СТРОЕНИЕ ПЕРА

Учитель показал ребятам птичье перо и спросил:
— Узнаете ли? Какая птица носит такие перья?
Мальчишки нахмурились, и каждый рукой махнул, девочки захихикали: уж чего это Виктор Степанович взялся пытать, как маленьких.
— Вижу, что узнали, — сказал Виктор Степанович. — Верно, перо гусиное. Сегодня мы будем изучать строение пера. Вот, смотрите, это опахало.
Виктор Степанович резко взмахнул пером, и воздух присвистнул.
— Для чего служит опахало?
— Чтоб на воздух можно было опереться, — сказал догадливый ученик Тюлихов.
— Молодец, — похвалил Виктор Степанович. — Опахало, как видите, на стержне, или стволе. А толстая, гладкая, пустотелая часть пера называется «очин».
Учитель глядел на класс и ждал. Ребята знали: им нужно догадаться, что это значит — очин.
— О и чин! — глядя Виктору Степановичу в глаза, принялся за свои догадки Тюлихов. — Очи и ны... Овчи-ны...
— Чины, очи и овчины тут ни при чем, — улыбнулся Виктор Степанович. — Вот представьте себе...
Он начал говорить, а перед глазами ребят пошло как бы кино.
Вырезана в бугре полукруглая скамья, выложена зеленым дерном. Сидит на этой скамье человек в ненынешней крылатой одежде. Смотрит в проем между деревьями, смотрит вдаль. Степь по-осеннему холодная, темная от дождей. И сумерки темны, небо забито облаками. Человек поеживается — засиделся.
Идет песчаной дорожкой вдоль пруда, полного черной осенней воды. Идет, трогая рукой шершавые стволы дубов, словно желая им покойной ночи. Перебегает по легкому мосту, выгнувшему спину. И вот он — дом. Сбрасывает в передней крылатый плащ, просторными пустующими комнатами проходит в угловую.
Свечи зажжены, комната ожидает хозяина. Язычки огня вытягиваются, приветствуя, — хозяин привел с собою ветер.
На столе свежие гусиные перья. Острым ножом хозяин дома очиняет перо. Опускает в чернила, и на пустом листе бумаги ложится за строкой строка:
Над лесистыми брегами
В час вечерней тишины...
Виктор Степанович читает стихи, писанные гусиным пером, рожденные на кончике очина. Ребята знают: это — Пушкин. Эти стихи пришли к Пушкину в Болдино.
В Болдино они были с Виктором Степановичем в прошлом году, весной, когда изучали цветы и травы родного края.
— А помните, Виктор Степанович, — говорит за всех девочка Вера, — помните, как в пойме, возле Большого Болдина, чибисы на нас кричали?
И весь класс на минуту замирает, уходит в ту весну.
Большие птицы, сонно размахивая крыльями, кружили над молодым зеленым лугом. Кричали пронзительно, сердито: «Сей-час-мы-вас! Сей-час-мы-вас!»
— А вот это и есть дафна — волчье лыко, — показал им тогда Виктор Степанович травяной кустик.
— С этого Петрухин-то наш ягоды ел? — спросил Тюлихов.
— Ох, с этого!
Ребята сбились в стайку, испуганно смотрели на ядовитое растение.
— Затоптать его! Да растереть его! — закричал на волчье лыко Тюлихов.
— Убить растение — дело нехитрое, — сказал Виктор Степанович. — Ну а вдруг завтра ученые найдут в ненужном, вредном цветке вещества, которые излечат человечество от каких-то страшных болезней! Не проще ли быть уважительным к миру растений? Не трогать, не пробовать на вкус, чего не знаешь.
Разрешил Виктор Степанович ребятам собрать букет из трав и растений, какие известны им. Невелик вышел букет. Попали в него трава-мурава, ромашка, просвирник, который зовут еще «пышки-лепешки», попал вечнозеленый наш северный копытень. Тысячелистник, подорожник, пижма — дикая рябинка, луговая гвоздика, или «часики», чайная розочка, она же манжетка, съедобный борщовник, одуванчик, тимофеевка, осот да молочай — он же бесогон-трава.
— Видите, сколько еще предстоит нам узнать? — повел Виктор Степанович руками вокруг.
Однако всем было пора вернуться в класс на урок «Строение пера». И все вернулись. Только Вера подзадержалась.
— Виктор Степанович, а может, человек все-таки от птицы произошел? — спросила она с надеждой. — Уж больно сладко во сне летать.
— А человек никогда с полетом и не расставался, — ответил Виктор Степанович. — В сказках летал, в мечтах. А теперь наяву летает, налетаться не может. Итак, каково же строение пера?
— Опахало, ствол, очин! — хором сказал класс.
А Вера все еще далеко была.
— Все-таки самые хорошие стихи гусиными перьями написаны! — сказала она, сдвигая упрямо брови, чтоб кто-нибудь не возразил. — «У Лукоморья дуб зеленый, златая цепь на дубе том...» Такие слова подобраны! Скажешь — и как будто и впрямь летишь.