ПСИХОЛОГИЯ НОВОЙ ЭРЫ

ЗАБОТА ИЛИ КОНТРОЛЬ?

Психологическая зависимость и созависимость
в контексте семейных отношений

В психологии и смежных областях знания — психиатрии, психотерапии — психологическую зависимость разного рода принято обозначать термином аддикция. Аддикция, или аддиктивное поведение, при этом понимается как порабощающая форма поведения, часто отрицаемая самим ее носителем (addiction — склонность, приговаривание кого-либо к чему-либо, приковывание, привязывание). Можно также сказать, что зависимые формы поведения — это те, которые сам человек не в состоянии контролировать. Они как бы «владеют им», и он не может противиться импульсам, с ними связанным, хотя сам от них же и несет тот или иной ущерб (материальный, физический, психологический — любой или все вместе).
В обыденном сознании зависимые формы поведения — это прежде всего алкогольная и наркотическая аддикции. Хотя в специальной литературе, в первую очередь психоаналитического направления, описаны аддикции, касающиеся самых различных областей человеческого поведения. Рассматривают сексуальную аддикцию, чаще в сочетании с алкоголизмом и невротическим развитием личности, аддикцию к азартным играм, обильной еде, работе, хобби, деньгам, религии. Нам хочется заострить внимание на таком виде аддиктивных моделей, как психологическая зависимость личности в ее отношениях со значимыми другими.

НОРМАЛЬНО И НЕНОРМАЛЬНО

На первый взгляд может показаться, что ставить вопрос таким образом противоестественно. В обыденном представлении психически нормальный, здоровый человек обязан, с точки зрения общественной морали, находиться в разных отношениях с другими людьми. Если это значимые для него другие, занимающие в его субъективной реальности особое, привилегированное положение, то отношения должны быть более близкими.
В этих априорных положениях содержится множество достаточно спорных суждений о существе человеческих взаимоотношений (человек обязан... отношения должны...). Возникают закономерные вопросы: почему обязан, кому обязан и т.д. Кроме того, здесь есть неявное допущение, что «нормально» иметь близкие отношения со значимыми другими, соответственно — подозрительно «ненормально» таких отношений не иметь, не реализовываться в них.
Ничего не имея против такого закономерного предположения, обратим внимание: здесь факт наличия этих отношений как бы затмевает вопрос о том, как они переживаются самим субъектом — тем, кто их «продуцирует», «генерирует», «носит» с собой. То есть для общественных, культурных и всяческих других норм это означает, что просто иметь привязанность к значимым другим уже достаточно, чтобы считаться «живым» и «нормальным», а не иметь таковых сразу и одновременно означает быть почти что «мертвым» или «ненормальным».
Продуктивно, с нашей точки зрения, будет ввести в это общее переживание дополнительный аспект, а именно — ощущение человеком свободы выбора своего поведения в рамках этих отношений, выбора действий и состояний. Тогда в субъективно благополучном варианте человек может по-разному переживать свои отношения со значимыми другими (как удовлетворяющие или неудовлетворяющие), но всегда иметь возможность свободно оставаться в них или их прерывать, изменять. Иначе говоря — сохранять свою субъектность.
На другом полюсе тогда оказывается вариант, когда человек переживает сами отношения и параллельно с этим — еще и зависимость, субъективную неспособность изменить их или выйти из них, как бы негативно они ни оценивались самим человеком, как бы драматично ни разворачивались. То есть в таком случае он теряет свою субъектность.

СОПРОТИВЛЯЯСЬ ИЗМЕНЕНИЮ

Чем же тогда является феномен созависимости и в чем его отличие от «простой» психологической или эмоциональной зависимости?
Созависимость можно отнести к видам эмоциональной зависимости. Она связана со специфическим отношением к другому человеку, когда этот другой воспринимается как нуждающийся в контроле со стороны созависимого человека. Это обычно тот, кто по каким-то причинам стал значим для созависимого, это его Значимый Другой в терминологии Г. Салливана. Но не только. Этот Значимый Другой стал переживаться иначе, чем остальные Значимые Другие, — а именно как нуждающийся в особом внимании и тотальном контроле, поскольку якобы не способен хорошо заботиться о себе сам. Бесспорно, подобный статус (не умеющего хорошо о себе заботиться) временно могут иметь разные люди в силу разных обстоятельств и факторов.
Например, к ним относятся новорожденный младенец и ребенок раннего и дошкольного возраста, хронический соматический больной в тяжелой стадии заболевания, психический больной в стадии обострения, послеоперационный больной, инвалид. Большинство этих состояний не статичны, за исключением тяжелой степени инвалидности. Они могут развиваться и сменяться стадиями восстановления работоспособности и общей адаптации человека к социальным условиям. К типичным объектам, о которых заботятся созависимые, относятся взрослый алкоголик или наркоман, а также человек, подверженный другим зависимостям — азартным играм, беспорядочным половым контактам, компульсивным покупкам или перееданию. Подобный зависимый человек вполне в состоянии сам обратиться за специальной помощью, если он захочет изменить свою жизнь.
Однако объективная картина (в случае функционирования «созависимой» модели восприятия) утрачивается или даже вовсе никогда не восстанавливается. Для созависимого становится субъективно важным найти и сохранить объект — того, о ком можно заботиться, чью жизнь контролировать. Кто ищет, как известно, тот всегда найдет. И человек, охваченный созависимостью, обязательно находит объект заботы — контроля и разворачивает бурную деятельность по его опеке.
Созависимый готов даже создать себе такой объект. Он начинает проявлять заботу там, где другой мог бы сам принять на себя ответственность. Он выступает непрошеным благодетелем, и это мероприятие часто заканчивается весьма «успешно».
Но как быть, когда объект начинает выходить из-под контроля? Ребенок может вырасти, а больной — излечиться. К этому нужно быть готовым, чтобы постепенно и окончательно делегировать другому человеку ответственность за его собственную жизнь. К такому повороту созависимый не готов, модели его взаимодействий с окружающими ограничены. И вместо того чтобы признать внешние изменения ситуации фактором, требующим и от него внутренних изменений, созависимый, скорее всего, будет сопротивляться.
Сопротивляясь собственному изменению, он будет препятствовать тому, чтобы его объект стал самостоятельно принимать решения и отвечать за их последствия. Ребенок не должен вырастать, а больной не должен вылечиваться, чтобы смысл жизни созависимого не был потерян и его не пришлось бы мучительно искать вновь.
Подчеркнем, что эта мотивация самим созависимым, как правило, не осознается. Сознательно он делает все, чтобы объект изменился, а глубоко бессознательно сопротивляется этому.

