САМООЦЕНКА И САМОУВАЖЕНИЕ

В начале века французский исследователь де Греефе открыл у некоторых детей «симптом», который получил его имя. «Симптом де Греефе» заключается в том, что дети считали себя умнее взрослых — умнее учителей, умнее родителей. Оказалось, что такая некритичность связана, в первую очередь, с задержками социального развития ребенка. Запоздалое становление речи, некоторое отставание в развитии мышления вели к задержкам в становлении социального самокритичного «Я» — того зеркального «двойника», который корректирует эмоциональное, незрелое в общественном отношении «Я» ребенка.
Позднее обнаружилось, что и у обычных, нормальных детей без всяких задержек и отклонений могут встречаться подобные вещи. Так называемый «барьер неадекватности» проявляется прежде всего в упрямстве: взрослый человек чего-то требует, а это требование становится тем барьером, который ребенок не может преодолеть. «Неадекватный» — значит несоответствующий. Следовательно, возникает барьер несоответствия поведения ребенка требованиям взрослого. Эмоциональные всплески: вначале упорное молчаливое нежелание, затем истерика, плач, крик. «Аффект неадекватности» — это уже бунт эмоционального «Я» против слишком грубых, принудительных попыток втиснуть его в жесткие новые рамки. Явная социальная незрелость — полное отсутствие «социального контролера» в сознании ребенка.
Дальнейшие исследования открыли, что у любого ребенка есть эти два «Я»: эмоциональное (индивидуальное) и рациональное (социальное). Это не раздвоение личности, а всего лишь трудности роста. Малыш подрастет, и его «Я» приобретет ту целостность, которая есть у всех нас, у взрослых. Наше единое «Я» имеет лишь два разных аспекта, два измерения. Они проявляются в самолюбии (психологи говорят менее обидно: в самоуважении) и в самооценке. Самолюбие — эмоциональный аспект нашего «Я», «степень принятия (что чаще) или непринятия (гораздо реже) себя как целого». Это обобщенное отношение к себе обычно положительного характера. Вещь нормальная и естественная — трудно жить, ненавидя или презирая себя. Другое дело — искаженное самоуважение. Например, слишком высокий его уровень, который на обычном житейском языке мы и называем «самолюбием».

Самоуважение не очень зависит от конкретных успехов или неудач — с ними связана самооценка. Этот другой аспект нашего взрослого «Я» рационален, социально нормирован, зависит от конкретных ситуаций и тех оценок, которые «ставят» нам другие люди за наше поведение в этих ситуациях. Прибавили зарплату, повысили разряд, предложили пойти на повышение — все это хорошие поводы для автоматического повышения самооценки. Объявили выговор, обсчитали в магазине, обыграли в преферанс — это поводы для такого же понижения самооценки. Она меняется, как своеобразный «социальный флюгер» нашего самосознания. Самоуважение глубже, его не так легко сдвинуть с места. Получивший выговор человек кажется себе принципиальным борцом за правду и не начинает себя меньше уважать. Нормальный человек не пыжится, получив премию на десятку больше товарища по работе.

Разные это вещи — самооценка и самоуважение. И разница эта лежит в их корнях, в детстве. Это и есть взрослое состояние тех двух «Я» ребенка, которые иногда «неадекватно» конфликтуют между собой.«Кто кого поборет: слон кита или кит слона?». Наивность этого детского вопроса сродни наивности вопроса о том, какое «Я» возьмет верх: рациональное или эмоциональное. Да никакое — они найдут компромисс и прекрасно будут уживаться друг с другом. Ведь у них разные функции.
В специальных опытах было установлено, что эмоциональное «Я» определяет общую линию поведения, а рациональное «подправляет» поведение в соответствии с требованиями и задачами той или иной конкретной ситуации, с учетом «взглядов» окружающих людей. Это — «поправка на ветер». Без нее нельзя быть хорошо адаптированным к нашему сложному миру. Однако сверхадаптированность опасна — так все могут превратиться в одинаковых роботов, социальных функционеров. Нужны и индивидуальность, и эмоциональность. Нужна и неповторимость, уникальность каждого человека. Без этого немыслимо человеческое сообщество. Значит, нужно и то, и другое — вопрос лишь о пропорциях рационального и эмоционального в наших детях.
В тех же опытах нам удалось увидеть два полярных типа детей. Они различались поведением, они различались настроением, они различались очень многим. В основе лежало различие личностное, различие в организации «Я».

