МЕЖДУ ВОЙНОЙ И МИРОМ
Психологическое сопровождение детей,
эвакуированных из зоны военных действий в
Чеченской Республике
...Я не участвую в войне, —
Она участвует во мне...
Юрий Левитанский
В период с 31 августа по 15 сентября
2000 года группа из четырех психологов (Г.Ю.
Мамедова, Н.Г. Осухова, Б.А. Титов, А.Ф. Шадура)
осуществляла работу по психологической
реабилитации подростков, эвакуированных из зоны
боевых действий в Чеченской Республике и
проживающих в Ставропольском крае (43 человека от
11 до 15 лет). Среди детей были представители разных
национальностей: чеченцы, ногайцы, армяне, турки,
азербайджанцы, татары, ингуши, черкесы,
карачаевцы, а также дети от смешанных браков.
Работа осуществлялась в рамках съезда
организации «Детские и молодежные социальные
инициативы» (ДИМСИ). Съезд проходил в районе п.
Ново-Михайловский Туапсинского района
Краснодарского края. Работа же финансировалась
фондом Форда и была включена в общую программу
съезда.
СПЕЦИФИКА СИТУАЦИИ
Руководство съезда и педагоги не имели
никакого представления о психологических
особенностях данной группы детей и
закономерностях их реабилитации. Помню реплику
президента ДИМСИ после приезда детей из ЧР:
«Кажется, мы зря перестраховались и пригласили
психологов: дети-то хорошо воспитаны, легко идут
на контакт. Думаю, у нас с ними проблем не будет»...
У него были основания говорить так: дети
производили впечатление дисциплинированных и
доброжелательных: они послушно выполняли
указания педагогов, не шумели, говорили очень
тихими, абсолютно не окрашенными эмоциями
голосами. Даже младшие не капризничали и не
плакали. Вот это-то спокойно-заторможенное
поведение и «замороженные» эмоции, знакомые
каждому, кто соприкасался с посттравматическим
стрессом, и ввели в заблуждение педагогов.
Однако проблемы были. Некоторые из руководителей
региональных делегаций заявляли воспитателям и
психологам, работавшим с чеченской делегацией:
«Это ваши дети, — вот вы с ними и разбирайтесь. У
нас своих проблем хватает». Приходилось
дополнительно рассказывать о психологическом
состоянии детей из ЧР и их национальных
особенностях.
Были проблемы и с психологической помощью.
Практика психологической помощи предполагает
добровольное обращение к психологу и наличие
запроса. В нашей ситуации даже подобие такого
обращения за помощью, конечно же, отсутствовало.
Позиция психологов становилась в каком-то смысле
уязвимой: получалось, что помощь навязывалась
тем, кто ее не просил.
Была проблема и с выбором модели
психологической помощи. Четыре основных
модели помощи жертвам чрезвычайных ситуаций:
моральная, компенсаторная, просветительская и
медицинская (3, с. 150–151) в нашей ситуации были
неприемлемы.
Необходимо было органично включить все
методы и приемы психологического воздействия в
повседневную жизнь детей, найти естественные
способы исцеления детей, создать «переходное
пространство» (термин
Дж. Винникотта) — среду, которая обладала бы
реабилитационными и развивающими возможностями,
но при этом сохраняла все черты «реальной жизни».
Такую возможность предоставляет модель
психологического сопровождения личности (9).
Она и стала основной в нашей работе.
РАЗРУШЕНИЕ ОБРАЗА МИРА
Мы рассматриваем особенности
самосознания личности в период кризиса, а также
стратегию и тактику психологической помощи в
этот период через призму субъективного образа
мира человека, которое А.Н. Леонтьев объявил
«ядерным образованием самосознания», а
Д.А. Леонтьев уточнил: в нем наиболее полно
представлен «мир в человеке и человек в мире».
Наше понимание субъективного образа мира близко
к понятию «миф» в том культурологическом смысле,
который приобрел этот термин сегодня (Э.
Кассирер, С. Криппнер, А. Лобок и др.). Это
индивидуальный миф человека о себе, других людях,
жизненном мире во времени. Данное целостное
психическое образование существует на
когнитивном и образно-эмоциональном уровне.
В качестве центрального компонента образа мира
выступает «образ Я» — система представлений
человека о себе и отношений человека к себе (а
также ко всему, что человек считает своим) во
времени жизни. В качестве других компонентов
выступают также: образ другого человека
(близкого и дальнего), образ мира в целом и
психологическое время личности.