В ОЖИДАНИИ ПРОБЛЕМЫ

Есть ли критерий, позволяющий оценить, что в данном конкретном случае имеет место: конструктивные помощь и забота или деструктивные опека и контроль?
Это очень трудный вопрос, и у меня нет на него готового ответа. Причина, думается, в том, что критерий различения лежит в плоскости субъективной реальности. Патология, если тут уместно говорить о патологии, в данном случае наблюдается не в действиях. Она в мотивах. Поэтому самым лучшим диагностом здесь может быть сам созависимый. Если он того захочет, конечно. Однако множество факторов выступают тому помехой, и это не только его собственное сопротивление, но, возможно, и сопротивление близких людей, и даже культурных стереотипов.
Рассмотрим подробнее, какое отношение эти положения могут иметь к совокупности взаимоотношений в семейных структурах, имеющих в своем составе проблемного члена. Здесь уместно сослаться на модель «трехслойного пирога», описанную Э. Эйдемиллером и В. Юстицкисом (Психология и психотерапия семьи. — СПб.: Питер, 2001) применительно к семьям, имеющим психически больного. Модель отражает характерную для семейной группы совокупность отношений, возникающую в ответ на появление в ее составе проблемы в виде психического заболевания члена семьи.
Проблемным на самом деле может быть и член семьи, испытывающий зависимое поведение, и хронический соматический больной, и инвалид — и тогда модель может быть применена к анализу этих вариантов тоже.
Созависимость как попытка контроля жизни Другого может находиться как бы в «тлеющем» режиме в ожидании «нужной проблемы». При отсутствии таковой созависимость будет проявляться в назойливых попытках одного члена семьи опекать другого вне учета того, насколько это оправданно и действительно необходимо. То есть созависимость необязательно вторичный феномен, она может быть и первичным, и в этом смысле выступать провоцирующим фактором для развития чьего-то зависимого поведения.

СПОСОБ АДАПТАЦИИ

Вернемся к случаям, когда в семье действительно есть кто-то с проблемой. Безусловно, такой человек нуждается в том, чтобы его социализация и реабилитация состоялись, несмотря на то что его возможности не позволяют им быть такими же полноценными, как у здоровых сограждан и членов его семьи.
Совокупность отношений вокруг него складывается весьма специфичным образом. В центре такой структуры расположен сам «проблемный субъект», рядом — кто-то один из близких, как правило родственник, хотя не всегда. Если это родственник, то тот, кому волею судьбы или силой его собственного намерения стало необходимо оказывать близкому человеку всяческую помощь в процессе функционирования в социуме, в мире других людей. Обычно это бывает мать. Иногда в этой роли может выступать и отец, или кто-нибудь из прародительской семьи (чаще бабушка), или кто-то другой из родственников. В каждой семье складывается своя жизненная ситуация.
Остальные родственники находятся как бы вокруг этой пары («проблемный субъект» и заботящийся о нем близкий), на разной степени удаленности от них — психологической, а иногда и территориальной.
Процесс функционирования в социуме «проблемного субъекта» касается остальных членов семьи и всех других родственников как бы в меньшей степени, косвенно. Для опекающего груз ответственности оказывается иногда слишком серьезным испытанием, он может переживать ее слишком включенно и интенсивно, как бы сливаясь со своим подопечным в единое целое. Он начинает жить единым с ним субъективным пространством, едиными потребностями, не разделяя себя и его, не разделяя своей и его ответственности за две разные жизни.
Созависимость классически описывается как состояние близкого человека (родственника, друга, сексуального партнера) в отношении лица, имеющего какой-либо вид химической зависимости (алкогольную, наркотическую, и др.).
Тогда созависимость может выглядеть так:

