Главная страница «Первого сентября»Главная страница журнала «Школьный психолог»Содержание №26/2003


КОЛЛЕГИ

НАШ ЧЕЛОВЕК В КЕМБРИДЖЕ

Парадоксы британской карьеры

Можете ли вы представить себе психолога — нашу соотечественницу, выпускницу МГУ начала 80-х, кандидата наук — в качестве научного сотрудника университета — нет, не такого, какими именуют себя наши поспешно переименовавшиеся пединституты, а знаменитого Кембриджского?
«Почему бы и нет?» — ответите вы. И будете правы. Лет пятнадцать назад такая карьера не грезилась самым мечтательным советским психологам. Сегодня этим уже никого особо и не удивишь — за рубежом на психологической ниве работают десятки, если не сотни наших соотечественников, причем кое-кто — довольно успешно.
Остается только снять шляпу перед высоким профессионализмом этого человека и его завидной целеустремленностью, ну и, может быть, немножечко позавидовать удачному стечению обстоятельств (которое, конечно, тоже не стоит сбрасывать со счетов).

ИЗ КЕМБРИДЖА — В ШКОЛУ

Ну а теперь еще вопрос, каверзный. Можете ли вы себе представить, что этот психолог, чье благосостояние (по крайней мере в его внешних атрибутах) может вызвать бешеную зависть у любого российского коллеги, всерьез подумывает об уходе с академической стези и переквалификации... в школьного психолога?
Измотанные нашей действительностью коллеги, наверное, уже крутят пальцем у виска, не в силах иначе объяснить столь вздорную причуду. Из Кембриджа — в школу?! Правда, тоже кембриджскую. Ведь мы под Кембриджем обычно подразумеваем именно университет, а это на самом деле очень милый маленький городок (в часе езды от Лондона), давший название университету. Все равно, однако, не верится — слишком уж велик, по нашему разумению, перепад в статусе.
Смею заверить читателя, что данная ситуация не выдумана автором этих строк. Человек, о котором идет речь, — Динара Петяева, когда-то писавшая диссертацию под руководством М.И. Лисиной, а ныне вот уже двенадцатый год проживающая в Англии. С нею я знаком очень давно, с детства, но в последние годы видимся мы, понятно, нечасто.
В последнюю встречу мне довелось из ее уст услышать много такого, чем не терпится поделиться с читателями. С ее любезного согласия осмелюсь вынести на газетную полосу кое-какие детали ее профессиональной биографии, которые, надеюсь, помогут нам всем понять мотивы ее неожиданного выбора, да и кое-что уяснить в своем собственном профессиональном самоопределении. Ибо по английским меркам переход из ученых в школьные психологи — это вовсе не утрата статуса, а как раз наоборот!

ПО ВОЛЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВ

Стоит отметить, что делать карьеру в Англии Динара изначально не планировала, а следовала традиционным путем советского психолога: университет, аспирантура и «далее со всеми остановками».
Можно даже сказать, что на берегах Альбиона она оказалась не по своей воле, а в силу сложившихся обстоятельств — вместе с детьми последовала туда за мужем, получившим в Кембридже соблазнительный грант (правда, в совсем другой научной сфере).
Иная в такой ситуации махнула бы рукой на свою ученую степень и принялась блаженствовать в статусе английской домохозяйки. Но для человека с головой такое блаженство длится недолго, голова требует деятельности. Полученная на родине профессиональная подготовка диктовала, казалось бы, единственный возможный путь — в науку.
Правда, тут существует важное отличие. Если в России научная карьера подобна наезженной колее, попав в которую следует спокойно двигаться от одного верстового столба к следующему, то на Западе, в частности в Англии, она скорее подобна бегу с препятствиями и лишь ближе к концу напоминает размеренное движение по прямой гладкой дорожке.
В Англии молодой специалист предлагает свою кандидатуру различным научным учреждениям, ведущим исследования по его профилю. Такого рода исследования ограничены конкретными сроками, точнее — отпущенными на них средствами (причем крайне редко — государственными). Удостоившись быть принятым в какую-то научную команду, специалист выполняет соответствующую работу, а по ее завершении либо принимается за следующую в той же команде, если получен новый грант, либо, чаще, снова рассылает свое резюме по разным инстанциям, предлагая свою кандидатуру.
С каждым разом его послужной список приобретает все больше веса и солидности, что в конце концов позволяет рассчитывать на постоянное место работы в качестве преподавателя и исследователя. Понятно, что такой профессиональный путь напрочь лишен исконно советской привилегии — уверенности в завтрашнем дне. На поиск новых вариантов могут уходить месяцы, причем никак финансово не обеспеченные.
В этом марафоне естественное преимущество имеет тот, кто стартовал вовремя, то есть в юности. Те же, кто, подобно Динаре Петяевой, вышел на дистанцию в зрелые годы, неизбежно обречены на отставание. Для них обретение стабильного статуса маячит в слишком отдаленной перспективе.
К тому же, по английским законам, заработная плата научного работника зависит от его возраста — старшие получают больше. Поэтому руководитель научного проекта заинтересован либо нанять опытного работника с солидным послужным списком и платить ему много, либо поручить ту же работу человеку помоложе, которому можно платить существенно меньше. Человеку зрелого возраста со скромным послужным списком в этой ситуации получить работу труднее всех.

