РЕЖИССУРА УРОКА.
УЧЕНИЕ С УВЛЕЧЕНИЕМ

Мастер-класс

Ведущие — Вячеслав БУКАТОВ и Мария Ганькина

Ведущие. К нам «в класс» должны были прийти учителя, работающие с разными возрастами, преподающие разные предметы. Какой материал для занятия выбрать, чтобы он был для всех участников одновременно посильным и сложным, неизвестным и знакомым, компактным и бездонным? Хочется также, чтобы этот материал соответствовал праздничному настроению Соловейчиковских чтений.
И тогда мы вспомнили о трудах самого С.Л. Соловейчика. За неделю до чтений мы раздобыли три странички из его личного архива.
Как и всякие черновики, читались рукописи Симона Львовича с большим трудом. Но именно это нам и требовалось! Ведь такую непростую работу, как расшифровка и толкование черновиков, участникам чтений сподручнее делать сообща, в малых группах.
Оставалось только продумать режиссуру: как эти малые группы организовать, наладить в них работу и установить «в классе» общий рабочий ритм.
Работа «в классе» началась с того, что всех желающих пригласили сесть вокруг нескольких столов. Потом мы попросили послать к доске гонца от каждой команды, чтобы тот в списке цветов — красный, желтый, зеленый, синий, белый — отметил галочкой тот, что выбрала команда.
Когда цвета были разобраны, другие посыльные получили у ведущего воздушные шарики соответствующего цвета (шарики были особые: надуваешь — и читается надпись «ПЕРВОЕ СЕНТЯБРЯ»).
Тут мы столкнулись с первой неожиданностью — шариков не хватило! К шарикам полагались веревочки, чтобы после того как надуешь шарик, было чем его завязать. Так вот вторая незапланированная заминка — часть веревочек запуталась. Поэтому, когда одни команды уже начали надувать шарики, другие только томились в ожидании своих гонцов, которые надолго застряли, распутывая веревочки.
Казалось бы, вот и реальная угроза общей работе. Но опыт («сын ошибок трудных») приучил нас раньше времени не паниковать. И действительно, вскоре все как бы само собой нормализовалось и на доске под каждым цветом появились названия команд: «Белые» — белый цвет (и соответственно шарики), «Green-Peace» — зеленый, «Одуванчики» — желтый, «Синеглазки» — синий, «Эх!» — красный.
А теперь предоставим слово учительнице химии Антонине ТУРКИНОЙ, чей рассказ мы будем сопровождать своими пояснениями, рассуждениями и социоигровыми рекомендациями.

А. Туркина. Пока все усаживались, я увидела, что народу много и в командах тесно. Тогда я села сбоку у стеночки, собираясь на все смотреть со стороны. Не тут-то было! Через какое-то время я заерзала. Мне захотелось в какую-нибудь команду — там так оживленно люди о чем-то договаривались.
И вдруг вижу — я уже почти что в одной из команд! То ли это команда так разрослась, что я оказалась рядом? То ли я свой стул незаметно для себя отодвинула от стены?
Одно лицо показалось знакомым. И точно — Сергей, с которым мы встречались на прошлогодних Соловейчиковских чтениях. Мы только улыбнулись друг другу, потому что разговаривать было некогда — наша команда отставала!
Послали гонца к доске выбрать зеленый цвет, а его уже выбрала другая команда. Пока думали, что делать, остался всего один цвет — белый. Пришлось гонцу соглашаться на него. Но команда впала в уныние: вечно мы последние...
С воздушными шариками — опять неудача. Наш второй гонец застрял на распутывании веревочек. Наконец, Сергей подскочил, отобрал у нее шарики и принес нам. Остальные стали изо всех сил их надувать — один надувает, другой завязывает.
И надувать, и завязывать, и делиться веревочками было почему-то очень интересно. Все так устали слушать лекции (мастер-класс проводился в конце последнего дня), что разорвать веревочку и завязать шарик — это самое оно!
Ну а потом, когда нужно было название команде придумать, все сразу решили, что мы будем просто «Белыми» — по цвету наших шариков, которые хоть и достались не всем участникам в команде (нас было явно больше десяти), но стали для всех родными, побывав у кого в руках, у кого в зубах...

