О терпении и понимании

Наш разговор с Ольгой Сергеевной Никольской, заведующей лабораторией содержания и методов обучения детей с эмоциональными нарушениями Института коррекционной педагогики РАО, доктором психологических наук, автором книг «Аутичный ребенок: пути помощи», «Аффективная сфера человека. Взгляд сквозь призму детского аутизма», состоялся в помещении лаборатории в преддверии очередного заседания клуба бывших аутичных детей. О.С. Никольская убеждена, что именно общение с этими детьми, с их тонкой и необычной душевной организацией, помогают ей и ее коллегам продвигаться в понимании, что такое аффективная сфера человека, и выстраивать стратегию психологической помощи при нарушении эмоционального развития.

Работая с эмоциональной сферой, психологи используют много техник, в том числе и быстрых, для коррекции конкретных эмоциональных состояний: страха, тревоги. Насколько они эффективны?

Действительно, иногда приходится очень быстро реагировать, чтобы оказать человеку необходимую скорую помощь, и для этого существуют эффективные способы. Вместе с тем мы все понимаем, что задачи психологической помощи не могут этим ограничиваться, особенно когда это касается развивающейся психики. В работе с детьми, конечно, тоже решаются первоочередные острые проблемы, но в большей степени мы стараемся направить ее на то, чтобы сделать ребенка более устойчивым, гибким, активным в отношениях с миром — по возможности уберечь его от травм и срывов в будущем.
Понятно, что такая работа, как правило, длительна и кропотлива, индивидуально адресована и ориентирована не столько на задачи борьбы, сколько на общую логику эмоционального развития ребенка.
Да, наверное, не может быть и универсальных средств оказания скорой помощи. При выборе техники следует оценить уровень развития ребенка, сможет ли он принять помощь в той форме, которую мы предлагаем; надо подумать о том, как скажется быстрое разрешение отдельной трудности на становлении его отношений с миром.
Иногда мы не осознаем, что действительно владеем сильными средствами, и эффективное разрешение отдельной проблемы может и дать стимул развитию, и осложнить его, закрепить, например, однобокость.

Конкретизируйте, пожалуйста.

