В ЛАДУ С СОБОЙ

КОНГРУЭНТНОСТЬ — 1) способность человека к безоценочному принятию, осознанию своих реальных ощущений, переживаний и проблем, а также к их адекватному выражению в поведении и речи; 2) совпадение оценок, даваемых человеком некоторому объекту и другому человеку, также оценивающему этот объект. Термин, подобно многим другим, сравнительно недавно заимствован из английского языка и в большинстве отечественных психологических словарей отсутствует. Однако в лексиконе практических психологов он в последние годы употребляется все чаще (почти исключительно в первом значении).
Английское слово congruence происходит от латинского congruens, в родительном падеже congruentis — соразмерный, соответствующий, совпадающий, и означает соответствие, сообразность (например, соответствие закону и т.п.). Это слово используется в различных областях научного знания, в частности в математике, где оно означает равенство отрезков, углов, треугольников и других фигур в элементарной геометрии.
В этом значении термин был заимствован отечественными математиками довольно давно, и только так его и трактует Большая Советская Энциклопедия (тридцать лет назад, когда вышел соответствующий том, невозможно было и вообразить ту безудержную склонность к подражательству, которая обуяет постсоветских психологов). В физике под конгруэнтностью понимают количественную равнозначность качественно равноценных состояний какого-либо процесса. В специфическом значении термин употребляется также в медицине, что совсем не удивительно, учитывая традиционную латинизированность медицинской терминологии.
А.Б. Орлов, автор статьи о конгруэнтности в недавно изданном «Большом психологическом словаре», указывает, что данный термин введен в психологию К. Роджерсом. Это утверждение верно лишь отчасти. Экзальтированное почитание Роджерса, столь модное среди нынешних отечественных психологов, заставляет их упускать из виду тот факт, что им термин был использован лишь в одном специфическом значении, тогда как другое примерно в то же время предложено социальными психологами Ч. Осгудом и П. Танненбаумом. Поэтому во избежание односторонности трактовки рассмотрим также понятие конгруэнтности в социально-психологическом контексте.
В середине ХХ века для объяснения разнообразных феноменов социального поведения разными авторами было предложено несколько близких по содержанию теорий, объединяемых в социальной психологии под общим названием «теории когнитивного соответствия». Это теория коммуникативных актов Т. Ньюкома, теория структурного баланса Ф. Хайдера, а также наиболее известная у нас (и довольно подробно описанная в нескольких публикациях «Школьного психолога») теория когнитивного диссонанса Л. Фестингера.
Этот ряд был бы неполным без упоминания теории конгруэнтности Осгуда и Танненбаума, разработанной независимо от других и впервые изложенной в публикации 1955 г. Как указывает Г.М.Андреева, «термин «конгруэнтность», введенный Осгудом и Танненбаумом, является синонимом термина «баланс» Хайдера или «консонанс» Фестингера. Пожалуй, наиболее точным русским переводом слова было бы «совпадение», но сложилась традиция употреблять термин без перевода» (Андреева Г.М. и др. Современная социальная психология на Западе. — М., 1978. — С. 134). Как видим, еще за 8 лет до явления Роджерса советскому народу сложилась определенная традиция, никак с ним не связанная.
Основная идея всех теорий когнитивного соответствия состоит в том, что когнитивная структура человека не может быть несбалансированной, дисгармоничной, если же это имеет место, то немедленно возникает тенденция изменить это состояние и вновь восстановить внутреннее соответствие когнитивной системы.
Так, в теории коммуникативных актов Ньюкома проводится мысль о том, что для человека средством преодоления дискомфорта, вызванного несоответствием между отношением к другому человеку и его отношением к общему для них объекту, является развитие коммуникации между партнерами, в ходе которой позиция одного из них изменяется и тем самым восстанавливается соответствие.
Основной тезис теории конгруэнтности Осгуда и Танненбаума заключается в том, что для достижения соответствия в когнитивной структуре воспринимающего субъекта он одновременно изменяет свое отношение и к другому человеку, и к тому объекту, который они оба оценивают.
Чаще всего данная теория находит практическое применение в области коммуникации, соответственно и примеры приводятся обычно из этой сферы.
Не изменяя традиции, воспользуемся примером из реального опыта. Допустим, некая студентка Иванова ухитряется сочетать интерес к психологической науке с восторженным увлечением астрологией. В то же время она с известной симпатией относится к доценту Степанову как к заслуживающему доверия источнику информации. Однако Степанов демонстрирует по поводу астрологии неприкрытый скепсис. В сознании студентки наступает диссонанс, который необходимо преодолеть, то есть достичь конгруэнтности.
По мнению Осгуда и Танненбаума, это происходит не за счет отказа от одной из оценок, а посредством их некоторого сближения: восторг в адрес зодиакальных бредней несколько стихает, хотя и не сходит на нет, но в то же время и преподаватель утрачивает в глазах студентки некоторую долю своей привлекательности, доверие и симпатия к нему снижаются, хотя тоже не пропадают совсем. Так за счет частичного примирения противоречивых элементов сознания достигается их конгруэнтность.