Ведущие. Казалось бы, зачем устраивать нагромождение каких-то мелких заданий, сбивающих с толку серьезных людей и уводящих в сторону от главной цели — работы с фрагментами черновиков Соловейчика? Да и все эти команды, гонцы, доска, шарики-веревочки — это же ужасно хлопотно и несолидно!
Дело в том, что для намеченной работы нам было необходимо, чтобы любопытство участников к нам, как к ведущим, трансформировалось бы в любопытство друг к другу.
Сложность предстоящей работы вынуждала нас отказаться от формального (и потому пассивного) сплочения.
Объединив ситуационно-разрозненных людей в малые группы и предложив им нехитрые совместные дела, связанные с необходимостью то дотронуться друг до друга, то о чем-то договориться, мы тем самым помогали им потихоньку становиться действительными участниками (от слова часть) общего действа.
Подчеркнем, что особую роль в объединении группы играют мелкие разочарования. У каждого участника и у каждой группы они были свои. И чем эти разочарования мельче, пустяковее, тем быстрее человек (или команда) освобождается (очищается) от груза амбиций, так мешающих любой совместной работе.
Правда, во время занятия ведущему нельзя на таких эпизодах концентрировать свое внимание, иначе они не испарятся. В этом — парадокс педагогического мастерства. С одной стороны, учителю нужно спланировать урок так, чтобы всякие мелкие поводы для персональных огорчений учеников обязательно возникали, а с другой стороны, в их сторону ну нисколечко не смотреть, оставаясь как бы равнодушным, — сами, мол, с такими пустяками разберетесь...
Второй этап разминки должен был помочь участникам команд обнаружить (открыть) индивидуальность друг друга. Для этого командам была предложена короткая цепочка таких нехитрых дел-заданий.

— Всем командам встать.
— Всем поднять голову и посмотреть на потолок.
— Глядя в потолок, вспомнить, что в последнее воскресенье было для вас «самым-самым».
— Кто вспомнил, подберите для этого «самого-самого» знаковое (ключевое) слово.
— Кто готов (то есть подобрал), тот садится.

Когда сели первые 5–9 человек, выяснилось, что и остальные уже готовы. Через несколько секунд все участники сидели, и следующее задание-поручение было выполнено ими молниеносно: нужно было на командном листочке каждому участнику собственноручно написать свое знаковое слово.
Подчеркнем, что участникам мастер-класса смысл наших мини-заданий по-прежнему был еще непонятен. И именно поэтому задания выполнялись со все большим энтузиазмом. Настороженность, растерянность и неуверенность улетучивались. Сам ход выполнения «простеньких и незамысловатых» процедур позволял учителям находить в происходящем какие-то личные интересы и смыслы (на первых порах — психотерапевтические). В результате в классе установилась деловая и доверительная атмосфера.
Для стабилизации такого настроения мы запланировали следующий парадоксальный ход — круто поменять мизансцену, чтобы воспоминания участников о первоначальном разброде, усталости и даже некотором скепсисе (ведь каждый пришел со своим!) не мешали предстоящим рабочим усилиям присутствующих.
Звучит задание:
— Все встали! Листочки со словами оставили на столе, а сами по часовой стрелке перешли за стол соседней команды!
Когда «великое переселение» закончилось, все услышали еще одно задание: из всех слов, записанных соседней командой, составить одно предложение (добавлять слова и менять окончания — можно).

