качестве попытки ее преодолеть была выдвинута так называемая теория конвергенции двух факторов.
Основоположником ее считается В. Штерн, хотя сходные идеи провозглашались целым рядом ученых. Все они утверждали, что становление человека нельзя сводить к простому восприятию внешних воздействий. В то же время, с позиций этой теории, неоправданно выводить качества личности из врожденных свойств. Психическое развитие — результат конвергенции (слияния) внутренних задатков с внешними условиями жизни. Штерн писал, что ни об одном свойстве, ни об одной функции нельзя спрашивать: происходит ли она извне или изнутри? Закономерен лишь вопрос: что именно происходит в ней извне и что изнутри? Потому что в ее проявлении действуют всегда и то и другое, только всякий раз в разных соотношениях.
Реальной альтернативой противоборствующим подходам теория конвергенции, однако, не стала. За проблемой соотношения двух факторов, которые влияют на процесс становления личности ребенка, чаще всего скрывалось предпочтение наследственной предопределенности развития. Даже в тех случаях, когда исследователи подчеркивают примат среды над наследственными факторами, им не удается преодолеть биологизаторский подход к развитию, поскольку этот процесс трактуется как приспособление и адаптация к условиям жизни.

ПСИХОАНАЛИЗ И ВОСПИТАНИЕ

Эта картина с непритязательным названием
«Семья» португальской художницы Паулы Рего
отражает психоаналитическое понимание семейных отношений

В ряду так называемых биологизаторских доктрин обычно упоминается и психоаналитическая концепция воспитания. Нередко она рассматривается как фаталистская, что, казалось бы, естественно вытекает из фрейдистских представлений о формировании личности. Однако трактовать ее столь однозначно было бы несправедливо. Более того, в психоаналитической концепции воспитания явно прослеживается гуманистический аспект, а влияние внутренних и внешних факторов не столько противопоставляется, сколько комбинируется.
Еще в 20-е годы ХХ века психоаналитики выдвинули принцип самопознания воспитателей, что необходимо для оказания благоприятного влияния на детей. Некоторые из них (например, О. Ранк, Г. Закс) считали, что психоанализ должен сыграть важную роль не только в сфере индивидуальной профилактики, но и в области общей педагогики в качестве «позитивной воспитательной системы».
Для Г. Грина, поставившего вопрос о необходимости использования психоанализа в школе, главная цель воспитания заключается в том, чтобы выявить природу глубинных бессознательных мотивов поведения ребенка, вскрыть его эгоистические побуждения и направить их в русло альтруистического самовыражения, то есть осуществить сублимацию влечений путем переноса интереса ребенка на другие объекты без изменения побудительного мотива. В этом случае одна из важных задач воспитания состоит в отвлечении ребенка от фантазий, в которых преобладает принцип эгоистического удовольствия, и подключении его к социокультурным ценностям и нормам жизни.
Небезынтересно, что идея сублимации была с энтузиазмом подхвачена российскими психоаналитиками, в частности А.Б. Залкиндом. Хотя расцвет психоанализа в России длился недолго и сам Залкинд был вынужден отречься от своих «заблуждений», вся теория и практика полового воспитания в советской педагогике фактически основывалась на принципе переключения «деструктивной» энергии в русло общественно-полезной деятельности или, по крайней мере, физической активности. Сегодня разделы советских учебников педагогики, касающиеся полового воспитания, невозможно читать без улыбки: помимо патетического морализаторства, речь в них в основном идет о спортивных состязаниях и сборе металлолома.
Однако, иронии заслуживают лишь волюнтаристские крайности этого подхода, которые, например, Анна Фрейд считала карикатурой на психоанализ. На самом деле психоаналитический подход (по крайней мере, в принципе) содержит ряд позитивных моментов. Так, по мнению М. Кляйн, воспитание, основывающееся на психоаналитическом знании, способствует снятию психических перегрузок, возникающих в детском организме в результате навязывания родителями своего авторитета. Отстаивая мысль о необходимости введения психоанализа в число воспитательных мер, Кляйн считала, что именно рациональный анализ, проводимый начиная с трехлетнего возраста, обеспечивает предупреждение больших душевных потрясений и устранение задержек в психическом развитии ребенка.
Среди требований, предъявляемых к воспитанию в рамках психоаналитического подхода, особо выделяются следующие: как можно меньше мешать ребенку в его психосексуальном развитии и не вести борьбу против всего естественного; не препятствовать проявлению любопытства к сексуальной сфере. Подчеркивается необходимость уделять ребенку достаточное (но не избыточное) внимание, исходить в воспитании из индивидуальных особенностей психики и конституции ребенка, устанавливать доверительные и откровенные эмоциональные отношения между воспитателем и ребенком.

