НАШИ ДЕТИ
Относиться к агрессии как к патологической
стороне нашей жизни вряд ли разумно. Об этом
говорит хотя бы тот факт, что взрослых часто
заботят не только проявления агрессии у ребенка,
но и их отсутствие. Тревогу вызывает как
неспособность ребенка удержаться в границах
принятых для его возраста норм поведения, так и
его неспособность активно отстаивать свои права,
определять и удерживать границы своего
индивидуального пространства. То есть можно
сказать, что нас настораживает диспропорция в
развитии этих тенденций.
РЕБЯТА С НАШЕГО ДВОРА
Одной из причин возникновения такой
диспропорции может стать нарушение структуры
самой культуры, в которой воспитывается ребенок.
Еще недавно устойчивая среда дворовых компаний
предоставляла детям и подросткам богатые
возможности для пробы своих сил. При этом уровень
допустимой агрессии в этой «свободной» среде
контролировался традиционной структурой
игровых отношений, поскольку, как определяет Й.
Хейзинга, сами правила, условия игры должны
гарантировать сохранность партнера, иначе игра
не сможет продолжаться.
Таким образом, старший дошкольник, впервые
вышедший гулять во двор самостоятельно, проходил
некую школу, где получал возможность узнать себе
«цену» и определить границы дозволенности в
отношениях с людьми. Сохранение этой жизненно
важной для развития детей среды, как и любого
другого завоевания культуры, не является, по М.
Мамардашвили, автоматически гарантированным
существующими традициями и требует постоянных
усилий каждого нового поколения. Мы можем
констатировать, что в настоящее время такого
воспроизведения в достаточной мере не
происходит.
Сейчас нельзя оценить в полном объеме
последствий исчезновения этого пласта культуры
детства. Вероятно, как и любое изменение, оно
несет не только потери, но и открытие каких-то
иных возможностей. В настоящее время эта
охраняющая и воспитывающая (структурирующая
аффективное переживание) культурная среда
практически утеряна. Общение современных детей и
подростков не опирается на нее, ушли
традиционные развлечения и времяпрепровождение,
забыты игры с правилами.
ИНФАНТИЛИЗМ И КОНФОРМНОСТЬ
Дети тянутся друг к другу, но что делать, не
знают и часто ощущают растерянность и
опустошенность: «Ну мы просто резвимся, бегаем
друг за другом, кто с ножом, кто с пистолетом».
Поэтому надо быть готовым к возникновению у
детей импульсивных агрессивных действий. Можно
сказать, что в этой ситуации нормальный, обычный
и благополучный ребенок находится в
потенциальной опасности — теперь он должен сам,
без поддержки культурного ритуала, справляться
со случайными аффективными провокациями.
Мы не можем надеяться уберечь детей от этого,
удержав их в своем взрослом, серьезном и
правильном пространстве. Отсекая возможность
самостоятельной проработки низших пластов
индивидуальной аффективной жизни, мы ставим
ребенка в позицию слишком сильной зависимости от
других людей, от моральных и социальных норм,
наконец, от ценностей сообщества.
У детей возникает психический инфантилизм,
ограничиваются возможности для развития
собственной, индивидуальной и уникальной
конфигурации личности. Понятно, что такое
обезличивание может обернуться социальной
конформностью, которая, как мы помним, тоже
позволяет человеку совершать, казалось бы,
немыслимые для нормального человека жестокие
поступки (при условии, что они предписаны
правилами и ценностями его сообщества).
ПРИЗНАКИ УСПЕХА
В последнее время от ребенка и подростка
требуется не столько послушание, правильное
поведение и самоконтроль, сколько динамизм и
стремление к достижению. Восстановление
справедливости для множества семей, не
вписавшихся в новые условия, для родителей,
чувствующих себя социально униженными, часто
связывается с грядущими победами их ребенка — с
тем, насколько он сможет обойти своих
сверстников.
Напористость и агрессивность в этих случаях
рассматриваются как признаки возможного успеха.
Поэтому агрессия, не обкатанная в игровом
пространстве, часто сразу начинает активно
опробоваться ребенком в реальном социальном
взаимодействии. И если достижение душевного
равновесия так проблематично для обычных,
здоровых и любимых в семье детей, то что же
говорить о других — о тех, кто недостаточно
обеспечен вниманием и защитой близких в раннем
детстве, кто имеет собственные, биологически
обусловленные сложности социализации.
ЭМОЦИОНАЛЬНАЯ ОБЩНОСТЬ
В сегодняшних условиях важно налаживание
тесного взаимопонимания между ребенком и его
близкими. Взрослый, восстанавливая и поддерживая
эмоциональную общность переживания с ребенком,
может помочь ему в построении и осмыслении
картины мира, в формировании его собственных
механизмов аффективной организации поведения.
Но эта возможность реализуется только при
готовности взрослого самому быть гибким и
конструктивным, искать дополнительные опоры для
организации взаимодействия.
Опыт показывает, что при аффективной незрелости
ребенка привычное обращение взрослых только к
рациональной и эмоциональной оценке его
неправильного поведения не может решить проблем
его развития. В этом случае мы часто не помогаем,
а дополнительно дезорганизуем детей.