А. Туркина. Передавая листок по кругу, наша команда бодро и быстро записала знаковые слова. Мы начали тихонько радоваться, что не такие уж мы и отстающие.
Список у нас получился такой: мама, солнце, надежда, море, березовый, солнечно, режиссура, ромашка, потолок, работа, скамья, лист, осень.
Каждое слово вызывало у меня легкое чувство удивления. В уме начинал крутиться вопрос: это что же такое могло быть у человека в воскресенье? Мелькали ассоциации. Занятно, что после них мой взгляд на соседей невольно потеплел. Может быть, я ошибаюсь, но мне показалось, что и на меня соседи стали смотреть как-то приветливее. И когда оказалось, что нужно пересаживаться за другой стол, то уже не хотелось оставлять исписанный словами листок, который стал почему-то родным.
При пересадке началась сумятица. Я обнаружила, что толком не помню, с кем была в команде. Да и название команды не запомнила, а посмотреть на доску, где посыльные все названия написали, я в суете не догадалась. Но вижу, что другие как-то ориентируются: и названия знают, и таким, как я, подсказывают, куда идти...
Расселись вокруг чужого стола «в два ряда» (то ли там оказалось места меньше, то ли нас стало больше?) и стали думать, как слова здешнего списка в связное предложение объединить.
Сочинялось с большими трудностями. Но именно тогда-то я окончательно врубилась в работу. Сколько можно мне сидеть за спинами других? Я протиснулась со своим стулом к столу и занялась составлением осмысленного текста.
У нас было много споров: можно ли вставлять предлоги? Можно ли превратить прилагательные в глаголы? И тут начали мы к мнениям друг друга прислушиваться и идти на какие-то уступки. В результате предложение, объединяющее все слова списка, мы сочинили. Мы были счастливы — не только справились с заданием, но и успели вовремя! Нас нисколечко не смутило, что предложение получилось несколько странным: однажды в пятницу крокодил, бармалей и ворона, отдохнув под березой на берегу моря с цветком в ухе, решили вдохнуть цвет солнцеворота, чтобы он быстрей лучился и радовался поступающей до вечера украинской валюте.

Ведущие. После того как предложения командами были составлены, они получили следующие задания.
— Встать, послать посыльного со своим предложением к той команде, которая составила список слов.
— Посыльные читают предложения командам — авторам списков. Кто услышит свое слово — хлопает в ладоши и садится.

А. Туркина. Хлопок, когда услышал свое слово, — это получалось здорово. Я была очень довольна тем, что хлопнула вовремя. А было это не так-то просто.
Команда «Green-Peace» объединила наши родные слова в такое неожиданное предложение, что мы разинули рты: солнечной осенью мама сидела на скамье у берега моря и гадала на ромашке, обрывая березовые листы с потолка и не теряя надежды получить работу по режиссуре солнца.
Меня все беспокоило, что мы не послали гонца со своим предложением в другую команду...
Я думала, что все будет чинно-благородно, по очереди (как в школе): представители от каждой группы будут выходить к доске и оттуда вещать, а кто услышал свое слово — будет садиться. Оказалось же совсем не так — быстро, непонятно и здорово!
Вообще, из-за привычных учительских штампов я эпизодически чего-то не понимала, промазывала, мимо проезжала — для меня это явилось большой неожиданностью.

Ведущие. Подошло время раздачи «учебных» текстов — листочков из черновиков С.Л. Соловейчика. Три листочка — подлинники, с двух из них были сделаны ксерокопии. Итого пять — на каждую группу по одному.
После того как посыльные разнесли листочки по группам, прозвучало задание:
— Найдите самый непонятный абзац!
Было видно, что команды к этому времени сплотились и их члены уже легко могут между собой договориться. Теперь главное — поддерживать достаточно высокий темпоритм. И нельзя позволять захватывать лидерство кому-то одному из участников-учителей (а учителя ой как это любят!). Это привело бы к пассивности (или недовольству) остальных и в результате — к развалу совместной работы.
Поэтому, не теряя времени, ведущие прошли по группам с вопросом: договорились? И получив утвердительный ответ, тут же выхватывали листок из-под носа у изумленной команды.
После того как все пять листочков были отобраны, прозвучало задание:
— Воспроизведите непонятный абзац с фотографической точностью: что понятно — можно писать печатными буквами, а что нет — каракулями!

А. Туркина. Когда я услышала, что кому-то достанется оригинал черновика, то тут же подумала: вдруг нам?!
И вот посыльный приносит листок. Мы сгрудились вокруг — интересно же! Как-никак черновик! Понять ничего было нельзя (такой уж у Симона Львовича оказался почерк!), да мы вначале и не старались. Впечатляли сами рукописные буквы, неразборчивость почерка — создавался образ пишущего, думающего человека.
Из соседней группы спросили:
— А вам что досталось?
— У нас желтый листочек — наверное, оригинал. А может быть, и ксерокопия.
Но это было теперь неважно. Попав в команды, и подлинники, и ксерокопии уравнялись в правах.
Разглядывать черновик было так интересно, что мы толком и договориться не успели, какой из абзацев считать самым непонятным, — они все казались непонятными! И тут у нас Соловейчика-то забрали.
Гневная реакция по поводу такой наглости тут же сменилась растерянностью — опять зазевались, опять отстаем! Что писать? Мы же ничего не поняли!!!
Время летело. Кто-то посмотрел на часы и сказал: уже, наверно, 45 минут прошло. (На самом деле прошло минут 15–20!) Кто-то вздохнул. Поскольку я вообще ничего не разобрала и тем более не запомнила, то стала спокойно глазеть по сторонам, как идут дела в других командах. И тут с удивлением вижу, что кто-то там какие-то слова припоминает! Вот уже один начал диктовать, а кто-то под диктовку записывать!

