Джером К. Джером
ДЯДЮШКА ПОДЖЕР СПЕШИТ НА ПОЕЗД
Двести пятьдесят дней в году дядюшке
Поджеру приходилось ездить из Илинг-коммона в
Лондон поездом 9.13.
От дома дядюшки Поджера до станции
было восемь минут ходьбы. Вот что он всегда
говорил: «Имея в запасе четверть часа, можно идти
не торопясь». Поступал же он обычно так: выходил
за пять минут до отхода поезда и бежал бегом. Не
знаю, право, почему, но в пригороде все так делали.
В то время в Илинге проживало много толстых
джентльменов, которые служили в Сити и поэтому
ездили ранним поездом в город; возможно,
некоторые и теперь живут там. Все они выходили из
дому поздно, все держали в одной руке черный
портфель и газету, а в другой — зонт, и все они,
независимо от погоды, последние четверть мили
бежали.
Няньки, посыльные мальчишки, бродячие
торговцы — словом, все, кому нечего делать,
собирались по утрам на лугу поглядеть на бегущих
джентльменов и приветствовали громкими
возгласами наиболее достойных. Зрелище было не
из блестящих — бежали они скверно, — но к делу
относились серьезно и старались изо всех сил.
Если их упражнения и не доставляли зрителям
эстетического удовольствия, то уж, во всяком
случае, восхищали своей добросовестностью.
Иногда в толпе заключались небольшие
безобидные пари:
— Ставлю два против одного на
старикашку в белом жилете!
— Десять против одного вон на того
пузана, который пыхтит как паровоз! Если, конечно,
он не кувырнется через голову раньше, чем
добежит!
— Ставлю столько же на красного
мотылька! — таким именем один юнец с сачком для
ловли бабочек наградил дядюшкиного соседа,
отставного военного — джентльмена весьма
внушительного, который отчаянно багровел от
натуги.
Дядя и другие бегуны не раз писали в
илингскую газету, горько жалуясь на нерадивость
местной полиции, а редактор печатал пламенные
передовицы о недостатке вежливости среди
простонародья, особенно в западных пригородах
Лондона. Но это ровно ни к чему не привело.
Нельзя сказать, чтобы дядюшка поздно
вставал, — просто все неприятности приключались
с ним в самую последнюю минуту. После завтрака он
первым долгом терял газету. Мы сразу
догадывались об этом по его виду, ибо в подобных
случаях дядюшка взирал на мир с изумлением и
негодованием.
Дядюшке Поджеру никогда не приходило в
голову сказать себе: «Я бестолковый старик. Я
вечно все теряю и забываю, где что лежит. Я
совершенно не способен найти что-нибудь без
чужой помощи и доставляю этим массу хлопот
окружающим. Пора взяться за ум и исправиться».
Ничего подобного он не говорил. Напротив, потеряв
что-нибудь, он в результате какого-то
непостижимого хода мыслей приходил к убеждению,
что в этом виноват кто угодно, только не он.
— Сию минуту она была у меня в руках! —
вопил он.
По его тону можно было подумать, что он
окружен невидимыми волшебниками, которые
похищают предметы с единственной целью
разозлить его.
— Не оставил ли ты ее в саду? —
высказывала предположение тетка.
— Зачем я вдруг стану оставлять газету
в саду? Кому она там нужна? Я хочу взять ее с собой
в поезд.
— А может быть, ты положил ее в карман?
— Нет, вы только послушайте, что
говорит эта женщина! Да ведь сейчас уже без пяти
девять; неужели я стоял бы здесь, если бы газета
была у меня в кармане?! Что я — идиот, по-твоему?
Тут кто-нибудь восклицал: «А это что?»
— и протягивал дядюшке аккуратно сложенную
газету.
— Я убедительно прошу не трогать моих
вещей, — огрызался дядя, с раздражением
выхватывая ее из чужих рук.
Он открывал портфель, чтобы положить
туда газету, и, взглянув на нее, застывал с
оскорбленным видом.
— Что случилось? — спрашивала тетка.
— Позавчерашняя, — отвечал он, роняя
газету; он бывал так подавлен, что даже не мог
кричать и сердиться.
И хоть бы изредка газета для
разнообразия оказалась вчерашней! — нет, всегда
позавчерашняя, за исключением вторника: тогда
она была субботняя.
В конце концов мы находили ему газету.
Чаще всего дядюшка сидел на ней. Тогда он
улыбался — не радостно, а устало, как человек,
который осужден жить среди скопища безнадежных
дураков.
— И вы, под самым вашим носом... — он не
заканчивал фразы: он всегда гордился своим
умением владеть собой.
Покончив с газетой, дядюшка
устремлялся в прихожую, куда тетя Мария обычно
собирала детей, чтобы они попрощались с ним. Сама
тетка никогда не выходила из дому, не простившись
нежно со всеми домочадцами. «Никто не знает, —
говорила она, — что может случиться».
Разумеется, кого-нибудь из детей
обязательно недоставало. Заметив это, остальные
шестеро с криками рассыпались по всему дому в
поисках пропавшего. Как только они исчезали, тот
появлялся неизвестно откуда, оправдываясь и
уверяя, что он все время находился тут, рядом. Он
немедленно отправлялся искать остальных, чтобы
сообщить им, что он нашелся. В течение по крайней
мере пяти минут все искали друг друга. Дядюшке
Поджеру как раз хватало этого времени на то,
чтобы отыскать свой зонт и потерять шляпу.
Наконец вся компания снова собиралась в
передней, и в этот момент часы в гостиной
начинали бить девять. Бой у этих часов был
какой-то неприветливый, бессердечный, всегда
приводивший дядюшку в такое волнение, что он
совершенно терялся: целовал одних дважды, других
пропускал, забывал, кого он уже поцеловал, а кого
нет, и был вынужден начинать все сначала. Он
говорил, что мы нарочно перепутывались, и я не
стану утверждать, будто обвинение это совсем
лишено оснований. В довершение ко всему, у
кого-нибудь из детей лицо непременно было
выпачкано чем-то липким, и именно этот отпрыск
особенно усердно проявлял свою любовь.
Если дела шли слишком гладко, старший
мальчик объявлял, что все часы в доме отстают на
несколько минут и он сам накануне опоздал из-за
этого в школу. Услышав это, дядюшка опрометью
кидался к калитке и, выбегая из нее, обнаруживал,
что с ним нет ни портфеля, ни зонтика. И тут все,
кого тетка не успевала перехватить, бросались
догонять его. Двое дрались на ходу за зонтик, а
остальные облепляли портфель. Вернувшись, мы
открывали, что дядюшка Поджер самую нужную ему
вещь оставил на столе в передней, и начинали
представлять себе, что он скажет, когда вернется
домой.
Из книги «Трое за границей» («Three Men on the
Bummel»), 1900
Перевод с английского Н. Рахмановой |