«Я» — ЧЕРЕЗ ДРУГИХ

Эти дети сразу получили название «адекватных». Их «соответствие» было установлено экспериментально. Ребенка просили оценить себя по десяти различным качествам — «поставить себе оценку» по степени выраженности того или иного качества. Сложно? — Ничуть: детям надо было просто «найти свое место» на линии, вдоль которой были как бы расположены «все люди мира»: наверху люди с наилучшей, максимальной выраженностью этого качества, внизу — с минимальной, наихудшей.
Оценивали дети свою психологию: внимание, память, ум, речь и т.д. Затем те же качества у того же ребенка оценивали взрослые: родители, бабушки и дедушки, воспитатели в детском саду, учителя начальных классов. Их усредненная оценка считалась «объективной»: предполагалось, что взрослые по-честному оценивают выраженность этих качеств в реальном поведении ребенка. Потом оценки сопоставлялись между собой.
И вот тут сразу выявились «адекватные» дети: их самооценки практически совпадали с оценками взрослых. Хорошо, правда? Однако слово «адекватные» не случайно стоит в кавычках. При более подробном рассмотрении оказалось, что этот тип детей отличается крайней неуверенностью, недостаточной самостоятельностью, боязнью собственного мнения. Они вели себя по принципу «и хочется, и колется, и мама не велит».
Повышенная восприимчивость к мнению взрослых и ориентация на них — вот основа поведения этого типа. С одной стороны, хорошо. Но с другой стороны, «Я» — через других» подчас означает незрелость, отсутствие этого «Я» у таких детей.
У них наблюдались значительно более выраженные, по сравнению с другими детьми, застенчивость и плаксивость. Для мальчиков этого типа характерным было необычное и непривычное миролюбие. Для девочек — повышенная сентиментальность, мечтательность. Общими были нерешительность и неуверенность в себе. Кажется, об этих детях писал Л.Н. Толстой в «Детстве»: «Страдание людей застенчивых происходит от неизвестности о мнениях, которое о них составили; как только мнение это ясно выражено — какое бы оно ни было, — страдание прекращается».
Боюсь, впрочем, что у детей наших дело обстояло еще хуже. Даже узнавая мнение других, они не переставали страдать. Теперь проблема заключалась в том, как бы этому мнению соответствовать (если мнение было неодобрительное).