Ведущие. Типичная ситуация — остывшая было работа закипает, когда обнаруживается, что другие уже что-то сделали.
А чтобы эти другие имелись в наличии, ведущие шныряли между командами и тихонько спрашивали: «Все понятно?» Если нет, то бегло и простенько повторяли задание. Если да, то по-дружески интересовались: «Помощь нужна?»
Обычно именно в этот момент кого-то из команды вдруг озаряло и он начинал понимать, что и как нужно делать. Молниеносно в команде находились как его оппоненты, так и помощники. Всем становилось почему-то все ясно. И команда, дружно ответив, что помощь не нужна, с энтузиазмом приступала к работе.
Во время любой групповой работы ведущему (учителю) необходимо время от времени курсировать по рабочим группам. Не для того чтобы быть в курсе того, о чем говорят (избави Боже!), а для создания ситуаций-подталкиваний. В социоигровой педагогике это называется «помешивать кашу, чтобы не пригорало».

А. Туркина. И вот кто-то из нас вспомнил, что в одном месте было что-то перечеркнуто. Решили изобразить. Но что перечеркивать, если никто не рискует имитировать почерк и что-то писать!
Тут мне стало ясно, что можно и побезобразничать, нарисовать каля-маля, чтобы не держать друг друга в узде. После каля-маля дело пошло. Стали сообща что-то припоминать и на листочке записывать.
Кто-то заметил, что у нас одни предлоги. Смотрю — и точно! Но кто-то сказал: «Изобразить-то надо самый непонятный абзац — вот мы его и изобразили». Этот аргумент всем так понравился!
Когда отобранные странички вернули, все бросились по ним сверять свои каракули. Выяснилось, что очень даже неплохо мы поработали!
И тут прозвучало задание, которое оказалось очень приятным, — найти самый понятный абзац. Мы набросились на первый — он был всего из одной фразы. Все заговорили: «Давай-давай, сейчас уж мы лицом в грязь не ударим». И тут мы поняли, что сплотились в хорошую команду, в единое целое.

Ведущие. Звучит новое задание:
— Самый понятный абзац переписать, но уже не по памяти, а с подлинника.
Когда задание было выполнено, мы собрали со столов страницы рукописи и ксерокопии, чтобы они не отвлекали народ и остались бы в целости и сохранности (подлинники нужно было вернуть в семейный архив).
Следующее задание:
— Обсудите, перекликается ли смысл выбранного и переписанного понятного абзаца с тем, что происходит с вами «здесь и сейчас»?

А. Туркина. Как только мы сдали текст, началось такое обсуждение! Это был самый поэтический... Нет, самый педагогический момент всего занятия! У нас как бы открылись глаза. Вдруг откуда ни возьмись стали находиться интересные слова по поводу того, что происходило здесь с нами и как это соотносится с текстом.
Запись в черновике была такой: не свобода в школе — а школа свободы. Всем это очень понравилось, хотя и пришлось повозиться со словами, проверяя и уточняя смысл, и поспорить, отстаивая свое понимание.
В группе все единодушно считали, что у нас на мастер-классе было много свобод. Первая свобода — прийти или не прийти сюда. Вторая — принять или не принять участие в групповой работе. Потом было право выбора места, группы, ситуации, посыльных и лидера.
Тут Сережа сказал, что здесь идет речь о внутренней свободе.
— Вот мы с вами сейчас спорим,— говорила одна особенно активная женщина,— и нам этого никто не запрещает делать. И никто нас спорить не заставляет. Мы сами этого хотим. Мы и тему сами выбрали и дискутируем. Вы только поймите, какая это степень свободы!