Химическое вещество

Зависимый от него человек

Созависимый от зависимого человека
близкий другой человек

В варианте с любым другим «проблемным» членом семьи это выглядит похожим образом, только на месте химического вещества оказывается какой-либо диагноз.
Созависимость в момент своего появления представляет собой способ адаптации человека к сложившейся на данный момент ситуации (в данном случае — в семье). Родившись как средство справиться с ситуацией, она превращается в закрепившуюся реакцию, в способ организации собственной жизни, структурирования своего времени.
Созависимость у матери в отношении хронически больного ребенка может развиваться особенно быстро и интенсивно и быть наиболее выраженной из всех возможных.
Это состояние полной поглощенности тем, что происходит с подопечным, сопровождается забвением себя, депривацией собственных, подчас витальных потребностей в сне и пище, полноценном отдыхе. Коварство созависимости, однако, в том, что ее носителем она, как правило, отрицается.
«Со мной все в порядке, это с моим ребенком неладно, это он нуждается в помощи, а я — нет», — считает такая мать, и в ответ на предлагаемые ей лично возможности пройти коррекционный цикл она может возмутиться и выдать агрессивно-защитный вариант поведения. Положение усугубляется тем, что эта жертвенность, доходящая до саморазрушения, другими родственниками и окружающими, как правило, не только не подвергается сомнению, но скорее приветствуется. И ближайшие члены семьи, и культурные нормы (страдание за ближнего в христианской морали поощряется) в целом не против такого поведения, оно считается вполне адекватным и зачастую единственно возможным в случае с такими подопечными.

СТРАХ ЭМОЦИОНАЛЬНОЙ БОЛИ

Болезненный характер созависимости проявляется у человека в невозможности или затрудненности контроля своего состояния, своей линии поведения, своих действий. Созависимый поглощен контролем за жизнью того, кого он опекает. В таком способе жизнедеятельности нет момента выбора, что и делает это состояние мучительным и одновременно порождает мощное сопротивление осознаванию этой мучительности. Выражая свое сопротивление самыми разными способами, психика клиента как бы заявляет о своей неготовности увидеть всю правду целиком, поскольку это было бы слишком травмирующим переживанием, с которым нет сил справиться.
Сила сопротивления изменениям у созависимых связана со страхом глубокого погружения (при терапевтической работе с проблемой) в собственные бессознательные «порочные» мотивации, страхом эмоциональной боли, потери контроля объекта и, возможно, самого объекта, что для многих созависимых является фактом, сравнимым по силе воздействия с потерей их собственной жизни. Это может объяснять неоднозначность результатов коррекционных мероприятий в самом их начале, когда осознавший и принявший проблему как свою собственную, принявший клиентскую позицию человек внезапно прекращает процесс работы, перестает приходить на сессии, отказывается от услуг психолога.
Яростное отрицание самого факта созависимости сопровождается уходом в иллюзии, нежеланием видеть опекаемого и реальность такими, каковы они есть. Подобное состояние патологично для обоих. Для опекаемого (зависимого, психически или соматически больного) — поскольку он разучается доверять себе, отвечать за себя. Для созависимых — поскольку они берутся отвечать за другого, будучи неспособными позаботиться о себе и отвечать за себя.
В результате созависимые угнетены, подавлены, живут не своей жизнью в буквальном смысле слова. Будучи дезориентированными в том, что происходит, они находят применение своим силам (если они еще остались) в том, чтобы вести себя активно и даже агрессивно. Объектами агрессии становятся те, кто только и мог бы им помочь, — медицинские и социальные работники, а также психологи. Такие люди — частые посетители органов соцзащиты, судебных инстанций. Как правило, они недовольны качеством и количеством оказанной помощи, стремятся обжаловать решения на вышестоящих уровнях и «найти управу» на тех, кто «не хочет войти в положение».

ИСПЫТАНИЕ НА ПРОЧНОСТЬ

Созависимый человек, таким образом, становится своеобразным испытанием для психолога на прочность и профессиональную искушенность. Работать с ним чрезвычайно трудно и не всегда приятно, процесс его возвращения к себе, к собственной жизни долог и извилист, и нет гарантий, что приведет туда, куда нужно, тем более в заданные сроки. Требуется понимать смысл этого феномена, быть предельно ответственным в каждом взаимодействии с такими клиентами, особенно когда они пытаются манипулировать вами.
На психологов ложится специфическая ответственность — помочь созависимым осознать неадекватность агрессии по адресу медиков и органов соцзащиты, осознать собственную созависимость и принять решение, что с этим состоянием делать дальше.
Это решение, как и любое другое, не может быть навязано извне. Все, что может психолог, — грамотно подвести человека к такому осознанию и поддерживать его в момент принятия своего решения. В то же время, пока человек за помощью не обращается, а выбирает созависимость как вариант саморазрушения (внутренний девиз — таков мой крест), никто не вправе ему мешать и в этом.
Всякое решение об изменении собственной жизни может принадлежать только самому человеку, и это решение стоит уважать.