НА ОСНОВЕ ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ

При ближайшем рассмотрении поражает, насколько положения психоанализа созвучны иному направлению в психологии и педагогике, формально противостоящему психоаналитической доктрине, а именно гуманистической психологии и основанной на ее принципах концепции гуманистического воспитания. Теоретики этого подхода приложили немало усилий к переоценке фрейдистского взгляда на человеческую природу. Однако предлагаемые ими воспитательные приемы по сути не входят в противоречие с теми, что предлагаются психоаналитиками.
Гуманистическая педагогика как своеобразное направление психолого-педагогической науки и практики возникла в конце 50-х — начале 60-х годов ХХ века в США. Фактически она выступила педагогическим воплощением идей гуманистической психологии. В центре ее внимания — уникальная целостная личность, которая стремится к максимальной реализации своих возможностей (самоактуализации), открыта для восприятия нового опыта, способна на осознанный и ответственный выбор в разнообразных жизненных ситуациях. Именно достижение личностью такого качества провозглашается гуманистической педагогикой главной целью воспитания в отличие от формализованной передачи воспитаннику знаний и социальных норм в традиционной педагогике.
Сторонники этого подхода видят свою задачу в том, чтобы способствовать становлению и совершенствованию личности. По их мнению, педагогическое воздействие должно уступить место взаимодействию (в терминах отечественной деятельностной традиции, субъект-объектный процесс заменяется субъект-субъектным). При этом приемы педагогического взаимодействия аналогичны тем, которые практикуются в гуманистической психотерапии.
От воспитателя гуманистическая педагогика требует принимать ребенка таким, каков он есть, стараться поставить себя на его место, проникнуться его ощущениями и переживаниями, проявлять искренность и открытость. В такой атмосфере становится возможным привлечение любых форм учебно-воспитательной работы — от спонтанных и гибких до формализованных (если последние соответствуют потребностям и выбору детей).

ЛЮБОВЬ И ОТВЕТСТВЕННОСТЬ

Современная гуманистическая психология цель воспитания ребенка
видит прежде всего в способствовании его развитию

Во всем мире данный подход в первую очередь ассоциируется с теорией американского педиатра Б. Спока, сформулированной практически независимо от гуманистической психологии, но удивительно созвучно с ее основными построениями.
В супербестселлере «Ребенок и уход за ним» Спок изложил свои представления о развитии здоровой и счастливой личности, о природе взаимоотношений родителей и детей. Его главная идея — признание своеобразия и уникальности личности ребенка. Спок советовал родителям избегать крайностей в воспитании, проявлять чуткость, учитывать желания и волю ребенка. При этом (что нередко упускают из виду) он подчеркивал роль в воспитании родительского авторитета, который, по его мнению, не имеет ничего общего с авторитарностью и диктатом.
Важнейшим методом воспитания Спок назвал «метод терпения»: твердость родителей выражается не в умении настоять на своих требованиях сию минуту и любой ценой, а в том, чтобы, избегая ожесточения, допустить проявление ребенком независимости, но вернуться к своим требованиям в удобный момент. Родителям Спок советовал добиваться таких отношений с детьми, когда отпадает необходимость в наказании.
Однако некоторые родители восприняли гуманистические идеи Спока (как это нередко бывает с любыми гуманистическими идеями) как проповедь попустительства и вседозволенности. Безволие и безответственность своих подрастающих детей они склонны были объяснять теоретическими ошибками Спока. Оправдалось его предостережение о том, что бездумное следование даже самой здоровой педагогической концепции может принести больше вреда, чем пользы.
В связи с этим Спок специально переработал свою книгу для новых изданий, особо подчеркнув роль родительского авторитета, значение дисциплины для воспитания. Некоторое заострение этих аспектов отразило эволюцию идей Спока, но по сути не противоречило его первоначальной концепции и явилось ее логическим развитием. Основу дисциплины Спок, как и прежде, усматривал во взаимной привязанности и любви родителей и детей. Наверное, в этом и состоит подлинный гуманизм — в сочетании любви и ответственности.
Такой подход в целом характерен для современного воспитания. Очевидная несостоятельность доведенных до абсурда крайностей заставляет искать новые пути, позволяющие избежать прошлых ошибок.
Хочется надеяться, что человеком будущего не станет ни натренированный биоробот, ни безответственный шалопай, хотя в силу живучести устоявшихся концепций и те и другие еще будут появляться в изобилии. Парадокс состоит в том, что мыслители прошлого не были фантазерами, каждый из них высказал немало здравых идей, хотя и противоречивых. Сегодня в нашем резерве богатейший опыт гениальных прозрений и опасных заблуждений. От того, чем мы воспользуемся, без преувеличения, зависит судьба подрастающих поколений.

Сергей СТЕПАНОВ