ВРЕМЯ В ПОЛЕТЕ ТВОЕМ

Рэй БРЕДБЕРИ

Под порывами ветра с их разгоряченных лиц улетучились долгие-долгие годы. Машина Времени остановилась.
— Тысяча девятьсот двадцать восьмой, — сказала Жанет.
Двое мальчиков посмотрели мимо нее. Мистер Филдз зашевелился.
— Помните: вы прибыли сюда наблюдать поведение древних людей. Вникайте во все поглубже, проявите смекалку, изучайте.
— Хорошо, — ответили дети, одетые в новенькую хрустящую форму цвета хаки. У них были одинаковые прически, они носили одинаковые часы, одинаковые сандалии: цвет глаз, зубов и кожи тоже был одинаковый, хотя ни один из них не приходился другому братом или сестрой.
— Тс-с! — прошептал мистер Филдз.
Они посмотрели на маленький иллинойсский городок. Была весна. На улицах лежала прохладная утренняя мгла.
В предутренних лучах мраморно-кремовой луны промелькнул мальчик, он бежал по улице. Где-то далеко пробили пять раз башенные часы. Мягко и бесшумно ступая по притихшим лужайкам, печатая на них следы кроссовок, мальчик прошел рядом с невидимой Машиной Времени. Он остановился у какого-то дома, встал под темным окном и кого-то позвал.
Окно отворилось, из него вылез еще один мальчик и по крыше спустился на землю. Мальчики побежали и исчезли в холодной предрассветной темноте, предварительно набив рты банановой жвачкой.
— За ними! Быстро! — прошептал мистер Филдз. — Проследите, как они себя поведут.
Жанет, Уильям и Роберт, теперь уже видимые, побежали по холодным весенним улицам, по спящему городу, по парку. Вокруг мерцали огоньки, щелкали замки в дверях, дети, кто парами, а кто в одиночку, во всю прыть бежали вниз по холму, туда, где сверкали синие рельсы.
— Идет! Идет!
Дети собирались и толпились вокруг, пока не забрезжил рассвет. Издалека, оттуда, где сходятся рельсы, показался огонек, а через пару секунд раздался громоподобный гудок.
— Что это? — вскричала Жанет.
— Это же поезд, глупенькая, ты же видела на картинках! — прокричал Роберт.
Дети Времени смотрели, как из вагонов выходят величественные серые слоны. Из хоботов, задранных к небу вопросительными знаками, они поливали мощными струями мостовую. С платформ скатывались неуклюжие, красные с золотом, фургоны. Ревели и метались львы, запертые в темноту,
— О, да это же... цирк, — задрожал голосок Жанет.
— Ты думаешь? А что же с ним стало потом?
— Наверно, то же, что и с Рождеством, — забыли давно.
Жанет оглянулась по сторонам.
— Смешно, правда?!
Мальчики стояли не шелохнувшись.
— Страшно.
С первыми лучами солнца послышались голоса, крики. В окнах спальных вагонов мелькнули лица пассажиров, они удивленно смотрели на детей. По улице проскакали кони, словно каменный дождь прошел.
За спинами детей появился вдруг мистер Филдз.
— Какая же это мерзость, какое варварство — держать животных в клетках. Знать бы мне, что мы тут повстречаемся с цирком, ни за что бы не привел вас смотреть на это. Ужасный ритуал.
— Да, конечно. — Жанет, однако, была заинтригована. — И все же, знаете, это все равно что изучать насекомых. Мне бы хотелось за ними понаблюдать.
— Не знаю, не знаю. — Роберт дрожал, глаза бегали. — Жутковато, конечно, но если мистер Филдз не возражает, можно было бы написать об этом статью...
Мистер Филдз кивнул.
— Я рад, что вы хотите за это взяться. Поищите мотивы, посмотрите на весь этот кошмар. Итак, днем идем в цирк.
— Мне, кажется, немного не по себе, — сказала Жанет.
Машина Времени загудела.
— Так вот он какой, этот цирк, — произнесла таинственно Жанет.
Замерли звуки цирковых тромбонов... Под конец они увидели, как акробаты, одетые в красное, как леденцы, крутятся на трапеции, а клоуны, все в пудре, точно в муке, вопят и скачут по арене.
— Но признайтесь, лучше было бы смотреть все это по психовидению, — медленно проговорил Роберт.
— И еще эта ужасная вонь от животных, и все так возбуждены, это беспокойство, эти требования. Правда, это вредно детям? А эти взрослые, что сидели рядом с детьми, дети их называли «папами» и «мамами»... Как странно все это.
Мистер Филдз сделал в классном журнале какие-то пометки.
Жанет все качала изумленно головой.
— Мне нужно посмотреть на все это еще раз. Кое-где я не поняла мотивов. Хочу еще раз пробежаться по городу ранним утром. Холодный ветер в лицо... тротуар под ногами... цирковой поезд. Что же выгнало этих людей из дома в такую рань? Неужели утренний ветер заставил их проснуться и бежать смотреть, как приходит поезд? Мне нужно увидеть все это еще раз. Что же их все-таки так взволновало? По-моему, я чего-то недопоняла.
— Маниакальная депрессия, — отозвался Роберт.
— А что такое «летние каникулы»? Я слышала, они говорили об этом.
Жанет вопросительно посмотрела на мистера Филдза.
— Носятся все лето как угорелые и колошматят друг друга, — сердито буркнул мистер Филдз.
— А я всегда буду участвовать в Летних Государственных Программах Детской Инженерии, — сказал Роберт слабым голоском, глядя в никуда.
Машина Времени снова остановилась.
— Праздник Четвертое Июля¹, — объявил мистер Филдз. — Год тысяча девятьсот двадцать восьмой. Это древний праздник, во время которого люди взрывали порох, а заодно отрывали и свои пальцы.
Они стояли перед тем же самым домом, на той же улице, но уже теплым летним вечером. Шипели огненные колеса. На веранде собрались дети, они подбрасывали что-то со смехом в воздух — и раздавался взрыв.
— Стойте, не бегите! — вскричал мистер Филдз. — Это не война, не бойтесь!
А лица Жанет, Роберта и Уильяма с каждым всплеском огня освещались то розовым, то голубым, то белым.
— Мы не боимся, — спокойно ответила Жанет.
— К счастью, — возвестил мистер Филдз, — сто лет назад фейерверки запретили и со всей этой кутерьмой было покончено.
Дети кружились в причудливом танце, белыми бенгальскими огнями в темноте летней ночи они выводили диковинные узоры, писали свои имена.
— Я тоже так хочу, — сказала тихо Жанет. — Я тоже хочу написать свое имя в воздухе. Слышите! Я тоже...
— Что? — спросил мистер Филдз, не слушая.
— Ничего, — ответила Жанет.
— Ба-бах! — шептали Роберт с Уильямом. Они стояли в тени деревьев и во все глаза смотрели, как на мягких лужайках вспыхивают красные, белые и зеленые огни. — Ба-бах!!!
Октябрь.
Месяц пылающих листьев. Прошел час. Машина Времени остановилась в последний раз. В домах был притушен свет, люди сновали туда-сюда, в руках они держали тыквы, пучки колосьев. Танцевали скелеты, порхали летучие мыши, в дверных проемах были подвешены яблоки.
— День Всех Святых,— сказал мистер Филдз.— Кошмарнее этого нет уже ничего, это предел. Это был век суеверий, как вам известно. Позднее братья Гримм и все эти скелеты с привидениями были запрещены. Вы, дети, слава богу, воспитаны в стерилизованном мире, где нет ни теней, ни духов. У вас нормальные праздники — День рождения Уильяма С. Чаттертона, День Труда, День Машин.
В темноте и пустоте октябрьской ночи они подошли к дому. Дети разглядывали тыквы с треугольными глазами, а на них из подвалов и с темных чердаков косились маски.
В доме уже собралась в тесный кружок компания ребятишек, они что-то рассказывали и покатывались со смеху!
— Я хочу быть с ними! — сказала, наконец, Жанет.
— Как социолог, конечно, — сказали мальчики.
— Нет, — отрезала она.
— Что такое? — спросил мистер Филдз.
— Я сказала «нет». Мне хочется туда просто так, мне хочется остаться. Я хочу быть с ними, там и больше нигде. Я хочу фейерверков, хочу тыкву, вот такую, хочу в цирк, хочу, чтобы было Рождество, День Валентина, Четвертое Июля, я хочу все это, все, все...
— Ну, это уже переходит... — мистер Филдз не договорил.
Но Жанет вдруг исчезла.
— Роберт, Уильям, бежим! — Она побежала. Мальчики за ней.
— Стойте! — закричал мистер Филдз. — Роберт! Уильям... ага, попался! — Он схватил мальчика, бежавшего последним.
— Жанет, Роберт, вернитесь! Вас не переведут в седьмой класс! Вы останетесь на второй год! Жанет! Боб!

