ЛИЧНЫЙ ОПЫТ

СОЦИАЛЬНО ОПАСНЫЙ

Мама приняла решение перевести Мишу в другую школу после третьего класса. Точнее, в школе ей сказали, что в пятый класс ребенка не возьмут, и предложили перевести его в соседнюю школу. Завуч объяснила это тем, что учителя не могут работать на уроке, когда Миша в классе, родители детей жалуются на поведение мальчика, а переход в новую школу, может быть, поможет Мише изменить свое поведение.
Доводы мамы, что ребенок за прошедшие годы и так нередко менял школьные коллективы, и ее просьба оставить сына в классе, к которому он уже привык, администрацию школы не убедили.
...Одноклассники приняли Мишу спокойно, вероятно, все знакомились с новыми предметами, учителями и появление в классе нового человека осталось «за кадром» их школьной жизни.
Но вдруг о Мишке заговорили — все и сразу: учителя жаловались, что он нарушает дисциплину на уроках, девчонки-одноклассницы — что дерется.
Отец ругал сына, но когда мальчик ласково обнимал маму, родители никак не могли согласиться с ярлыком, который ребенку навесили в школе, — агрессивный и социально опасный.
Конечно, мама и сама замечала, что Мишка любым способом стремится быть первым среди сверстников и это у него получается. Еще в детском саду воспитатели удивлялись, как легко ему удавалось что-то придумать, организовать ребят на какую-то игру, а потом неожиданно для всех оборвать ее ссорой или дракой.
Миша не уживался не только с детьми, но и со взрослыми, если они были несправедливы к нему.
Он чувствовал неискренность взрослых и по-детски мстил им (делал он это очень избирательно). Мстил за часы страха, когда трехлетним был оторван от мамы врачами, а «добрыми» больничными нянечками заперт почти на всю ночь в темную ванную комнату, чтобы не мешал другим детям своим слишком громким плачем. И нашли его там случайно уже под утро уснувшим на больничном стуле.
В детском саду он прятался в ящик из-под обуви. Воспитательница, найдя его там, лупила и запирала в темной кладовке. Миша не жаловался, о подобных случаях мама узнавала от детей в группе. Может быть, поэтому в детстве дома он очень часто плакал — просто просыпался, открывал глаза и плакал (такое вот «чувство внутреннего неблагополучия»), но никогда не показывал свои слезы в детском саду или в школе, что, вероятно, тоже вызывало раздражение взрослых.
Надежды родителей, что Миша повзрослеет и в школе все будет по-другому, не оправдались.
Он мешал вести уроки, гордо выкрикивая с места ответы на поставленные вопросы и получая «двойки» за поведение. Когда дома его спрашивали, зачем он это делает, он отвечал: «А меня по-другому не спрашивают, но ведь я знаю!»
На переменах он бегал так, что порой не видел не только окружающих его детей, но и взрослых. А потом перестал слушать учителей на уроке. Сидел и просто смотрел в окно. Дневник его напоминал жалобную книгу. Родители сидели на уроках, наказывали сына, разговаривали с ним и по-своему жалели.
Мишку переводили в школе из класса в класс: из обычного в коррекционный, из коррекционного в класс компенсирующего обучения, при этом отмечая, что мальчик он способный, вот только с поведением у него проблемы.
Было похоже, что он просто проверяет, что можно, а что нельзя, осваивая таким образом новое пространство. (К сожалению, сегодня школа не вводит ребенка в учебный процесс. Нормы, которые декларирует учитель, для многих детей остаются чужими. Большинство учащихся начальной школы подчиняются учителю, некоторые пытаются эти нормы понять и освоить.)
В каждом новом классе Миша начинал все заново.
Мама старалась с учителями не спорить, боялась, как бы не ухудшить и так неважное положение сына в школе, и выполняла все требования: просили показать невропатологу — шла с ребенком к врачу, направляли к психиатру — отправлялась туда. Медики внимательно выслушивали маму, затем — ребенка. Говорили о его повышенной возбудимости, выписывали какие-то препараты, назначали процедуры, но в школьной ситуации ничего не менялось.
В конце августа, перед началом нового учебного года в очередной незнакомой школе, у Миши появились признаки нервного тика.
На месяц он как будто затих. А затем все стало на свои места. Драки, ссоры, жалобы, домашние слезы. Психологи, к которым обратились за помощью родители, пытались что-то сделать, решая детские проблемы Миши. На занятиях они рисовали, лепили, но ситуация в школе все больше обострялась.
Решением педсовета, на основании заключения психологов, Мишу вывели на индивидуальное обучение. Вот уже второй год учителя приходят к нему домой и дают каждый по одному уроку в неделю. Жалоб с их стороны на поведение и успеваемость Миши нет. Возможно, Миша и закончит девятый класс в таком режиме.
А что дальше?..

Татьяна БИЛЬГИЛЬДЕЕВА