Человек постоянно стремится дооснастить себя какими-то внешними носителями информации: записными книжками, видеокамерами, узелками на память. Вопрос: хорошо это или плохо? Может быть, мы питаем свою лень, спеша сфотографировать событие с помощью механических приспособлений, вместо того чтобы как следует закрепить его в собственной природной памяти? Бывают же люди с бездонной памятью. Может быть, к этому надо стремиться? Может быть, совершенствуя свои авторучки, микросхемы, магнитные диски, печатные прессы, мы удаляемся от первоначального замысла? Как получить знак?

ЗА ПРЕДЕЛАМИ ТЕКСТОВОГО ОКНА

Однажды мой знакомый третьеклассник набирал на компьютере текст своего сочинения. Через какое-то время верхняя часть текста исчезла. Текст никуда не делся, просто уехал за верхнюю кромку окошка. Но Сеня (так зовут мальчика) был тогда еще неопытным в этом деле человеком. Он решил, что текст пропал.
Сеня огорчился и попросил учителя дать ему еще одно окошко.
Учитель молча взялся за мышь, протянул курсор по экрану и написанный ранее текст вернулся.
Когда мальчик увидел, что весь его текст цел и может плавать в окошке вверх и вниз, то закричал: «Да это счастье!»
Это было смешно. Но возглас был искренним и очень радостным.
Вот что можно было в нем расслышать:
— Текст ожил! Он может двигаться.
— Погибший текст вернулся!
— Моя работа не пропала! У нас есть неизвестные возможности!
— Прошлое не исчезает навсегда!
— Оказывается, то, что я считал безвозвратно утраченным, где-то сохраняется. Я всегда так думал, я надеялся на это, как на сказку, — и вот это есть!
И еще много всего было в этом возгласе, который до сих пор звучит у меня в ушах.
Сеня, я думаю, давно уже забыл все начисто, может быть, даже к концу урока.
А я вот уже который год возвращаюсь к этому возгласу и пытаюсь его осмыслить.
Человек садится за компьютер и, как правило, почти сразу же получает стресс: сделанная им работа куда-то безвозвратно пропадает. То ли он чего-то не понял, то ли не досмотрел, то ли не осознал ответственности, только редко обходится без такой безвозвратной пропажи. Это, между прочим, — образ вообще утраты: имущества, близких, жизни — всего.
А тут нечаянным образом текстовое окно обернулось живой метафорой иного движения.

ЭКРАННАЯ ЖИЗНЬ

В любой компьютерной среде можно сохранять промежуточные этапы работы. (Тут надо вспомнить, что для многих наших современников слово «память» означает некую техническую деталь, вставляемую в компьютер.) Разными усилиями, с разным расходом ресурсов, с разной комфортностью возврата к сохраненным вариантам, но можно.
И вот на занятиях компьютерной графикой мы с самого начала стали знакомить учеников с возможностью и радостью такого сохранения. Каждый раз, когда человек считает текущее состояние развилкой, распутьем, ключевой фазой — просто интересным моментом, он сознательно выполняет несложные действия, и это состояние сохраняется, как некая фотография. А эта фотография на самом деле — просто очередная копия всей работы.
Такое фотографирование пришлось всем по вкусу. Появились новые возможности:

1. К любой из фотографий можно в любой момент вернуться, как к независимой картинке, и продолжить работу с ней.
2. Из фотографий по ходу работы составляется фильм.
3. Можно исправлять ошибки, допущенные на прошлых этапах работы.
4. Можно совершать ошибки сознательно, испытывая рискованные пути.

Поэтому ошибки перестали травмировать, стали обычным рабочим событием: бояться нечего, раз можно вернуться и исправить.
При этом стали появляться работы, выполненные одним росчерком, на одном дыхании, не сконструированные, а сотворенные, как бы независимые от компьютера. Такой парадокс.
Что в этих опытах собственно компьютерного, так это не только возможность зафиксировать состояние работы в каждый момент (это могла бы сделать и кинокамера), но и — вернуться на любой ее этап. При цифровых технологиях возможно абсолютно точное копирование.
Многие современные программы умеют сохранять любые по размеру последовательности действий, но «забывают всю историю» при выходе из программы. Жаль. Разработчикам, особенно тем, кто предполагает, что их программой будут пользоваться дети, следует предусмотреть такую возможность.
Речь, конечно же, идет не только о графике. История создания текста намного увлекательнее, если можно проследить его рождение с самого первого чистого листа.
Игра гораздо интереснее, если сохраняет твою историю в этом игровом мире. Меняется сам смысл действий: я не просто играю (рисую, пишу, музицирую...), я создаю фильм о том, как это было. Потом смогу посмотреть — получить удовольствие, задуматься, поучиться у себя. Другим показать. Все эти возможности радуют, восхищают, привлекают, дают новые силы.

