КАК ПСИХОЛОГ ПСИХОЛОГУ

Признаюсь, меня глубоко задела пронзительная исповедь, недавно опубликованная в рубрике «Личный опыт» («Психологи, которые играют в игры», № 11, 2003). Задела — не в смысле обидела, хотя крайне огорчительно было читать о том, что профессия, которой ты сам посвятил всю сознательную жизнь, кому-то довольно быстро успела опротиветь.
Правильнее сказать — эта статья меня глубоко тронула и в то же время обеспокоила. А вот кого-то она могла и в буквальном смысле задеть. Ведь выплеснутые в ней личные сомнения и терзания можно воспринять и как упрек — какой же ерундой мы, коллеги, занимаемся, то ли не отдавая себе в этом отчета, то ли лицемерно притворяясь (что еще хуже).
Взяться за перо меня побудило не стремление дать отповедь «еретичке» и «отступнице» — хотя бы потому, что в профессиональном сообществе я и сам постоянно ощущаю себя белой вороной и тоже, бывает, терзаюсь сомнениями и неуверенностью.
Разница между нами в том, что несмотря на все эти мои сомнения и колебания, профессия психолога мне за четверть века не только не опостылела, но с каждым годом приносит все большее удовлетворение.
Есть, правда, и еще одно очень существенное отличие. Автор статьи-исповеди — психолог-практик, непосредственно работающий с людьми, причем, как можно понять, эта работа преимущественно состоит в проведении тренингов.
Автор этих строк довольно давно отошел от подобной деятельности. Основное содержание моей работы составляет деятельность научная, преподавательская и литературная, а то, что принято называть помогающей профессией, для меня профессией в строгом смысле слова даже не является, поскольку практикуется эпизодически, никак не формализовано, не входит в круг служебных обязанностей и соответственно денег не приносит.
То есть помимо своей основной деятельности я иногда безвозмездно консультирую тех, кто ко мне обращается (в основном, это читатели моих печатных работ, студенты, знакомые, знакомые знакомых и т.д.).
Что же касается непосредственно тренингов, то тут я вовсе придерживаюсь особой позиции (которую, кстати, в редакции «Школьного психолога» никто не разделяет), считая это модное занятие преимущественно развлекательным и малоэффективным.
Так что кое в чем мы с автором исповеди схожи: ей тренинговые игры успели опротиветь за пару лет, мне претили с самого начала. Вот только она на этом основании уже почти готова отречься от самой психологии, а мне моя субъективная и непопулярная позиция ничуть не мешает с удовлетворением считать себя психологом.
Взяться за перо меня побудило желание поделиться своим, не побоюсь этого слова — позитивным, представлением о профессии психолога с коллегой, причем о коллеге я говорю без малейшей иронии и высокомерия (на которое, казалось бы, дает право многолетний опыт), несмотря на те уничижительные самооценки, которые разбросаны тут и там по ее статье.
Признаюсь, мне не всегда интересно читать в газете откровения коллег, даже многоопытных и титулованных. В данном случае за строками письма мне увиделся человек мыслящий и ищущий, а это для психолога, по-моему, главное.
Не беда даже несколько заниженная профессиональная самооценка. Это в любой другой сфере предпочтительно некоторое завышение самооценки, а занижение пагубно. В сфере профессиональной лучше себя недооценить — коли ошибся, другие поправят (хуже, когда наоборот).
Терпеть не могу самодовольных, «ассертивных» психологов, уверенных в своей избранности и непогрешимости, в своем праве поучать и «формировать». Автор письма — не из тех. И будет очень обидно, если этот человек в нашей профессии разочаруется окончательно и оставит ее. Потому что такие, как она, профессии очень нужны. И жаль, что они в ней редки.
Я не мог не откликнуться еще и в связи с тем, что в данном письме удостоился персонального упоминания. Похоже, у читателей газеты Сергей Степанов приобрел репутацию спесивого ворчуна, который не устает попрекать «недоучек».
Грешен, мне бывает неприятно, когда человек, не читавший Джемса или Фромма или даже никогда о них не слышавший, спешит объявить себя психологом.
Однако в сочетании с адекватной самооценкой, без преувеличения своего профессионального статуса, любые пробелы в эрудиции простительны, потому что восполнимы. Главное, чтобы было стремление пробелы устранить и достичь статуса повыше. На это у настоящего психолога уходит вся жизнь, а о том, какой он психолог, — судить даже не ему. В конце концов, можно быть ходячей энциклопедией и при этом никудышным психологом.
Как тут не вспомнить Конфуция: «Учение без размышления бесполезно, размышление без учения — вредно». Специалист без кавычек (которыми спешит наградить себя автор исповеди) — это, по-моему, тот, кто не устает учиться и умеет размышлять.
Беда современной практической психологии, на мой субъективный взгляд, состоит в том, что она, обучив худо-бедно тысячи людей и назвав их специалистами, поспешила их выпустить в море житейское, оставив им размышления для досуга. А задачи перед ними стоят такие, которые без размышления практически не решаются.
Помню, давным-давно студенты-психологи, осваивавшие на военной кафедре азы воинского ремесла, переиначили популярный анекдот.
Вольфганг Кёлер решил научить шимпанзе доставать подвешенный к потолку банан. Шимпанзе Султан попрыгал-попрыгал, потом огляделся по сторонам, нашел пару пустых ящиков, взгромоздил их один на другой и достал-таки лакомство.
Потом то же задание предложили прапорщику. (Прошу прощения у доблестных защитников Отечества, но народный юмор редко отличается политкорректностью. — С.С.) Тот, уяснив задачу, принялся отчаянно прыгать. Через полчаса бесплодных попыток ему намекнули: а если немножко подумать? Ответ последовал незамедлительно: «О чем тут думать? Прыгать надо!»
