Счастье быть связанным
Мы должны верить в нее, иначе мы
пропали. Мы можем не найти ее,
а если найдем, она может сделать нас несчастными;
но все-таки
мы должны в нее верить. Без этой веры мы
превратимся
в рабов истории мира и чьей-нибудь чужой правды.
Джулиан Барнс. История мира в 10 1/2
главах
Новый — или уже не новый? — праздник в
честь святого Валентина, покровителя влюбленных,
отмечают все: прагматики и романтики, физики и
лирики, оптимисты и пессимисты. Хотя относятся к
любви они очень по-разному, по крайней мере на
словах.
— Любовь? Ха-ха! В наше-то время... Просто смешно, —
презрительно кривит губы скептик.
Он точно знает, что нет на свете никакой любви.
Раньше, возможно, была, да и то, скорее, в романах.
Ну там — Тристан и Изольда, еще Ромео, опять же и
Джульетта. А в жизни... Нет, все это сказки.
— Сказки, сказки, — подтверждает хор
единомышленников. Они тоже убеждены, что любовь
— всего лишь игра восторженного воображения. А
на самом деле существует только инстинкт
размножения. Или общественная целесообразность.
Или угнетение женщины. Или еще что-нибудь.
— Вот видите? — кивает скептик на хор. — Я же
говорил!
И так они вместе убедительно выглядят, что
романтики начинают сомневаться. Боже, а вдруг ее
и вправду нет? Самые слабовольные даже пытаются
пересматривать свое прошлое. Может, это и не
любовь была вовсе?
Но мы не маловеры. Мы пожалеем обделенных,
которые пытаются выдать свою ущербность за
норму, и отойдем от них подальше.
Да, мы не в состоянии дать точное определение, но
мы узнаем ее издалека, по какому-то особому
призвуку собственного дыхания, по шуму в крови,
по странному дурманящему головокружению. И
бросаемся в сладкий омут, не в силах
противостоять его властной притягательности и
не зная, когда выплывем, да и выплывем ли вообще.
Любовь делает нас уязвимыми, как уязвим любой
обладатель бесценного сокровища: моль и ржа
истребляют, а воры подкапывают и крадут. У любви
тоже есть свои воры, а время и привычка с успехом
заменяют моль и ржу.
Любовь претендует на главное место в жизни и
распоряжается в ней уверенным кукушонком, так и
норовя вытолкнуть конкурентов. И вот уже
начальник недовольно хмурит бровь, родители
обижаются на отсутствие звонков и писем, а друзья
понимающе сокрушаются.
Любовь связывает нас по рукам и ногам, заставляет
все время на себя оглядываться и сверять с ней
каждый свой шаг.
И при всем этом любовь не гарантирует счастья, но
обещает его и манит туманным призраком на
горизонте. Сколько ни шагай, а цель всегда
впереди.
— А я что говорю? — опять вступает в разговор
замолкнувший было скептик. —Темное это дело,
опасное, лучше и не связываться!
Но мы не станем опускаться до возражений. Мы
согласны на все опасности и готовы к любым
трудностям, потому что знаем: любовь делает нас
лучше. В любви мы становимся настоящими,
истинными, воспаряем над суетой, рутиной и ленью,
начинаем обостренно слышать и чувствовать —
сначала любимого человека, затем самих себя,
потом окружающих, дальних и ближних, потом всякие
милые мелочи, вроде стука капель по подоконнику и
хоровода снежинок, и наконец наш взор проникает в
какие-то совсем уж глубины, где обнаруживаются
известные нам с восьмого класса — дольней розы
прозябанье и гад морских подводный ход...
И чудесным образом мы обретаем весь мир, целую
вселенную, которой, оказывается, мы были лишены
раньше.
Эй, скептики, что притихли? Безмолвствуют. И
правильно. Сказать-то нечего!
Святой Валентин, будь к ним снисходителен, ладно?
Марк САРТАН |