У некоторых детей проявлялись даже тревожно-мнительные черты: они были озабочены тем, как бы не сделать что-нибудь «не так». Особенно это усугублялось влиянием страха наказания. Иногда присутствовала повышенная концентрация на своих дурных привычках, озабоченность взаимоотношениями со сверстниками и со взрослыми. Болезненное для такого возраста самонаблюдение подчас дополнялось склонностью к самобичеванию, к своеобразному «пережевыванию» тех или иных проблем, к подавленности от сознания каких-то своих недостатков. Повышенная тревожность и склонность к невротическим реакциям дополняли перечень черт их личности.
Подчеркнем: это были здоровые, нормальные, но... слишком «адекватные» дети. Их эмоциональное «Я» находилось под сильнейшим гнетом рационального «Я».
В прекрасном телефильме «Я и другие», который, по моему мнению, следовало бы в обязательном порядке показывать всем родителям минимум ежегодно, есть такая сценка.
Группе детей-дошкольников предлагается на пробу тарелка каши. Она густо посыпана сахаром, лишь один край посыпан солью. Несколько детей, пробуя посыпанные сахаром края, оценивают кашу: «Сладкая!», «Очень сладкая». После этого одной из девочек дают попробовать с явно пересоленного края. Она пробует, кривится, но мгновенно гримаса сменяется улыбкой и она отвечает: «Сладкая!» Тогда ей говорят: «Ну, если сладкая, попробуй еще!» И следует жуткое зрелище: ребенок давится несъедобной, пересоленной кашей, однако улыбается и всякий раз отвечает: «Сладкая!» А в ответ на такую оценку ему предлагают все новые ложки этой каши...
Вот это и есть ребенок-конформист, причем счастливый конформист, «радости» которого только потому и радуют, что ими «тешатся сообща». Бедная девчушка радовалась! Нет, не каше она радовалась, а тому, что оценивает ее так же, как все.
В этом фильме есть и продолжение. Взрослым ребятам-студентам предлагается оценить цвет двух — белой и черной — пирамидок. Сговорившаяся группа уверенно утверждает: обе белые. И тогда двадцатилетний конформист, не зная о сговоре, поколебавшись немного, присоединяется: «Да, обе белые».
Наверное, некоторая доля конформизма есть и должна быть в любом ребенке. Изучая автобиографии детей в возрасте от 7 до 18 лет, Н. Амадишвили установила, что самосознание начинается с осознания своего поведения, причем оценка его находится в соответствии с требованиями взрослых.
Еще точнее формулировал Б.Г. Ананьев: оценка себя и своих поступков первоначально есть простое выражение оценки других лиц — тех, которые «руководят развитием» ребенка.
Этой же позиции придерживалась В.А. Горбачева, показавшая, что у детей самооценка возникает из тех конкретных форм деятельности ребенка, продукты которой оцениваются взрослыми.
Л.И. Божович, проанализировав процесс формирования самосознания и самооценки у ребенка, убедительно показала: самооценка у ребенка младшего возраста формируется в процессе его конкретной деятельности и в результате оценки этой деятельности взрослыми.

Авторитетов много. Но все они подчеркивали: все хорошо в меру. «Адекватность» же описанных выше детей превышала всякую меру. Не знаю, как вам, а мне страшно. Страшно за нас, родителей. Страшно за то, что, подавляя детское эмоциональное «Я», мы тем самым формируем будущих конформистов. Преувеличение? Конечно, не без этого. Однако лучше задуматься над этим сейчас, пока есть время, пока дети наши маленькие и пока еще можно что-то исправить. Лучше вовремя перестроиться нам с вами, чем силком перестраивать наших детей.