Чтобы выявить возможные способы организации
взаимодействия между взрослыми и ребенком,
обратимся к раннему возрасту обычного ребенка, и
прежде всего к периоду знаменитого кризиса
одного года. В это время ласковый и привязанный к
своим близким малыш впервые может стать
негативистичным и агрессивным. Рассмотрим,
сколько гибкости и терпения нужно проявить
близким, чтобы не нарушить эмоционального
контакта с ребенком.
КРИЗИС ОДНОГО ГОДА
Как известно, содержание возрастного кризиса
одного года состоит в том, что ребенок, начиная
передвигаться самостоятельно, может временно
потерять контакт с близкими. Попадая под влияние
окружающего пространства, получая множество
разнообразных неупорядоченных впечатлений, он
становится неуправляемым: всюду лезет, убегает
или, наоборот, везде застревает. Покладистый
малыш становится непослушным и агрессивным.
Когда же близкие начинают стыдить его (ведь всего
месяц назад он был послушен и уже знал слово
«нельзя»), он плачет, но ничего сделать с собой не
может. Если же взрослые последовательны и
настойчивы в своих требованиях, а малыш не
соответствует им, то он может впасть в отчаянье. У
него появляется самоагрессия (он начинает биться
об пол), подобные реакции могут закрепиться, и
кризис будет протекать очень бурно.
Ошибкой взрослого в данном случае является
прямое противопоставление себя захватывающим
ребенка впечатлениям. Малыш пока не может
противостоять им даже из любви к близким, контакт
нарушается, у ребенка провоцируется аффективный
срыв.
Разумнее в момент «застревания» малыша на
каком-то неподходящем впечатлении не обращаться
к его разуму и чувству (которые безусловно
существуют, но еще не способны регулировать его
поведение), а двигаться к цели, используя
попутные яркие впечатления. Так и делают мудрые
бабушки: «Вон птичка летит, побежали-побежали по
дорожке».
На основе подобных контактов идет постепенная
совместная (между ребенком и взрослым)
организация впечатлений, выстраивается их
порядок и последовательность, определяется
значимость, ребенок сам начинает упорядочивать
впечатления, с удовольствием комментируя
происходящее.
Через какое-то время главной опорой в
организации поведения ребенка становятся уже не
усилия близкого, а его собственная аффективная
избирательность в отношениях с миром, на основе
которой фиксируются привычные стереотипы
поведения.
Теперь уже редко возникает какой-нибудь
безобразный скандал у лужи, ведь малыш
целеустремленно идет на детскую площадку или
кормить лебедей на пруд.
Но и в это время родители могут нечаянно
спровоцировать у своего чада тяжелый
аффективный срыв, проявление агрессии и даже
самоагрессии, если не будут уважать сложившиеся
способы организации отношений ребенка с миром,
позволят себе неожиданно и легко нарушить его
ожидания.
КРИЗИС ТРЕХ ЛЕТ
Опасность аффективных срывов ребенка
становится еще более вероятной в период кризиса
трех лет. Характерное для этого возраста
упрямство малыша, стремление настоять на своем
грозит ему потерей эмоционального контакта с
близкими. И если до сих пор агрессия ребенка была
по большей части генерализованной, проявлялась в
непонятных капризах или была оборотной стороной
его отчаянья и страха, то теперь впервые
возникают направленные агрессивные действия.
Однако и в этом случае взрослые не должны
напрямую «выяснять отношения». Попытки же просто
поставить ребенка на место могут или надолго
подавить его активность в отношениях с миром, или
зафиксировать его примитивную агрессивность.
В действительности трехлетний малыш еще не
является хозяином своих стремлений, скорее они
властвуют над ним. Поэтому он нуждается не в
конфронтации с близкими, а в терпеливой их
помощи. Он нуждается в упорядочении впечатлений,
в определении иерархии значимости намерений,
перспектив их реализации во времени (когда тебе
будет пять лет...), в эмоциональном сопереживании
успехам и поддержке при неудачах. Такое
взаимодействие со взрослыми становится основой
для развития у ребенка адекватного и гибкого
уровня притязаний, который поможет ему в будущем
быть не упрямым и жестким, а гибким и
конструктивным.
Особенно осторожный подход необходим к детям с
задержкой аффективного развития. Нужно помочь
ребенку выявить его реальные возможности
организации отношений с миром, научить опираться
на них.
ЗАКОНЫ ГАРМОНИИ
В нашем сознании часто возникает яркий образ:
высшие эмоции, личностные структуры
надстраиваются как спасительная прослойка
человечности и культуры, как тонкая корка над
расплавленной магмой примитивно аффективного —
влечений, агрессии, страхов.
Этот образ, как нам кажется, в большой степени
неверен. Работа с тяжелыми нарушениями развития
аффективной сферы показывает, что эмоциональные
переживания не только сковывают и подавляют
низшие аффекты, но и опираются на них. Развитие
личности, ее будущая гармония или дисгармония
зависят от благополучного становления ее
индивидуальных основ — низших аффективных
структур.
Там, где, как нам казалось, бушует хаос,
существуют свои законы гармонии, и специфически
человеческое, эмоциональное и культурное прочно
и естественно укоренено в самых глубоких слоях
психики.
Ольга НИКОЛЬСКАЯ,
доктор психологических наук
Институт коррекционной педагогики РАО,
г. Москва