Все это приходится учитывать, когда надо решать, как можно помочь, скажем, аутичному ребенку со страхами. Само появление этой проблемы может оцениваться неоднозначно. В случае очень тяжелого нарушения развития, когда ребенок совсем не обращает внимания на окружающее, страхи часто появляются как раз на фоне удачной работы, сопутствуют подъему его активности и появлению избирательности в отношениях с миром. Он становится более уязвимым, но это неизбежный этап развития, и его надо пережить, чтобы идти дальше. В это время такой ребенок не готов к направленной работе со страхами, его нельзя утешить и успокоить, и наши активные действия в этом направлении могут только усилить его аутистические тенденции.
Продуктивными в это время могут быть совсем другие меры: развитие эмоциональной связи с близкими, разработка и поддержание осмысленного жизненного стереотипа. Этот осмысленный порядок даст ребенку переживание уюта, защищенности своей предсказуемостью и множеством разнообразных приятных деталей жизни. И наши усилия в это время будут направлены прежде всего на эмоциональное тонизирование, помощь в осмыслении порядка и деталей жизни.
На всем протяжении этой работы мы не раз столкнемся с проявлением страха, но не станем бросаться в бой, пока у ребенка не будет в достаточной степени сформировано ощущение защищенности и уюта, потому что поспешные попытки десенсибилизировать пугающее впечатление в игре будут лишь фиксировать панические реакции.
Вместе с тем опыт показывает, что, если не форсируешь события, ребенок сам достаточно быстро показывает, что готов попробовать справиться со своим страхом. Именно в момент общего эмоционального подъема он часто сам начинает использовать в игре пугающие впечатления или даже рассказывать о своих страхах.
Теперь мы знаем, что он готов принять нашу помощь в прямой работе со страхами, и нельзя упустить эту возможность. Эти впечатления начинают осторожно вводиться в сюжет игры, рисунка, проговариваются, осмеиваются, им отводится определенное место: «как я боялся, когда был маленький». И именно эти переживания дают теперь импульс общему развитию ребенка, его активности в отношениях с миром. На этом фоне развивается сюжетная игра, развернутая речь, стимулируется интеллектуальное развитие.
Однако сосредоточение только на этом направлении работы, эксплуатация вполне успешных приемов тоже могут осложнить дело. Например, в какой-то момент мы понимаем, что ребенок слишком уж увлечен пугающими темами, снова и снова возвращается к ним в разговоре, упорно проигрывает или прорисовывает агрессивные сюжеты, настойчиво углубляясь в неприятные подробности. Их нельзя избежать, уговоры, недовольство взрослого часто лишь возбуждают ребенка. Это настораживает, мы начинаем понимать, что с ребенком опять что-то не в порядке.
Постоянное проигрывание пугающих ситуаций, акцентуация на их агрессивном разрешении часто означают, что страх хотя и не вызывает панических реакций, по-прежнему остается актуальным и ребенок еще не в силах справиться с ним окончательно. Если мы будем упорствовать вместе с ребенком, то, скорее всего, будем способствовать формированию агрессивных влечений. Но мы можем этому успешно противостоять, если вовремя сменим акценты и постараемся вплести страшный сюжет в более широкий смысловой контекст игры, наполненный другими разнообразными впечатлениями, знакомыми и приятными подробностями. Именно это часто позволяет ребенку снять напряженность переживания.
Я говорю об этом так подробно, чтобы подчеркнуть, что каждый следующий шаг в этом случае обеспечен предыдущей работой. И выделить необходимую последовательность действий нам помогают сами дети. То, что при нормальном развитии происходит достаточно быстро, при аутизме требует специальных усилий, нужно сделать много последовательных шагов в улучшении эмоционального состояния ребенка. Продвигаясь по этой дороге, получаешь возможность прояснить логику действий и для менее серьезных случаев. И мне кажется, что быстрого решения проблем развития не бывает. Впрочем, все это общее место — надо помогать росту и не торопить события, иначе можно нанести вред.

Ольга Сергеевна, а как должна строиться работа с агрессией? Сейчас это одна из основных проблем, с которой встречаются детские психологи.

Боюсь, что на этот вопрос тоже нельзя ответить коротко. Агрессивное поведение может проявляться на разных этапах развития, и в зависимости от возраста ребенка, от уровня его эмоционального развития нужно решать, настораживают ли нас эти проявления в данной конкретной ситуации. Если решаем, что настораживают, тоже должны реагировать в соответствии с уровнем развития ребенка и со всем комплексом его проблем. Вот, как мы уже обсуждали, агрессивное поведение может формироваться в связи с неразрешенными проблемами страха.
Часто мы сталкиваемся с тем, что агрессивными выглядят первые формы активного контакта ребенка с аутизмом с другими детьми, когда он, уже будучи дошкольником, старается привлечь к себе внимание как совсем маленький ребенок. Конечно, эту ситуацию надо контролировать, но понятно, что совсем «окоротить» его нельзя, приходится учить его общаться и учить других детей понимать правильно его неуклюжие попытки.
Так называемые агрессивные действия часто дают возможность организовать первые формы игрового взаимодействия. Ребенок разбрасывает мозаику или детали конструктора, и мы начинаем, действуя рядом, «помогать» ему, осмысляя действия: «замечательный салют» или «проливной дождь пошел». И через какое-то время он начинает действительно играть и получать удовольствие от того, что мы делаем это вместе, смотреть, улыбаться, повторять комментарий.
Это очень результативно, но нельзя долго эксплуатировать только эту игру, опирающуюся на генерализованную агрессию, иначе мы ее фиксируем. Необходимо искать другие точки общего интереса и, «зацепившись» за них, разнообразить и усложнять взаимодействие.
Иногда мы видим, что агрессивность ребенка связана с потребностью шокировать взрослых (чаще всего самых близких). В этом случае прямая негативная реакция подкрепляет его неадекватные действия, ведь он и стремится ее вызвать, ему весело делать назло. Конечно, это связано с целым комплексом нарушений отношений.
В первую очередь что можно сделать — это прояснить ситуацию для родителей. И если они научаются не поддаваться провокациям, дразнить их становится неинтересно, и агрессивное поведение может редуцироваться. С другой стороны, часто случается, что на фоне усталости, раздражения агрессивность начинает проявлять и более эмоционально развитый ребенок. Вот его надо постараться удержать (часто и физически), но не дать ему сорваться. Ведь он впоследствии будет испытывать чувство стыда, разлада с самим собой. Поэтому надо думать, как без обвинений помочь ему справиться с собой и остаться «хорошим».

