Главная страница «Первого сентября»Главная страница журнала «Школьный психолог»Содержание №1/2002

ДРУГОЙ ВЗГЛЯД

Мы все знаем, что кроме научного способа познания мира есть еще художественный. Произведения искусства способны рассказать нам о человеке и мире не хуже, чем физика с психологией.
Также мы все знаем, что знание должно быть наглядным. Хорошая картинка может заменить несколько страниц, а то и томов текста.
Отсюда мораль. Что это мы все пишем и пишем, а вы все читаете и читаете? Да еще только о психологии и опять о психологии? Давайте попробуем хоть раз взглянуть на мир по-другому, так, как на него уже много веков смотрят художники. Жизнь и смерть, люди и монстры, одиночество и страсти — это ли не наши темы?
Мы постарались подобрать такие картинки, чтобы они не сильно потеряли при черно-белой газетной печати. А что без сопроводительного текста все же не обошлось... Ну, это так, разговор поддержать.
РЕДАКЦИЯ

Казимир Малевич.Черный супрематический квадрат. 1914–1915. Холст, масло

Казимир МАЛЕВИЧ.Черный супрематический квадрат. 1914–1915. Холст, масло

Эту иллюстрацию можно было бы не подписывать. «Черный квадрат» — едва ли не самое известное, самое непонятное и до сих пор самое скандальное произведение живописи ХХ века.
Мы не знаем что это: вершина или провал, апофеоз или падение. Но знаем точно, что это — финал. Конец. Логическое завершение целого направления, целой эпохи в живописи. Художник словно бы заглянул в пустоту за последней чертой. И увидел там все. Или ничего.
Любой конец страшен. И после «Черного квадрата» продолжали прихотливо закрашивать холсты бесчисленные абстракционисты. Но это было уже не то.
А мы скоро уже сто лет как вглядываемся в бездонную глубину квадрата, пытаясь что-нибудь углядеть в его тьме. И, как в пятне Роршаха, видим лишь себя...

Мартин ШОНГАУЭР. Искушение святого Антония. Ок. 1485. Гравюра на дереве

Мартин ШОНГАУЭР. Искушение святого Антония. Ок. 1485. Гравюра на дереве

Есть мнение, что вокруг нас бушуют враждебные силы. То заговор какой учинят против молодого поколения или даже целого народа, то внедрят чуждые ценности, то просто заразят зловредной инфекцией. А человек что — слаб и беззащитен. Только ему и остается, что распознавать врагов и удерживать их на дальних подступах. Так и жизнь проходит в тяжелой борьбе...
Есть и другое мнение, что внешнее воздействие становится вредоносным, когда встречает отклик в нас самих, — изменника, тайком отворяющего крепостные ворота души и пропускающего врага в самое сердце. А тогда и не с внешним врагом надо бороться, а с собственными червячками и чудовищами, да крепостные стены укреплять.
Какое мнение правильно, каждый выбирает для себя. И с какими драконами сражаться, своими или пришлыми, тоже.

 Франсиско Гойя.Сон разума рождает чудовищ. 1799. Офорт

 Франсиско ГОЙЯ. Сон разума рождает чудовищ. 1799. Офорт

Мы все еще верим в могущество человеческого разума. Делаем упор на математику, потому что «она ум в порядок приводит», считаем «нелогично» главным возражением и предпочитаем говорить «подумай» вместо «почувствуй».
А мир вокруг никак не хочет быть устроен логично и разумно. Войны и теракты, преступная небрежность и необъяснимая безответственность, царственная глупость и безумный кич — вот приметы нашего времени.
Впрочем, только ли нашего? Неужто раньше все действительно было лучше? Тогда откуда эта безысходность офорта двухсотлетней давности под зловещим названием «Сон разума рождает чудовищ»?

 Альбрехт Дюрер. Блудный сын. Ок. 1496. Резцовая гравюра на меди

 Альбрехт ДЮРЕР. Блудный сын. Ок. 1496. Резцовая гравюра на меди

Как бы ни возмущались феминистки, а все мы родом не только из детства, но и из семьи. Не случайно для психолога тема семейных взаимоотношений — одна из ключевых.
А вот в изобразительном исусстве семье почему-то уделялось немного внимания. Исключение — «Святое семейство»: религиозные мотивы пронизывают всю историю искусства. Светская живопись больше интересовалась личностью и индивидуальностью.
Но всегда популярной оставалась тема «блудного сына». Может быть, именно из-за своего библейского происхождения. Чаще всего изображался момент возвращения (вспомним знаменитого эрмитажного Рембрандта), но встречались и другие трактовки.
Вот, например, перед нами момент осознания, можно сказать — инсайта. Только что был рад «наполнить чрево свое рожками, которые ели свиньи». А теперь уже готов вернуться к отцу с покаянным «я согрешил против неба и пред тобою».
Все это получило великолепное графическое воплощение в гравюре. Мы поневоле сопереживаем роковым превратностям судьбы человека, потерявшегося в пустынном, закрытом со всех сторон пространстве.

Винсент ВАН ГОГ.Сеятель. 1888. Рисунок пером

Винсент ВАН ГОГ.Сеятель. 1888. Рисунок пером

Сеятель и жнец. Восход и закат. Желтый и синий. Начало и конец. Жизнь и смерть. В этом вечном дуализме одна пара означает другую, та символизирует третью, знаки и символы переходят друг в друга, рождая постоянный круговорот образов.
На картинах Ван Гога все жаждет жизни. Спокойные кладбищенские кипарисы превращаются в извивающиеся языки пламени, рвущиеся к звездному небу. Срезанные подсолнухи на знаменитом натюрморте зримо сопротивляются увяданию.
И вечный сеятель выходит каждое утро в поле вместе с восходом солнца на желтом небе. А жнец на закате ждет своей очереди...

Ханс ХОЛЬБЕЙН Младший. Пляска смерти. 1523–1526. Гравюры на дереве

Любой экзистенциальный психолог вам скажет, что смерть — это первая экзистенциальная данность. Тема неуютная, так что за подробностями лучше обратиться, например, к Ялому. А за иллюстрацией — к популярнейшему в давние времена сюжету.
Да, перед смертью все равны, как перед Богом. Она — сама или ее тень — всегда присутствует в нашей жизни, хоть мы делаем вид, что не замечаем ее. Но именно страх смерти, пусть даже неосознанный, заставляет нас ценить каждое мгновение жизни.
Вот и художник изображает Смерть, а любуется жизнью. Но именно ломающийся ритм движений скелета вносит особую остроту в каждое изображение. Как смерть — в нашу жизнь.

TopList