ПРОТИВ ЭНТРОПИИ

Люди вообще любят, чтобы все сохранялось. Например, они с удовольствием хранят старые вещи. И чем меньше осталось в вещи реального прока, тем она дороже, как закладка. Мне для таких закладок вечно не хватает чердаков и кладовок. Потом все-таки приходится выбрасывать. Жалко. Надо бы снимать их на видео, прежде чем выбросить. Но непонятно, в каком жанре: нет такой привычки — достать камеру, зарядить пленку и заснять старое барахло.
И много ли от подлинной вещи сохранит такая запись? Это не риторический вопрос. Я не знаю ответа.
Лев Толстой интересовался техническими новинками. На границе XIX и XX веков к ним относились пишущая машинка, граммофон, автомобиль (специально ездил посмотреть на автопробег). Аэроплан увидеть не успел, но тоже интересовался. После просмотра нескольких кинолент отозвался о кинематографе: художественные ленты совершенно не понравились, а документальные понравились. Высказывал сожаление, что эта штука не появилась раньше: он хотел бы увидеть на экране отца.
Значит, Льву Толстому не хватало силы воображения, чтобы так запомнить родного отца, как запоминает его бездушная целлулоидная лента.
А вот я могу увидеть Толстого на экране — спасибо тогдашним назойливым операторам. И голос его сохранился — с помехами, шумами, но сохранился. Спасибо Эдисону, приславшему фонограф в Ясную Поляну.
Интересно, что еще мы научимся сохранять? Запах, ощущение поверхности, мышечное напряжение? Насколько это будет соответствовать оригиналу? Где граница подлинности воспроизведения?
Николай Федорович Федоров (современник и знакомый Толстого) считал, что общими усилиями можно так вспомнить предков, что предки воскреснут воистину. А для совершения этих усилий, считал Федоров, нужно использовать весь совокупный опыт человечества: мистический, научный, и — обязательно — технический.

ОПАСНЫЕ ВОЗМОЖНОСТИ

Техника дает сегодня столько возможностей, сколько не было никогда. Можно снимать на видео все, что я хочу сохранить. И не стирать никогда. Зачем же так подробно? А затем же, зачем и вообще нам дана память: чтобы строить настоящее, не теряя образа прошлого.
Технически вполне осуществимо. Пока этим пользуются только специальные организации. Кассеты громоздки, искать на них что-нибудь нужное — сплошная мука. Но это дело времени: на подходе цифровое видео.
Через 5–10 лет все это подешевеет, перекочует с ленты на неподвижные носители и войдет в привычку. Можно будет выбирать любой фрагмент из списка (событие моей жизни!) по названию, по дате или по ключевому слову. Любое событие моей жизни, любую сказанную мной или при мне фразу я смогу найти так же, как сегодня нахожу в компьютере нужный файл!
Я воображаю, как смогу разложить перед собой на столе все дни прошедшего года, как колоду карт, каждая из которых — экран, воспроизводящий события. Я смогу войти в любую из этих живых картинок и все рассмотреть.
Увижу свое прошлое, как некую карту или план.
Узнаю о себе много такого, что было скрыто от меня, рассеяно по дням жизни.
Научусь быть сознательным соавтором своего бытия.
Меня охватывает предощущение будущих замечательных возможностей.
И я думаю: из-за этих самых машин у нас может атрофироваться память, так же, как это происходит с нашими мышцами, благодаря транспорту, или с глазами, благодаря очкам. И эта мысль повергает меня в ужас. Что будет?
Новые технологии, воплотив очередной «несбыточный сон» человечества, будут нами приняты, взлелеяны, возлюблены и... прокляты не раз и не два.
Предлагая нам еще один образ бессмертия, они могут отнять у нас большую часть нашей физической жизни.
Но каждому, как водится, будет задан вопрос, согласен ли он на обмен.

Евгений КАБАКОВ