Сейчас в детских садах создаются специальные сенсорные уголки, где дети могут уединиться, когда им грустно или, наоборот, разрядиться при помощи «пыльных» подушек. Как вы к этому относитесь?

Честно говоря, не знаю, трудно сказать и потому, что в собственном детстве не было такого опыта. Меня немного настораживает, что ребенок таким образом подталкивается к чисто механистической возможности отреагировать, может быть, это уменьшает стремление идти со своими горестями к другому человеку. Но, вообще-то, конечно, пусть будет все — и подушки, и другое. Механистичности можно избежать, если есть возможность снять ее шуткой.
Лишь бы это не было слишком серьезно и взрослые не думали, что они сделали таким образом все для гармоничного развития ребенка.

Часто педагоги и родители призывают ребенка волевым усилием сдерживать свои эмоции. Может ли развитая волевая сфера стать тем барьером, который встает на пути негативных эмоциональных проявлений?

Ну это, конечно, общая мечта, воспитание человека с чувством достоинства, владеющего собой. Но для близких тоже важно, какой ценой это будет достигнуто. Если ребенок слишком рано, не прожив полноценного детства, станет маленьким взрослым, механизмы его самоконтроля не смогут опереться на другие, не менее важные для душевной жизни аффективные слои, они не будут еще сформированы. Понятно, что это будет достаточно хрупкая душевная конструкция.
С другой стороны, часто наши призывы остаются безрезультатными. Что же делать, если дети еще не могут себя контролировать? Приходится это просто понимать и поступать как известный персонаж из «Маленького принца» — присоединяться к логике действий ребенка: просить о том, что он уже пошел делать, иногда помогать. У детей, с которыми мы работаем, часто сначала формируется представление о том, что он себя «хорошо ведет», а потом уже постепенно начинаются реальные попытки.

Ольга Сергеевна, а как психологам справляться с подростками, с их эмоциональностью? Можно ли как-то помочь ребенку в этот период, облегчив его прохождение?

Ну как же с ними «справляться»? Для многих детей это действительно тяжелый период жизни, яркий, важный во взрослении, но субъективно тяжелый, с проблемами созревания, отношений в семье, со сверстниками, с социумом. Мне кажется, что можно только быть рядом, стараться отслеживать ситуацию, страховать и оставлять возможность обратиться за помощью. Если у взрослого есть понимание, что подростковый возраст — это период не только неправильных реакций, но и большой внутренней работы, и он уважает ее, ребенку это помогает. Тогда, по прошествии подросткового возраста, молодой человек обязательно с благодарностью вспомнит, что взрослые помогли ему пройти этот период, были терпеливыми и не оскорбили. Вот опять общее место — терпение и понимание.
Видите, я как-то сознательно настаиваю на банальностях. Мы переживаем бум становления психологической практики, период романтики, надежд, поиска. Это очень хорошо, и мне кажется, что сейчас важно удержаться и не дать убедить себя в том, что где-то существует какой-то конечный результат поиска — уникальный метод, какая-нибудь замечательная психологическая «кнопка», на которую можно нажать для мгновенного решения всех проблем. Надеюсь, что мы ее не найдем.

Беседовала
Ольга Решетникова