Задул нещадный октябрьский ветер, подгоняя детей в спину, и затих среди стонущих деревьев.
Уильям изворачивался и брыкался.
— Нет, Уильям, нет, ты останешься со мной. А этих двоих мы проучим, всю жизнь помнить будут. Им, видишь ли, захотелось остаться в прошлом! — Мистер Филдз кричал так, чтобы всем было слышно. — Ну что ж, Боб и Жанет, оставайтесь, живите в этом хаосе, среди этих ужасов! Через пару недель захнычете и придете обратно, но меня уже здесь не будет! Я оставлю вас тут, чтобы вы свихнулись!
Он потащил Уильяма к Машине Времени. Уильям рыдал.
— Не привозите меня больше сюда на Полевые Экскурсии, пожалуйста, мистер Филдз, ну, пожалуйста...
— Заткнись!
Через мгновенье Машина Времени унесла их прочь, в будущее, туда, где подземные города-муравейники, железные здания, железные цветы, железные лужайки...
— Жанет, Боб, прощайте!
Город захлебнулся октябрьским ветром. А когда ветер улегся, на улицах не осталось ни одного бегущего в ночи мальчишки. Ветер развел всех по домам: и приглашенных, и не приглашенных, и тех, кто в масках, и тех, кто без масок, — а потом завыл и заскулил в верхушках голых деревьев.
А в том большом доме, в отблесках свечей, кто-то разливал холодный яблочный сок всем подряд, без разбора.

1953
Перевел с английского Арам ОГАНЯН

¹ День Независимости, национальный праздник США (прим. переводчика).