СМИРЯТЬ СЕБЯ,
или Что такое родительская педагогика

Господи!
Ниспошли детям счастливую долю,
помоги, благослови их усилия.
Не легким путем их направь, но прекрасным.
А в залог этой просьбы прими
единственное мое сокровище — печаль.
Печаль и труд.

Януш Корчак.
Молитва воспитателя

***

Cцена первая.
Топ-топ, шлеп-шлеп...
— Кто к нам пришел? Ну подойди поближе. Поздоровайся с гостями!
В дверном проеме — босоногий голыш, вызывающий у гостей неподдельное удивление:
— Он что же, все время голенький ходит? И не холодно ему? Простудить не боитесь?
— Закаляемся, — с плохо скрываемой гордостью от произведенного эффекта произносит молодая мама. — Это, целая система. Я потом расскажу.
И дальше весь вечер — о пользе хождения босиком, водных процедурах, рациональном питании и глубокой связи физического и душевного в человеке:
— Это, знаете ли, не только закалка. Она глубинным образом отражается на психическом восприятии мира. Там, в ступне, не просто рецепторы. Там особые чувствительные точки, обеспечивающие связь с землей. Помните древнегреческого Антея? Так это ведь символ, а не просто сказка! Говорят, у детей, с которыми с детства занимаются подобным образом, не только крепкое здоровье. У них развиваются особые способности — экстрасенсорные (Про экстрасенсов слышали? Это все правда!), повышается сензитивность, открываются новые чакры и возникает предрасположенность к медитации...
(Для ищущих ясности в последнем предложении можно обратиться за переводом к словарю иностранных слов.)
Сцена вторая.
Топ-топ, хлоп-хлоп, скри-и-ип!
— Ты что, с ума сошел? До семнадцати лет дожил, не понимаешь, в каком виде к гостям выходить? Быстро обуйся!
— ...
— Что? Не знаешь, где твои тапочки? Там же, где носки! Под столом!
— ...
— И позаботься о том, чтобы люди не страдали от аромата, распространяемого твоими ногами!..
И к гостям со смущенной улыбкой:
— Знаете ли, у нас новый воспитательный этап: раньше боролись за здоровье, теперь — за культуру поведения...
Комментарий: актриса, исполняющая роль матери в обеих сценах, одна и та же женщина. Я сама.

***

Коллаж В. Медведевой

Всегда завидовала врачам, которые перед получением своего медицинского статуса дают клятву Гиппократа: «...Я буду лечить больных на пользу их здоровью, сообразно с моими силами и моим разумением... стараясь не причинять им ничего недоброго и вредного... не имея никаких дурных умыслов...»
С педагогов и родителей такой клятвы не требуют. Видимо, из опасения сделать их клятвопреступниками. Да и что такое «польза» в педагогике? Весьма условное понятие.
В юности я была достаточно активным существом. Что мне было делать, оказавшись выброшенной матушкой-природой из наполненного разнообразными событиями жизненного пространства на счастливый, но казавшийся узковатым берег материнства? Пришлось воспламениться «новейшими теориями семейного воспитания детей».
В рамках одной из таких теорий по расширению человеческих возможностей я исповедовала вегетарианство. Даже дух мяса — этого резервуара агрессивности и безжалостности — был изгнан из нашего дома. Мой малюсенький сын, воспринимаемый в те далекие годы как естественное и логическое продолжение моего собственного тела, был невольным моим сообщником. Тем более что все экстравагантные начинания совершались во имя его светлого будущего.
В один из визитов к бабушке это трехлетнее существо, с рождения даже не нюхавшее мяса, было обнаружено под столом с полным ртом, набитым сырым мясным фаршем. Фарш был украден из мясорубки в тот момент, когда бабушка на минуту удалилась из кухни. Выпучив глаза, похититель заглатывал кровавое месиво судорожными движениями в явном страхе быть уличенным и лишиться вожделенного куска.
С моим появлением варварскому пиршеству пришел конец. Но, потрясенная представшим моим глазам первобытным зрелищем, я на следующий же день накормила своего малолетнего «расстригу» мясными котлетами: уж лучше удовлетворять неприятные для меня, но, судя по всему, неотменимые потребности ребенка цивильным образом — в виде вареного мяса, чем допустить, чтобы всю свою последующую жизнь он жаждал сырой крови.
До сих пор за обедом мой взрослый сын, рассчитывая на добавку и поддразнивая меня, утверждает, что я чуть не сгубила его в детстве, обрекая на сыроедство путем насильственного воздержания.