Для коллег-преподавателей отсюда следует не очень приятный вывод: если превыше всего вы дорожите симпатиями студентов, то достичь этой цели проще всего, потакая любым их незрелым суждениям и модным увлечениям, даже наивным и абсурдным. Призывы к здравому смыслу и научной корректности могут достичь своей цели лишь отчасти (к чему, впрочем, все равно стоит стремиться), зато неизбежно снизят симпатии к вам. Выбирайте!
Кстати, еще один аспект этого явления состоит в том, что когда некто, нам неприятный, демонстрирует расположение к тому, что нравится и нам, наша неприязнь к нему идет на убыль, а может и вовсе смениться симпатией. Впрочем, на это обращал внимание еще Ларошфуко: «Стоит дураку нас похвалить, как он уже не кажется так глуп».
Тут, между прочим, стоит задуматься вот о чем. Как правило, мы убеждены, что наши взгляды и пристрастия разделяют в основном люди достойные. А не потому ли они кажутся нам симпатичными, что разделяют наши взгляды? Более трезвый взгляд тут был бы очень полезен. Да и наши противники отнюдь не сплошь ничтожества и дураки. Возможно, мы просто поторопились привести в соответствие свою неприязнь к их позиции и к ним самим.
Что же касается теории Роджерса, то в ней понятие конгруэнтности имеет совсем иной смысл, чем в социальной психологии. По его собственному определению, «конгруэнтность — термин, который мы используем для обозначения точного соответствия нашего опыта и его осознания. Он может быть расширен далее и обозначать соответствие опыта, осознания и общения» (Роджерс К. Взгляд на психотерапию. Становление человека. — М., 1994. — С. 401). Тут, правда, следует иметь в виду трудности буквального перевода текста Роджерса. Дело в том, что английское слово experience (так в оригинале) означает как опыт, так и переживание. Речь, вероятно, идет все-таки о переживании, под опытом мы привыкли понимать нечто другое.
Свою идею сам Роджерс иллюстрирует наглядными примерами. Представим себе, что некто в дискуссии со своим партнером испытывает явное раздражение и гнев, что отчетливо проявляется в его поведении и даже в физиологических реакциях. В то же время сам он не отдает себе отчет в своих чувствах и убежден (в целях самозащиты), что всего лишь логично отстаивает свою точку зрения. Налицо явное несоответствие переживания и его самоощущения.
Или представим себе человека, который провел вечер в скучной компании, явно тяготился убитым временем, более того — вполне осознает владеющее им ощущение скуки. Тем не менее при прощании он заявляет: «Я прекрасно провел время. Это был чудесный вечер». Здесь неконгруэнтность имеет место не между переживанием и осознанием, а между переживанием и сообщением.
По мнению Роджерса, такое рассогласование приводит к серьезному разладу человека с самим собой и требует психотерапевтического вмешательства. Зрелая здоровая личность — это, прежде всего, человек конгруэнтный. Он способен отдать себе отчет в том, что происходит в его душе, и вести себя в соответствии с этими переживаниями.
Понятно, что конгруэнтность таким образом выступает неотъемлемым профессиональным качеством каждого, чья деятельность связана с общением с другими людьми, — прежде всего самих психологов, а также не в последнюю очередь педагогов (это Роджерс подчеркивает особо).
«Если учитель конгруэнтен, это, вероятно, способствует приобретению знаний. Конгруэнтность предполагает, что учитель должен быть именно таким, какой он есть на самом деле; к тому же он должен осознавать свое отношение к другим людям. Это также значит, что он принимает свои настоящие чувства. Таким образом, он становится откровенным в отношениях с учениками. Он может восторгаться тем, что ему нравится, и скучать в разговорах на темы, которые его не интересуют. Он может быть злым и холодным (учитель?! — С.С.) или, наоборот, чувствительным и симпатизирующим. Поскольку он принимает свои чувства как принадлежащие ему, у него нет необходимости приписывать их ученикам или настаивать, чтобы они чувствовали то же самое. Он — живой человек, а не безличное воплощение требований программы или связующее звено для передачи знаний» (там же, с. 347–348).
Очень соблазнительная получается картина. Я — живой человек, а значит, имею право быть злым и холодным, игнорировать то, что меня не волнует, открыто проявлять неприязнь к тем, кто мне не нравится, и т.п.
Тут, правда, возникает парадокс. Испокон веку воспитанным, социализированным, цивилизованным человеком принято считать того, кто, умея адекватно выражать свои чувства, в то же время умеет их при необходимости скрывать, более того — иной раз произвольно демонстрировать иные, даже противоположные, в соответствии с принятыми общественным соглашением нормами.
С точки зрения здравого смысла ценным является умение говорить, что думаешь, но при этом хорошо бы еще и думать, что говоришь. Так, автор этих строк вполне отдает себе отчет: скажи он все, что на самом деле думает по поводу псевдогуманистической ажитации, охватившей наше профессиональное сообщество, он рискует обидеть многих уважаемых коллег. Да и просто ради того, чтобы лишний раз не навлекать на себя гнев записных самоактуализаторов, лучше большую часть своих мыслей и чувств оставить при себе. Хотя, как может заметить читатель, удержаться иной раз бывает трудно и получается... ну оч-чень конгруэнтно!

Сергей СТЕПАНОВ