Ведущие. Очередная смена мизансцены. Второе «великое переселение народов» — все покинули свои места, со стульями отправились в свободный конец «класса» (на подиум) и группами расселись вдоль стенки.
Задание группам:
— Выбрать капитана, который по своему усмотрению назначит себе помощника. Капитан с помощником — хранители командного мнения. Они должны рассказать всем, кто к ним подойдет, как, по мнению членов команды, смысл абзаца из рукописи С.Л. Соловейчика соотносится с тем, что происходит «здесь и сейчас». Остальные — разведчики. Они, объединившись по парам, должны ходить по капитанам и собирать информацию.

А. Туркина. Очень радостно было встать и пойти на другое место. Народу много, переходить надо со стульями, у каждого в руках куча газет, каких-то материалов, плащ, сумка... А тут еще и воздушные шарики!
С этими шариками не соскучишься — они и мешали, и вносили праздничный, веселый настрой. Приходилось концентрировать внимание на том, чтобы шарики не лопались. (У нас оказалось большое преимущество перед другими командами — ни один наш шарик не лопнул!)
После перехода на подиум наша группа села не кружочком, а как бы в каре, вдоль стены: нас зажала другая группа. Мы заняли территориально очень неудачную позицию. Но квартирным склокам не дал разгореться учитель из Пушкино, который очень разумно стал нами руководить. Его мы и выбрали капитаном.
Я тут же сгруппировалась с какой-то тетенькой. В нашей команде я ее не помню, но ей, как и мне, было интересно, что там у других. Это помогло нам объединиться. И к тому же у нее был блокнот, у меня же — ни ручки, ни листочка (они остались на столе, за которым мы до этого работали, а сбегать за ними было почему-то некогда).
Мы протиснулись в какую-то группу и стали допытывать капитана и его помощника, что там у них. Особо интересно было, когда оказывалось, что другая команда выбрала тот же абзац, что и мы (ведь некоторые листочки повторялись), но смысл его трактовала по-другому.
Была и такая забавная ситуация. Мы подбегаем, а нам говорят:
— Вы из какой команды?
— Ну, «Белые».
— А мы уже «Белым» рассказывали!
На что мы в два голоса кричим:
— Ну и что? Скажите и нам! Повторите еще раз! Мы же с разным пониманием!
Они терпеливо объясняют. Вообще, капитаны с помощниками были на высоте.
Пройдя по всем пяти группам, разведчики стали стекаться к своим капитанам. Собравшись все вместе, мы начали делиться собранной информацией. Выяснилось, что сведения, принесенные в клювиках из одних и тех же групп, то совпадали, то не совпадали. И тут моменты любопытства, узнавания были такими мощными!

Ведущие. Следующее задание
— выбрать из всего услышанного самое интересное и записать на доске!

А. Туркина. Мы все как один почему-то решили, что нужно выбрать самое главное. Поэтому в команде началось светопреставление. Открылась такая разница во мнениях, что было нелегко выбрать это «самое главное». Каждый считал, что самое главное принес в команду именно он.
(Только потом, когда слушала рассказы других команд, я поняла, что зря мы копья ломали! Мы не только сами себе подменили задание, но даже и не заметили этого. Но поделиться своим открытием я ни с кем из нашей команды не успела — уже был конец нашей встречи. А жаль!)

Ведущие. Подмена интересного на главное — нормальное заблуждение и для учителей, и для школьников. И учителю в обычном классе нужно запастись терпением (иногда на целую четверть), чтобы дождаться, когда группы начнут разбираться и друг с другом, и с тем, что от них все-таки требуется. В этом и заключается тренировка со-трудничества: в умении видеть и слышать других и себя среди других, в умении работать сообща, удерживая подлинный смысл задания.
На Соловейчиковских чтениях до тренировки дело не дошло, да мы и не рассчитывали на это. Мы всего лишь создавали ситуации, обнаруживающие необходимость этого умения.

