Главная страница «Первого сентября»Главная страница журнала «Школьный психолог»Содержание №42/2003


ПРЯМАЯ РЕЧЬ

ИСТОРИЯ ДЛИНОЮ В ГОД

Прошел год со времени трагических событий — захвата заложников в театральном центре на Дубровке, которые сделали каждого из нас участником этой трагедии, заставив забыть про собственные дела и проблемы.
Все эти страшные дни на Дубровке работали специалисты (медики, психологи), которые оказывали помощь отчаявшимся людям. Среди них была бригада, укомплектованная из специально подготовленных психологов школ и ППМС-центров.
Что может сделать школьный психолог в экстремальной ситуации? Насколько действенной будет его помощь? Мнения на этот счет существуют разные. Самое правильное в этой ситуации — обратиться к непосредственному участнику событий.
Л.Я. ДЕМЕНТЬЕВА, педагог-психолог школы № 1909 Юго-Восточного округа г. Москвы, активно работала с пострадавшими детьми (и их родственниками) во время террористического акта и уже в течение года наблюдает тех из них, которые учатся в ее школе.

Людмила Яковлевна, чем вам запомнились те дни?

До сих пор не могу спокойно говорить об этом. В составе комплексной бригады я работала при штабе по оказанию помощи пострадавшим и их близким. Это очень многому научило меня. Прежде всего тому, что психолог, как и врач, должен быть готов к помощи в любую минуту и при любых условиях.
У большинства находившихся около здания театрального центра наблюдалось состояние паники, отчаяния. Среди них было много родителей тех детей разного возраста, которые находились в заложниках.
Много пришлось работать и непосредственно с детьми. Сначала это были ребята из труппы «Норд-оста», не занятые в спектакле и потому, по счастливой случайности, не попавшие в заложники, и те, у которых в зале находились близкие и друзья.
А затем началась работа с освобожденными детьми. Было необходимо помочь им адаптироваться, справиться со своим стрессом. Некоторые находились в отрешенном состоянии и даже не хотели выходить из него.
Самым тяжелым, конечно, было общение с теми, кто находил своих близких в списках погибших.
Когда мы впервые приехали к театральному центру, то думали, что отдежурим отведенные нам часы и уедем. Но в процессе работы поняли, насколько люди нуждаются в нашей помощи, насколько они верят нам. Поэтому мы старались быть там как можно дольше.

Людей не оставляли без помощи?

Конечно, нет. В штабе постоянно дежурили психологи, психотерапевты, медики. Особое внимание мы уделяли тем, кто находился в шоковом состоянии, в состоянии паники, отчаяния, сумасшедшего ожидания, кто искал родных, узнавал об их гибели. Таких людей мы отслеживали сами и старались быть рядом.

А что происходило у вас в школе?

У нас было трое детей, так или иначе пострадавших от теракта на Дубровке. Одна девочка, Алена, участвовала в мюзикле и по чистой случайности ушла оттуда незадолго до нападения. Она очень переживала, что там остались ее друзья, — у нее был самый настоящий шок. Кроме того, в качестве заложников в зале находилось двое детей из нашей школы: брат и сестра Иван и Лена. Они были там с мамой.
Опыт подсказывал, какая громадная работа предстоит с этими детьми. Помимо этого нужно было подготовить не только школьников, но и педагогический коллектив: объяснить им, как оптимально взаимодействовать с детьми, пережившими стресс.
Да и во всей школе длительное время царила тревожная атмосфера, иногда близкая к панике. А ведь Бехтерев характеризовал панику как кратковременную психическую эпидемию. Поэтому одной из приоритетных форм работы была психопрофилактика, и я очень благодарна директору Центра экстренной психологической помощи Екатерине Бурмистровой, которая нас консультировала и помогала нам.

Как экстремальные события отразились
на участвовавших в них детях?

На них в полной мере сказались последствия пережитого стресса. Дети были рассеянны, внимание у них было явно снижено. Была ослаблена волевая сфера, наблюдалась общая апатия.
При этом надо заметить, что дети, пострадавшие на Дубровке, раньше учились очень хорошо — на четыре и пять. Кроме того, они достаточно долго находились в больнице, потом на реабилитации. Но учителя ходили к ним на дом, помогая не отстать по программе.

Проводилась ли какая-то предварительная работа перед возвращением детей в школу?

Перед тем как ребятам вернуться, мы провели беседу с их одноклассниками. Была организована серия семинаров, на которых разъяснялось, как должны себя вести в экстремальных ситуациях преподаватели, как им общаться с детьми и родителями. А классные руководители вообще постоянно общались с семьями пострадавших.
В школе детям организовали очень красивую встречу. Каждый выразил свою поддержку, написав приятные пожелания на воздушных шариках, подарили им большие мягкие игрушки. Одна из девочек потом сказала, что всегда будет помнить эту встречу и поддержавших ее друзей.

Как должна быть организована работа с пострадавшими детьми в условиях школы?