Кажется, в своих попытках решить поставленные перед ним задачи психолог-практик иной раз напоминает незадачливого прапорщика, не способного охватить взором все элементы ситуации (из-за того, что некоторые просто отсутствуют в поле зрения) и достичь инсайта. Так и слышится: «Я — практик. Не морочьте мне голову теориями! Мне философствовать недосуг, мне надо дело делать!»
В результате, в полном соответствии с открытиями школы Левина, недостижимость «банана» со временем начинает просто раздражать. Но тут на помощь приходят открытые Фрейдом механизмы защиты: оказывается, прыгание само по себе может показаться упоительным.
Имя еще одного классика невольно вспоминается в этой связи. Виктора Франкла, создателя логотерапии, однажды спросили: какой терапевтический прием он считает наилучшим. На это мэтр ответил: «Это все равно что спросить шахматиста, какой ход самый выигрышный».
Блестящая метафора! Каждая шахматная партия, как и любая жизненная ситуация, неповторима и требует своего творческого решения. Освоить правила игры можно за полчаса. На то, чтобы стать шахматистом, требуются годы. И заполняются они не бездумным передвижением фигур по стандартным правилам, а не в последнюю очередь анализом партий выдающихся гроссмейстеров, решением задач, разбором классических позиций. Без этого «шахматист» рискует быть побитым «детским матом», особенно если даже не знает, в чем эта нехитрая комбинация состоит.
Конечно, гроссмейстерами (как в шахматах, так и в психологии) становятся единицы — для этого нужна голова исключительная. Но не всем же быть гроссмейстерами, надо кому-то и мальчишкам в районном клубе Сицилианскую защиту растолковывать.
По моим наблюдениям, абсолютно комфортно в психологии (в том числе и в качестве школьных психологов) чувствуют себя две категории специалистов.
Первые — это люди, получившие фундаментальную подготовку и в силу этого способные на широкий взгляд на любую проблему. Они не мучаются изобретением велосипеда, поскольку со студенческой скамьи знакомы с его конструкцией. Не занимает их и изобретение вечного двигателя — им известно, что это задача бесперспективная в силу объективных физических законов, ими изученных. Зато к решению реальных практических задач они способны подойти рационально и творчески, поскольку элементы для построения «хорошей формы» накоплены ими в достаточном количестве. Оттого и инсайты у них нередки. (Интересно, что из них мало кто занимается тренингами — в психологии они и помимо игр находят немало увлекательного и практически полезного.)
Другая категория — житейские психологи, наделенные от природы особой проницательностью и жизненной мудростью либо спонтанно их в себе развившие. Дополнив эти редкие качества хотя бы фрагментарным научным знанием, они становятся исключительно продуктивными специалистами, высоко ценимыми в любой сфере, в том числе и в школе. К ним приходят советоваться, их слушают, им доверяют. Интересно, что и многих из них тренинги совсем не увлекают.
Неудивительно и совмещение этих категорий в одном лице — довольно редкое, правда.
Им противостоит армия тренеров, по большей части не обладающая ни житейской мудростью, ни глубокими знаниями, зато умелая в организации имитационных игр.
Вот только жизнь — это не игра. Даже игра в жизнь — это еще не жизнь. Жизнь вообще нельзя прожить играючи. (Не потому ли тренер, состоявшийся в личной жизни, — большая редкость? Нет, бывают такие, конечно, кому это удается — со второй-третьей попытки...)
Похоже, автор исповеди просто немножко заигралась. В то же время в глубине души рождается понимание, что деятельность эта — поверхностная и имитационная.
Анонимный автор признает, что в психологию она пришла движимая целью разобраться в себе, лучше понять жизнь и научиться помогать в этом другим. На инструментальном уровне это вроде бы уже получается и даже многим нравится. Но... «Извините, я не могу всерьез воспринимать деятельность психолога как «работу». У меня есть совесть. Поэтому, собственно, и пишу».
Не надо извиняться. По крайней мере, передо мной, в письме упомянутым. Ведь и я, по сути дела, думаю так же. Поясню это притчей.
Однажды некий священник пытался увещевать человека, отступившего от веры.
— Бесполезно! — возражал тот. — Я больше не верю в Бога.
— А знаешь, сын мой, я ведь тоже не верю.
Отступник изумился:
— Но как же так, отче, вам ведь это положено по сану?
— Ты меня не совсем понял: в того бога, в которого не веришь ты, не верю и я, потому что он и правда того не стоит.
По моему убеждению, виноваты в сложившейся ситуации не «недоделанные психологи» и не «халявщики», хотя от них психология скрипит и стонет. Не виновата и сама психология, в чем ее готова упрекнуть автор письма. То есть, конечно, виновата, если понимать ее как игру. Но о том я и не устаю писать, что психология к тренингам не сводится. В ней еще столько интересного и гораздо более практически полезного! Десяти жизней не хватит, чтобы все это богатство освоить и использовать. Но если времени и сил нет или просто жалко, можно и поиграть. Но и упрекать тогда никого не надо.
«И ведь что удивительно, — пишет автор, — твое фиглярство действительно кому-то пользу приносит». Ничего удивительного, рыжий на ковре способен разбудить сильнейшие эмоции. Но...

Сергей СТЕПАНОВ

P.S. Наверное, эту статью надо было бы написать поделикатнее, чтобы неровен час кого не обидеть. Но те, кого она могла бы обидеть, думаю, уже привыкли материалы Степанова, эту бесполезную заумь, пролистывать не читая. Тех же, кто все-таки удосужится ее прочесть, она, уверен, не обидит.