А. Туркина. Капитан записывал формулировки главного, которые мы предлагали. Но потом он бросил записывать, потому что Сережа сказал: «Ну разве все это — главное?» И мы стали искать общую формулировку главного. Верховодил капитан, несмотря на то что Сережа изо всех сил сопротивлялся.
Основная группа настаивала на том, что учебный процесс должен быть удобен для ученика. Сережа сказал: «Не это самое главное. Ну почему вы выбрали из стольких тезисов несущественную деталь?»
Времени не оставалось, и он сказал: «Тоня, ты будешь писать на доске». Мы с Сережей пошли к доске и оказались в очереди за фломастером (эта доска особая — белая). Мы были последние, но нас это теперь уже нисколечко не огорчало. Пока мы стояли, на доске одна за другой появлялись надписи. Приятно было видеть в формулировках других команд отголоски идей, обсуждавшихся в нашей группе!

Ведущие. На доске появилось шесть предложений («Белые» сделали две записи).

Настоящая свобода — это внутренняя свобода! (Подпись: «Green-Peace».)
Идея свободы в школе — это не свободная школа, а школа свободы. (Подпись: «Эх!».)
В учебном процессе учитель должен начать с изменений в самом себе, способность к изменениям в себе — залог учительского успеха. (Подпись: «Синеглазки».)
Свобода ребенка — одно из главных условий развития личности. (Подпись: «Одуванчики».)
В школе всем должно быть удобно: и учителю, и ученику, и... всем остальным! (Подпись: «Белые».)

А. Туркина. Увлечение рукописью Соловейчика было налицо. С одной стороны, на нас произвело впечатление как бы прикосновение к педагогической науке. С другой — то, что и мы имеем такие же мысли.
Моя соседка по команде закричала: «Ой, я вспомнила, что-то Симон Львович там писал... А это рукопись какой книги? А это, случайно, не из записных книжек?.. Да, ведь у него же было, было что-то о свободе!..» Она пыталась вспомнить его текст и сюда приклеить. Еле угомонили...
Как мы за полтора часа сдружились! Я уже знала всех в лицо, а своих — по имени. При выполнении последнего задания была такая сплоченность, активность.

Ведущие. Последний этап — обсуждение в круге.
Ведущий предложил всем участникам рассчитаться на первый-второй-третий: задание первым — улыбнуться, вторым — помахать ручкой или хлопнуть в ладоши, третьим — рассказать о том, что на занятии оказалось «самым-самым».

А. Туркина. Хорошее было обсуждение. Круг получился огромный — человек 60–70 — ведь никто не ушел. Во время обсуждения одна женщина посмотрела на часы: видимо, торопилась куда-то, а уходить не хотелось — я так это восприняла. Так много всего произошло, так много мы успели и получили. И всего за полтора часа!
Что касается моего «самого-самого», то этого много. Мне понравились комментарии ведущего — в течение всего мастер-класса он то и дело «разворачивал» нас лицом к педагогике.
Но мне кажется, что все, что было на мастер-классе, совсем не однозначно применимо к уроку. Это, скорее, своеобразный психотренинг для учителей.
Мне понравилось, что команда — это такое пространство, в которое можно свободно войти, а можно выйти. Никто ничего никому не навязывает. Одни проявляют инициативу, другие из работы выпадают. Но никого за это не трясут, не вставляют в правильные рамки. Каждый может жить так, как он живет.
Я в первый раз такое увидела. Очень здорово. Но это совсем не значит, что я тут же на уроках буду делать то же самое.
Хорошо, что про урок и про всякие методы ничего не говорилось. Хотя о том, что эта технология применима на уроке, можно было бы как-то ненароком и сказать. Например, пустить по кругу такую тему: «Как можно использовать на уроке то, что я сейчас чувствую?» Или закинуть ее, как листочки из рукописи Соловейчика, для обсуждения внутри групп!
Уходили с шариками. На память. Достались они не всем — у кого-то лопнул во время занятий, а кому-то с самого начала не досталось. Я свой шарик отдала учительнице из соседней команды — уж очень ей хотелось принести в свою школу сувенир с Соловейчиковских чтений.
А в дверях ко мне подошла пожилая учительница и спросила: «Куда шарики сдавать?» Я говорю: «Нам их подарили, ведь на каждом написано «Первое сентября». Учительница удивилась: «Надо же! Я все занятие продержала его в руках и не заметила. Спасибо, что подсказали».
Что касается меня, я почувствовала эмоциональное состояние своих учеников: их страхи, сомнения, радости. Я ощутила, что такое свобода. Теперь, как учитель, я все время буду об этом помнить.