Этот миф (субъективный образ мира) служит
внутренней основой для самоидентификации
личности и регуляции ее поведения; он
обеспечивает глубинное чувство онтологической
уверенности или неуверенности в мире и «спасает
человека от потенциального сумасшествия перед
лицом мира, который открывается ему как
всевозможностный» (6, 9).
Прохождение человека через экстремальные
ситуации (войны, техногенные и природные
катастрофы и др.), где он выступает в роли жертвы,
чревато не просто нарушением в содержании
структурных компонентов его образа мира, но
нередко и полным разрушением («сломом»). При этом
у человека формируется негативное отношение к
объектам, которые он воспринимает как виновников
несчастья.
Если нарушение или слом произошли, необходима
длительная реабилитационная работа —
восстановление целостного и упорядоченного
образа мира личности. При этом не обойтись без
восстановления разорванных связей с другими
людьми и с самим собой. Нужно восстановить связь
между прошлым, настоящим и будущим: она дает
человеку возможность, с одной стороны, «обрести
корни» и «оживить» жизненные резервы, а с другой
— обрести будущее и себя в нем (15), а также освоить
продуктивные способы совладания с кризисными
ситуациями.
ПСИХОЛОГИЧЕСКОЕ СОПРОВОЖДЕНИЕ
Такая реабилитация личности —
длительный процесс: он требует особой формы
психологической помощи на всех этапах
формирования нового субъективного образа мира.
Мы называем эту помощь исконно русским
словосочетанием «психологическое
сопровождение». В качестве психологического
термина понятие «сопровождение» впервые
появилось в отечественной психологической
литературе в 1992 году (Ю.В. Слюсарев) в следующем
значении: недирективная форма оказания
психологической помощи, которая направлена «не
просто на укрепление или достройку, а на развитие
и саморазвитие самосознания личности»,
которая запускает механизмы саморазвития и
активизирует собственные ресурсы человека.
В самом общем значении, сопровождение — это
Встреча двух людей (именно так — с большой буквы,
по традициям гуманистической психологии). И
позиция психолога здесь иная, чем в психотерапии
или психокоррекции.
Еще В. Даль трактовал сопровождение как действие
по глаголу «сопровождать», то есть «провожать,
сопутствовать, идти вместе для проводов,
провожатым, следовать». Соответственно,
сопровождающий — это человек, который временно
находится рядом с путником, выполняя такие
ролевые функции, как «спутник, товарищ на пути, в
дороге, в жизни», «проводник», «путевод»,
«спутник для указания пути, для охраны, защиты,
для присмотра», то есть посредник между
человеком и миром, обеспечивающий безопасность и
необходимую, но достаточную поддержку личности в
кризисные, переходные периоды жизни.
Рассматривая сопровождение как модель
психологической помощи, можно определить, что
сопровождение — это специально организованный процесс,
направленный на создание «переходного
пространства» — безопасных условий, в
которых становится возможным выход личности из
негативного отчуждения (от себя, других людей,
мира в целом), реконструкция ее субъективного
образа мира и восстановление ее связи с собой,
людьми и обществом.
Назовем основные принципы психологического
сопровождения:
— принцип запрета на жесткое
проектирование результата;
— принцип индивидуального подхода к человеку;
— принцип поиска его внутренних ресурсов и опоры
на них;
— принцип реальности, согласно которому
необходимо подвести клиента к принятию жизни во
всей ее полноте (в том числе и неизбежность
страданий)
— принцип реалистичности, согласно которому
психолог не берет на себя задачи «переделать
клиента» и «обеспечить ему жизненное
благополучие» — он лишь помогает ему преодолеть
«разрывы жизни», перейти пустыню отчуждения от
себя и мира и принять ответственность за свою
жизнь
— принцип со-бытия: в сопровождении акцент
ставится не на воздействие, а на создание
пространства совместного бытия, в условиях
которого человек осознает и перестраивает себя в
своих отношениях с миром (субъективный образ
мира) и осваивает продуктивные способы
взаимодействия с людьми и социальными
структурами.
Конечно, мы представили лишь общую
модель психологического сопровождения. Она
задает определенную обобщающую и структурную
рамку для частных исследований и создания
конкретных программ психологической помощи.
ПОСЛЕ КАТАСТРОФЫ
На момент начала сопровождения дети из
ЧР были отчуждены от себя, других людей и всего
мира; тело их «окаменело», «онемело», а вся
активность была направлена на выживание (2, 4, 7, 10,
12, 13, 15, 20).
Явственно просматривалось влияние на стрессовые
реакции детей культурных и семейных стереотипов.
