***
Любили тебя без особых причин
За то, что ты — внук.
За то, что ты — сын.
За то, что малыш.
За то, что растешь.
За то, что на папу и маму похож.
И эта любовь до конца твоих дней
Останется тайной опорой твоей.
***
Лет в десять дома со своими
Ты носишь собственное имя.
Но чуть на улицу попал,
Ты это имя потерял.
Здесь нет имен. Здесь носят клички.
А в школе? Тут свои привычки.
Большим тебя считают тут
И по фамилии зовут.
Вот так. Три звания, три роли —
В семье, на улице и в школе.
***
Он руку над партою тянет и тянет.
Неужто никто на него и не взглянет?
Не нужно отметок в журнал и в дневник.
Довольно того, что он в тайну проник,
Что чудо свершилось, задача решилась...
Спросите, пожалуйста! Сделайте милость!
***
О взрослые! О бабушки и тети!
Когда ж, когда ж вы наконец поймете,
Что мне двенадцать лет! Не два! Не пять!
Нельзя меня при встрече целовать!
ОБРАЗЕЦ
У старшего брата был звонкий отец:
Кумир городка, педагог и певец.
Ему подражая и в этом, и в этом,
Историком сделался сын и поэтом.
У среднего брата был тихий отец:
Рыбак и от скуки казенной беглец.
Развел цветничок, огородик за домом.
И сын в подражание стал агрономом.
У младшего брата был старый отец:
Мудрец, запредельного мира жилец.
Он книги искал, собирал и читал.
И сын в подражание книжником стал.
Так возраст и время меняли его,
Крутила эпоха отца моего.
И только в одном не менялся отец:
Для каждого сына он был образец.
ДРАКОНИЛ
Странно вспомнить, на что он меня подбивал!
Как, бывало, меня и смешил и дразнил он.
И «Мурзилку» «Зумрилкою» он называл,
И журнал «Крокодил» величал «Драконилом».
«Тот буржуй, кто в кино покупает билет!»
Два билета он тушью подделал блестяще.
Я был изгнан. А он и не глянул мне вслед,
Вынув вместо подделки билет настоящий.
Он к теплицам меня заманил за село,
К ослепительно красным большим помидорам.
Соблазнись я, разбей на теплице стекло,
Вот уж он бы моим насладился позором.
Будь мы взрослыми, я бы ему не простил,
Я навеки порвал бы с таким негодяем.
В детстве все по-другому. Поймал. Отлупил.
И опять как ни в чем не бывало играем.
***
На школьных утренниках
Спросишь малышей: — Вопросы есть?
И — ручонок поднятых не счесть.
Спросишь старшеклассников, — смутятся.
Глупыми боятся
Показаться?
Но вопросов глупых нет.
Глупым может быть ответ.
***
«МАМА, ПАПА» — выводит малыш не спеша,
И ломается грифель у карандаша.
«ПЕТЯ» — пишет мальчишка, гордыней томим.
Все пометит он именем гордым своим.
«НИНА» — пишет подросток.
Опять для него
Кто-то в мире важнее его самого.
И всю жизнь не стираются те письмена.
То одно, то другое всплывает со дна.
ОШИБКА
Однажды он ошибку совершил,
Напуганный, не знал, куда деваться,
И, дорожа спокойствием души,
Поклялся вообще не ошибаться.
Чтоб не споткнуться, он замедлил шаг,
Чтоб не забыться, спорить не решался,
А собственное мненье прятал так,
Что, собственно, без мнения остался.
Он никому на свете не мешал.
Его встречали вежливой улыбкой.
Ошибок он уже не совершал.
Вся жизнь его теперь была ошибкой.
ЛЮБИМОЕ ИМЯ
Имя твое на снегу написал,
Стою и любуюсь им.
А раньше я все, что мог, украшал
Именем гордым своим.
Писал, чтобы кто-нибудь мог прочесть,
Что здесь я когда-то был.
Как некую весть
О том, что я есть,
Я имя свое любил.
***
Сидел смущенно в обществе лжецов.
Молчал. Словечка вставить не пытался.
И не заметил сам в конце концов,
Как, не сказав ни слова, изолгался.
ПЕРВОКЛАССНИЦА
— Доченька, скажи мне, ты поела?
— Мамочка, вся миска опустела.
— Доченька, ты чаю попила?
— Мамочка, две чашки налила.
— А с заданьем на дом все в порядке?
— Мамочка, проверь мои тетрадки!
— А с уроком как дела у дочки?
— Весь стишок запомнила до строчки.
— Как дела у куклы у твоей?
— Мамочка, не спрашивай о ней.
Я уж и не знаю, как с ней быть.
Не желает есть, не хочет пить.
Спросишь про задание, заплачет
И тетрадку под кроватку спрячет.
А попросишь рассказать стишок,
Вытаращит глазки — и молчок.