ЕСЛИ ВЫ НЕ КУРТ ЛЕВИН

Свою нынешнюю работу Динара искала почти год и получила, по ее мнению, в силу исключительно удачного стечения обстоятельств. На то, что обстоятельства и впредь будут складываться столь же удачно, надежды очень немного. Так что перспективы научной карьеры в данном случае трудно назвать блестящими. И поиск нового направления тут был продиктован банальной житейской причиной — стремлением к более надежному социально-экономическому положению.
Поэтому нашим ученым соотечественникам, которые перешагнули тридцати-, а тем более сорокалетний рубеж, но продолжают мечтать о Сорбонне или Беркли, надо отдавать себе отчет: их поезд, скорее всего, уже ушел. Даже если подвернется счастливый билет, то это будет не пожизненный абонемент в купе-люкс, а всего лишь плацкарта до ближайшей пересадки, после которой, по всей вероятности, придется возвращаться домой — к занятым местам, утраченным связям и упущенным возможностям.
Для большинства из нас вероятность успешной научной карьеры за рубежом не более реальна, чем выигрыш в лотерею. Если вы, конечно, не Курт Левин или Карен Хорни. Правда, тут выдающиеся способности и высокий научный статус на родине еще ничего не гарантируют. Пример тому — не менее выдающиеся фигуры, вроде Карла Бюлера или Курта Коффки, которые так и не сумели найти себя в эмиграции.
Но как же в таком случае повести себя женщине-психологу, которая в силу семейных обстоятельств уже пустила корни в английской земле и чьи дети по-английски говорят едва ли не лучше, чем по-русски? Оставить собственный домик, словно срисованный с рождественской открытки, и вернуться в московскую квартиру? А где работать, когда все хорошие места давно заняты? Не в школу же, в самом деле, идти, с ее безумными стрессами и смехотворными окладами!

ОЧЕВИДНЫЕ ПРЕИМУЩЕСТВА

В наших условиях такой вынужденный выбор был бы достоин сочувствия. В Кембридже ситуация совсем иная. Там школьный психолог — фигура очень уважаемая. По крайней мере не менее, чем психолог-исследователь или преподаватель вуза.
А уж в материальном плане преимущества очевидны и неоспоримы. Минимальный заработок школьного психолога на низшей ступеньке карьеры — 20 000 фунтов в год, а по прошествии всего нескольких лет успешной работы эта сумма может удвоиться. (Переводить в рубли лучше и не пытаться во избежание нервного срыва.)
Но это впечатляющее различие — не самое существенное. В Англии школьный психолог играет совсем иную роль, чем у нас. Начать с того, что в штатном расписании конкретной школы должность психолога не предусмотрена. Психолог работает при окружном административном центре и опекает сразу несколько школ, иногда — до десятка.
Понятно, что ни о каком психологическом сопровождении учебно-воспитательного процесса в таких условиях речь не идет. Фактически психолог играет роль своеобразной «скорой помощи», откликаясь на экстренные запросы педагогов школы. Причем выполняет он почти исключительно диагностические функции — с помощью разнообразных методик выносит авторитетное суждение о психологическом состоянии того или иного ребенка.
Чаще всего диагностики требует интеллектуальная недостаточность, аутичное поведение, крайне распространенный ныне «синдром гиперактивности с нарушениями внимания». На основании данного суждения (по-английски так и именуемого — statement), выносится решение о дальнейшей судьбе ребенка, в которой психолог практически участия не принимает — коррекция не входит в его обязанности.
А поскольку все дети, независимо от их способностей и проблем, обладают равными правами на получение образования, речь тут идет о соответствующей практической помощи в учебе — вплоть до записи материала в тетради, коли сам ученик на это не способен. Выполняют эту работу, часто непосредственно сидя рядом с ребенком на уроке, за очень невысокую (по английским меркам, разумеется) плату люди без всякого образования, — как правило, это молодые девушки, планирующие свою педагогическую карьеру, — для них это своего рода практика.

ПЕРЕУЧЕННЫЕ УЧИЛКИ

Целесообразность и эффективность такого подхода, честно говоря, представляется довольно спорной, однако в Англии он принят повсеместно. И тамошние школьные психологи были бы немало удивлены тому, чем занимаются их российские коллеги. Они там кроме диагностических методик могут и вовсе ничего не знать, поскольку от них большего не требуется.
Понятно, что и соответствующую подготовку там можно получить довольно быстро — за год. О высшем психологическом образовании тут речь не идет. Зато педагогическая подготовка считается обязательной. Более того, чтобы получить подготовку школьного психолога, необходимо сначала не менее двух лет отработать в школе в качестве учителя.
Вот ведь как забавно получается: для нашей академической элиты «наспех переученные училки» — предмет постоянной злой иронии, а в Англии — основа всей системы школьной психологии. При этом снова нелишне добавить, что консультативные, терапевтические, тренинговые, просветительские, коррекционные функции в их обязанности не входят. А освоить Векслера и Равена вообще-то вполне можно и за год.
Сегодня кандидат психологических наук Динара Петяева ведет уроки в английской школе, нарабатывая необходимый учительский стаж. Можно не сомневаться, что школьным психологом по английским меркам она станет очень хорошим. В глубине души она лелеет надежду, что свой практический опыт в роли школьного психолога сможет обобщить в каких-то научных публикациях — дает о себе знать академическая закваска. Но ждут от нее совсем не этого.
А чего ждут от нас? Ведь тут вам не Кембридж! К сожалению... Или к счастью?

Сергей СТЕПАНОВ