Вот чем на поверку оказался такой, на первый взгляд замечательный и благополучный, радующий родителей и воспитателей «адекватный» тип. Рассмотрим другой полюс — его противоположность.

ДРУГИЕ — ЧЕРЕЗ «Я»

Самооценки этих детей расходились, причем подчас достаточно резко, с теми оценками, которые ставили взрослые. Поначалу это напоминало пресловутый «симптом де Греефе», и мы назвали этот тип «неадекватным». Однако кавычки и здесь не случайны. Посмотрим на психологию этих детей.
Как это ни странно, но «неадекватность» этих детей носила творческий характер. Многих из них отличало наличие гибкого ума, изобретательности, оригинальных суждений, подчас даже остроумие и широта интересов. Это были дети — фантазеры и выдумщики, сказочники и романтики. Они жили в своем, детском, эмоциональном мире. Они были заводилами и выдумщиками новых игр и забав, они расцвечивали полнокровной палитрой ярких красок череду дней своей, в общем-то, достаточно обычной жизни.
Да, эти дети были непросты для родителей, воспитателей и учителей. Их отличала иногда странность, а подчас просто непредсказуемость поступков. У них было немало конфликтов и со сверстниками, и со взрослыми. Мальчики, с точки зрения взрослых, были слишком драчливы. Девочки, с той же точки зрения, рано начинали «слишком много думать о себе», «задаваться» и т.д. Многих из них «ловили» на «вранье», путая ложь с естественной детской фантазией и выдумкой.
Подчас некоторых из них активно «перевоспитывали», и тогда у них появлялись такие черты, как замкнутость, угрюмость, подавленность, растерянность. Их «приближали» к «адекватному» типу, их пытались принудительно «адаптировать» к нашим взрослым стереотипам. А они, в меру сил, сопротивлялись этому. Индивидуальности сопротивлялись неуклюжим попыткам превратить их в личности.
Это были прирожденные лидеры, не боявшиеся брать на себя ответственность, имевшие свои мнения, свои суждения и свои оценки.
Конечно, они были конфликтны, но ведь бывают конфликты и... конфликты. В данном случае уместно вспомнить, что любой лидер вступает в конфликт с группой — ведь он должен придумывать что-то новое для достижения групповых целей. Группа ждет от лидера чего-то новенького, но одновременно не всегда готова принять это новое. Творчество — непременное качество всякого лидера, но оно не всегда принимается группой, подчас привыкшей жить по старинке. «Неадекватные» дети, если хотите, были своего рода революционерами в своем детском мире.
В основе их поведения лежала ориентация на себя, на свое эмоциональное «Я», на свою самооценку. Они не подстраивали свое «Я» к требованиям взрослых. Напротив, они противопоставляли им это «Я». Они имели свое мнение о взрослых. Ужасно? Как сказать. В конце концов, мы так много говорим о том, что лучшее воспитание — это сотрудничество с ребенком, что пора бы признать и его право оценивать нас. Мы же хотим видеть себя в его глазах именно такими, какими хотим: хорошими, умными, справедливыми. «Дети — наше зеркало»? «Устами младенца глаголет истина»? Полноте! Подчас мы сами искривляем это зеркало для того, чтобы получить устраивающее нас изображение нас самих.
«Неадекватные» дети имели определенную схему своего поведения: «Другие — через «Я». Наш большой взрослый мир существовал для них лишь пропущенным через их собственный эмоциональный мир. Стоит ли этому ужасаться?