Хотя эти ребята получили серьезную психологическую травму, но в психотерапевтической помощи они не нуждались. Им оказалось достаточно той постоянной психологической поддержки, которую они получали в течение всего года.
Очень важно, чтобы в школе был действующий психолог, которому доверяют и дети и родители. Тогда эффект будет гораздо больше.
Работа должна проводиться комплексно: и с родителями, и с преподавателями, и с детьми. Но самой важной должна стать профилактика. У нас в школе для этого есть прекрасная возможность — общение на уроках психологии, где мы учим детей владеть собой. Это во многом работа на будущее.
Сейчас я понимаю, что психологам не хватает знаний, и часто мы не готовы к оказанию помощи и психопрофилактической работе в полном объеме. Этому необходимо специально обучать. Мы написали программу, в которой четко прописано профилактическое направление.

Как я поняла, профилактической работой
вы занимаетесь со всеми детьми?

Да, и это происходит даже на обычных уроках. Одним из элементов нашей программы является обучение саморегуляции, поскольку те или иные стрессовые ситуации дети переживают практически каждый день. Мы обучили преподавателей тому, как проводить «мозговую» гимнастику, релаксационные упражнения.
За этот год учителя нашей школы получили настоящее психологическое образование. Мы приглашали для этого самых различных специалистов: психологов, психотерапевтов, врачей. Сейчас под руководством Е.В. Бурмистровой у нас в школе организована полноценная антикризисная бригада.

Как можно оценить состояние пострадавших детей
год спустя?

Сейчас все они ходят в школу, и со стороны учителей претензий к ним нет. Но все равно мы все со страхом ждем годовщины этого события. Я понимаю, что даже сейчас требуется кропотливое, ювелирное психологическое воздействие, поскольку маленькие «осколочки» той трагедии остаются в душе. Дети, причастные к этой трагедии, признавались мне, что они не знают, какие они сейчас, но точно знают, что — другие.
Оценивая всю работу, которая проводилась в течение этого длинного года, можно сказать, что мы не допустили практически ни одной ошибки.

Вы считаете, что каждый школьный психолог
должен быть готов к такой работе?

Да, и я на своей практике в этом убедилась. Если психолог обладает авторитетом у ребят и педагогического коллектива, то к нему в любую минуту могут обратиться люди, попавшие в экстремальную ситуацию. А для того чтобы чувствовать себя уверенно, психолог должен обладать знаниями по оказанию экстренной помощи. Каждый день мы встречаемся с чрезвычайными ситуациями, детской болью. К примеру, сейчас мы в школе работаем с проблемой потери близкого у мальчика-первоклассника.
Современному психологу необходимо знать и что такое наркомания, и что такое сексуальное насилие, и уметь оказывать первую помощь при таких проблемах. Часто бывает, что психолог, который работает в школе, является единственным специалистом на весь микрорайон.
Когда мы работали на Дубровке, я обратила внимание, насколько изменилось отношение к психологу. Вместе с нами работали священники, и, казалось бы, в эти трудные минуты даже те, кто не особо верит в Бога, тянутся к религии. Но на практике чаще обращались к психологу, брали телефон, договаривались о дальнейшей помощи.
Мне очень приятно было работать в единой профессиональной команде, куда входили медики, психотерапевты, юристы. Работа на Дубровке нас очень сплотила. Мы часто встречаемся, обсуждаем наши дела, смотрим, какие формы работы подходят, какие — нет. Для всех психологов важно постоянно обучаться, не замыкаясь в рамках какого-то узкого направления.
Сейчас по инициативе специалистов МГППУ в округах сформированы антикризисные бригады из школьных психологов. Это мобильные группы, которые готовы к оказанию помощи в экстренных ситуациях. Но и там планируется постоянное обучение и повышение квалификации.

Должен ли психолог обладать какими-то особыми качествами, чтобы пойти работать в такую группу
и не бояться, что у него не получится?

Прежде всего должно быть желание помогать людям. Этот человек должен быть эмоционально устойчив, обладать способностью контактировать с людьми, находящимися в стрессовой ситуации, должен многое уметь. Например, на Дубровке часто приходилось делать массаж, поскольку человека от шока буквально сковывало.
Психологу надо быть готовым к длительной самоотверженной работе, часто в ущерб себе. Он должен владеть общей ситуацией и четко понимать, куда пострадавшего человека направить. Кому-то нужна помощь врача, кому-то — психотерапевта. Нужно уметь почувствовать состояние другого, но не замыкать его на себе.
Одна мама, которая была в зале театрального центра вместе с сыном, никак не могла дистанцироваться от пережитой ситуации. Она постоянно возвращалась к тем событиям, узнавала, что произошло с другими людьми. Нам пришлось «передать» ее психотерапевту.

Обращались ли к вам за дальнейшей помощью те люди, с которыми вы начали работу на Дубровке?

Со многими мы продолжаем общаться. Среди обратившихся за помощью было много людей, которые не замкнулись на происходящем, а думали о том, как им дальше действовать, какие шаги предпринимать. Повторно обращались и родители пострадавших детей.
Мне запомнился молодой человек лет восемнадцати, Виктор, девушка которого была в заложниках. Он очень долго держался, но когда узнал, что она жива, у него случился нервный срыв. И мы работали с ним в течение нескольких дней.
Потом он специально приехал к нам и сказал: «Теперь я понял, что может сделать психолог!»
Пользуясь случаем, я хочу выразить соболезнование тем, кто потерял близких, и посоветовать своим коллегам обязательно учиться приемам оказания экстренной помощи.

Беседовала
Ольга РЕШЕТНИКОВА