Это и характерный для чеченцев (особенно для
мужчин) упор на молчаливое героическое
страдание, стойкость в преодолении каждодневных
лишений, отрицание боли и слабости, чрезмерная
фиксация старших на младших как защита от своих
собственных чувств (в группе было несколько
сиблинговых пар, в поведении которых эта
фиксация ярко прослеживалась).
Все эти особенности закономерно привели к тому,
что дети остались наедине с неотреагированным
стрессом. Уровень тревожности был настолько
высок, что первые двое суток пребывания в лагере
они не могли даже спать. Налицо было и искажение
субъективного образа мира.
Делая такие выводы о психологическом состоянии
детей, мы опираемся на данные, полученные во
время бесед с детьми, проведения психологических
групп, а также таких глубинных методик, как
рисуночные тесты и проективная методика
культурных аналогов (сочинение сказок, историй и
др.).
Пребывание детей в зоне боевых действий, где
погибали близкие люди, привело к деформации
образа мира: у них было разрушено само
представление о существовании, о своей ценности,
нужности, жизнеспособности в мире. Жизненный мир
разделился на две части: «большой, чужой» («они»)
и «малый, свой» («мы»).
«Большой мир» полностью совпадал со «всем
русским» и однозначно маркировался детьми как
«страшный», «угрожающий», «агрессивный»,
«бездушный», «враждебный», «несущий смерть».
С восприятием «своего, малого мира» (семья, дом,
Чечня) дело обстояло не столь однозначно: хотя он
противопоставлялся «большому миру» и
воспринимался как «свой», но был омрачен
воспоминаниями о перенесенных страданиях.
За внешней послушностью детей скрывались страх и
негативное отношение к взрослым русской
национальности (и, прежде всего, к мужчинам). Это
ярко проявилось при первой встрече с
психологами: мы неосмотрительно предложили
детям самостоятельно выбрать группу для занятий,
все дети распределились между двумя женщинами,
полностью проигнорировав мужчин. Для изменения
ситуации пришлось использовать специальные
игровые психотехнические процедуры.
Наталия ОСУХОВА,
кандидат педагогических наук
(Окончание следует)
ЛИТЕРАТУРА
Арьес Ф. Человек перед лицом
смерти. М.: Прогресс, 1994.
Василюк Ф. Пережить горе. Человеческое в
человеке. /Под ред. Г.Л. Фролова. М., 1991.
Владиславова Н. Русское боевое НЛП в Чечне.
Московский психотерапевтический журнал, № 1, 2000,
с. 136—156.
Грининг Т. Посттравматический стресс с
позиций экзистенциально-гуманистической
психологии. Вопросы психологии, № 1, 1994, с.92—96.
Итс Р.Ф. Шепот Земли и молчание Неба. М. , 1990.
Лобок А.М. Психология мифа: Автореф. дисс. ...
доктора психол. наук. М., 1998.
Лэнг Р. Расколотое Я. СПб.: Белый кролик, 1995.
Мухина В.С. Дивный новый мир: не антиутопия,
реальность. Развитие личности, № 1, 1997, с. 14—21.; № 2,
1997, с. 15—26.
Осухова Н.Г. Психологическое сопровождение
семьи и личности в кризисной ситуации. Школьный
психолог, № 31, 2001.
Осухова Н.Г. Применение психодрамы в
психотерапии с детьми, пережившими насилие.
Школьный психолог, № 43, 2000.
Снегирева Т.В. Смысл и символ в проективном
рисунке. Вопросы психологии, № 6, 1995, с. 20—32.
Пуховский Н.Н. Психопатологические
последствия чрезвычайных ситуаций. М.:
Академический проект, 2000.
Тарабрина Н.В., Лазебная Е.О. Синдром
посттравматических стрессовых нарушений:
современное состояние и проблемы.
Психологический журнал. № 2, т. 13, 1992, с.4—29.
Фенько А.Б. Ностальгия. Московский
психотерапевтический журнал, № 3, 1993, с. 93—116.
Франкл В. Человек в поисках смысла: Сборник.
Пер. с англ. М.: Прогресс, 1990.
Шадура А.Ф. Юран Г. Пространственно-временная
модель психологической реабилитации личности
детей, эвакуированных из зоны военных действий в
Чеченской Республике. Мир психологии (в печати). \
Эриксон Э. Идентичность: юность и кризис. М.:
Прогресс, 1996.
Цапкин В.Н. Единство и многообразие
психотерапевтического опыта. Московский
психотерапквтический журнал, № 2, 1992, с.5—40.
Ялом И. Экзистенциальная психотехника. М., 1998.
Bettelheim B. The Uses of Enchantment. New York, 1976.
|