«Я» И ДРУГИЕ

Думаю, ужасаться не стоит. Но, с другой стороны, не будем торопиться и радоваться. Ведь именно этот, «неадекватный» тип детей поставляет контингент для детских комнат милиции. Это не только потенциальные творцы, новаторы и «революционеры». Это еще и вполне возможные хулиганы, и даже преступники. Отступление от канонов, от стереотипов, от норм нашей взрослой жизни может носить двоякий характер. Может быть и прогрессивным, конструктивным, подлинно творческим. А может, напротив, быть деструктивным, разрушительным, псевдотворческим.
Дело, конечно, сложное, но ясно одно: нельзя все и всех мерить на свой аршин. Нельзя делать детей «принудительно адекватными» — все равно ничего хорошего не выйдет. Нельзя перестраховываться при виде любого проявления самостоятельности ребенка. Нужна гибкость. Нужно умелое сочетание дисциплины и самостоятельности, строгости и доброты, ограничений и послаблений. Нужно не противопоставление «Я» и «других» и не подмена детского «Я» абстрактными «другими». Нужна их гармония, их взаиморазвитие, их, если хотите, жизнь друг в друге.
Ребенок и взрослый... Ребенок и детский коллектив... Как они должны развиваться? В общем виде ясно — это должно быть взаиморазвитие, обогащающее и взрослого, и ребенка, и коллектив, и личность. А как конкретно, с тем или иным конкретным ребенком, конкретным взрослым и конкретным коллективом? Я лично не всегда это знаю. А вы?
В таком случае давайте не будем рубить с плеча. Научить ребенка жить среди людей, научить его видеть одновременно и себя, и других — страшно трудное дело. Простейший путь — убрать это детское «Я» и поставить на его место то самое «кривое зеркало», которое будет всю жизнь ублажать нас: такие мы будем в нем вечно молодые, вечно замечательные. Однако, думаю, это надоест и нам, и ребенку. Ведь исчезнет главное — исчезнет развитие. «Повториться в наших детях», конечно, хорошо, но ведь этого мало. Надо бы повториться на новом уровне, с учетом перемен. Пусть наши дети превзойдут нас, пусть девизом нашей жизни будет почтение ученику от побежденного им учителя.
«Я» и другие... Так как же должны сочетаться они в ребенке? Не знаю конкретных рецептов, но могу поделиться своей давней мечтой. Вы когда-нибудь собирали грибы? Значит, знаете, насколько это трудно. И главная трудность заключена в том, чтобы, нагибаясь за одним найденным грибом, успеть окинуть взглядом окрестности. Не успеете этого сделать — прозеваете собратьев этого крепыша, прячущихся поблизости.
Но ведь вот парадокс: если смотреть только по сторонам, не замечаешь того, что под ногами делается. В погоне за широтой обзора теряешь тот гриб, который прямо перед тобой. Оказывается, надо одновременно уметь увидеть и один конкретный гриб, и окрестности. Трудность этого дела — в физиологии зрения. Глаз вынужден «скакать» (психологи говорят, «сканировать»), как бы меняя непрерывно прицел. Вы как будто наводите ружье то на далекую, то на близкую цель. Сами знаете, насколько это утомительно.
Не хочу проводить аналогий, но проблема «Я» и другие» имеет сходные трудности своего решения. Надо одновременно держать в поле зрения других людей, но никогда не надо забывать и о своем мнении. Надо уметь быть и «адекватным», и «неадекватным» в одно и то же время. Вот в такой сложнейшей диалектике и идет становление нашего целостного взрослого «Я». Вот такие трудности, полюса и крайности оно проходит в детстве.
Крайности же, как известно, обычно не продуктивны. Они не могут характеризовать большинство. И в наших опытах далеко не всех детей удалось отнести к «адекватному» или «неадекватному» типу. Действительно, большинство оказалось как бы посередине. Не было оснований отнести этих детей к тому или иному полюсу.
Гармония? Идиллия? Думаете, что автор напрасно морочит голову читателям, драматизируя отдельные нетипичные примеры, а на самом деле у большинства все в порядке? Честное слово, «Я» бы с удовольствием присоединился к этим выводам и занялся бы чем-нибудь другим. Не получается. И не получается вот уже четверть века потому, что отсутствие крайних черт у большинства еще не свидетельствует о его благополучности. То, что большинство оказалось между полюсов, говорит не о целостности «Я», а о его двойственности, о его неустойчивости и промежуточности.
Проблема заключается в том, что дети из «промежуточной» группы при малейшем изменении ситуации или при каком-то внешнем воздействии начинали вести себя либо по «адекватному», либо по «неадекватному» типу. И эти способы поведения часто менялись. Сегодня они были «адекватными», а завтра (через минуту, через час) могли оказаться «неадекватными». И наоборот.
Этот факт говорил о непрекращающемся внутреннем конфликте эмоционального и рационального «Я», о незрелости личности в период с 4–5 до 7–8, а иногда и больше лет.
В каком-то смысле, «адекватным» и «неадекватным» было легче, чем большинству. Они нашли свои способы поведения, обнаружили свой «смысл» в жизни, соотнесли себя и других и сделали соответствующие выводы. Пусть односторонние, зато устойчивые. Большинству же еще предстоит сложный путь становления «Я».

Подведем некоторые промежуточные итоги. «Феномен зеркала» ставит перед ребенком проблему самопознания. Сразу появляются два варианта ее решения. Первый — стать «зеркалом» и отражать то и только то, что «закладывают» в ребенка взрослые. Пассивный и вряд ли продуктивный путь становления личности. Поначалу этот послушный конформист будет радовать своих родителей, но потом и они увидят, что как настоящая личность он не состоялся — куда-то подевалась его индивидуальность. А была ли она? Дали ли ей вовремя раскрыться?
Второй путь — не становиться пассивным «зеркалом», а попробовать активно залезть в «зазеркалье». Противопоставить свое индивидуальное «Я» каким бы то ни было посягательствам со стороны взрослых. Более трудно, но зато более интересно. Естественно, для ребенка. нам это сулит некоторые огорчения в детстве и, возможно, значительные проблемы в будущем. Возможно, но, конечно, не совсем обязательно. Быть может, наоборот, будущее готовит нам счастье быть родителями Творца, настоящей личности. Рискованный путь. Но с шансами на большой успех.

Дмитрий ОЛЬШАНСКИЙ,
доктор политических наук,
кандидат психологических наук,
директор Центра стратегического анализа и прогноза

(Данная статья — отрывок из новой книги Д. Ольшанского)