***

Все эти «страшные» истории вовсе не служат целью убедить кого-то есть как можно больше мясной пищи или отказаться ходить босиком. Я до сих пор благодарна судьбе за причащение восточной философией (очень помогает в занятиях современной психологией!) и уважаю вегетарианцев за их сострадание к коровам с грустными глазами. Мне нравится летом на даче обходиться без обуви, и я даже выдумала целую методику обучения детей началам счета при помощи веселых упражнений с пальцами ног. Короче, для меня все мои занятия с сыновьями времен молодости вовсе не оказались бесполезными. Но теперь я усматриваю некоторое лукавство в своей юной (и поэтому железобетонной) уверенности, что все это я делала ради них.
Конечно, я горжусь тем обстоятельством, что им под силу переплыть километровое озеро. Что касается способности проходить сквозь стены... К счастью, они этому так и не научились. И, оглядываясь назад, за многие вещи я надавала бы той молодой маме по рукам. Но ее опытом — очень разным — я получила внутреннее право стоять за учительским столом на родительском собрании.
Пройдя сквозь горнила разнообразных родительских клубов, отработав в школе почти половину своей уже почти сорокалетней жизни, я стала понимать, как часто мы пытаемся компенсировать неудовлетворенность жизнью, собственную недоделанность, несостоятельность разработкой педагогических систем, при помощи которых мы будем замечательно воспитывать детей: они, мол, будут лучше нас, умнее нас, могущественнее нас. И мы — кровь из носа — готовы отстаивать принципы этих систем, потому что уверовали в их непогрешимость, стройность, результативность. Отстаивать принципы, а не ребенка.
Но в педагогике — особенно в родительской — принципиально невозможен эксперимент, раз и навсегда доказывающий полезность какого-либо начинания. Вы не можете два раза воспитать одного и того же ребенка, помещая его в разные условия. А воспитание разных детей в похожих условиях частенько приводит к разным результатам.
Педагогическая теория исходит из современного ей ЗНАНИЯ человека — вещи очень важной, но чрезвычайно относительной, подвижной, всегда (и во веки веков) неполной. Поэтому любая воспитательная система похожа на одежду, сшитую по меркам идеального, но абстрактного ребенка. На данных, конкретных мальчика или девочку никогда не удается надеть эту одежду как следует: то руки торчат, то голова не влезает.
По моему глубокому убеждению, родительская практика должна следовать не идеологии (пусть она даже обольстительно стройна и многообещающа), а своему ЧУВСТВУ ребенка — очень конкретному, определенному конкретными обстоятельствами. Мудрая педагогическая практика никогда не побоится показаться непоследовательной и будет определять свои шаги не высокими принципами, а самочувствием ребенка.
Да, очень полезно обливаться по утрам колодезной водой. Но если ребенок каждое утро просыпается с тяжелым чувством предстоящего испытания и первая его дневная эмоция — угнетенность, ну ее к богу, эту полезность. Вырастет, захочет мучить себя сам, пусть хоть не вылезает из проруби. А вы лучше поберегите свои с ним отношения. Мало ли еще придется ему претерпевать от вас по необходимости?
Да, хорошо бы ребеночку из интеллигентной семьи учиться в спецшколе — престижно и перспективы блестящие. Но ваш по каким-то причинам не тянет: то ли не дозрел, то ли с учителями не заладилось, то ли его внутренние конфликты для него актуальнее учебы. Ну и пусть, не нужна ему спецшкола. Совсем не факт, что он обязан быть ученым и что без этого он попадет в армию. Не надо настаивать. Пощадите его и свою родительскую любовь. Снизьте планку. Есть много других путей его обучения и движения к профессиональному успеху. Надо только поискать.
Всем нам приходится помнить, что каждое наше действие, установка, желание, требование по отношению к сыну или дочери напоминает обоюдоострый нож. Думаем, что режем одну плоскость, а на самом деле — по меньшей мере две.
Конечно, мы думаем, что желаем ребенку ДОБРА. Но содержание этого слова меняется для нас в течение нашей же собственной жизни.
Сегодня вы любите ходить босиком и старательно приучаете к этому ребенка. Но в какой-то момент вам в силу обстоятельств захочется увидеть в нем не босоногого туземца, а маленького джентльмена, которому непристойно садиться за стол в одних трусах, даже если этого требуют принципы закалки по Иванову или Чарковскому.
Сегодня вы одержимы идеей развить у своего младенца способность видеть третьим глазом. Но десятью годами позже выяснится, что два других, данных ему от рождения, играют не меньшую роль. Их тоже необходимо тренировать, чтобы научить ребенка замечать состояние окружающих его людей и считаться с ним.
Сегодня вы считаете, что одежда принципиально не важна, главный принцип, которому стоит следовать, — чтобы ее было поменьше. Но, являясь в школу зимой в резиновых сапогах на босу ногу, ваш ребенок невольно бросает вызов общественному мнению, вызывает справедливые насмешки сверстников и оказывается под угрозой стать изгоем в детском коллективе.
Дело не в том, чтобы не читать, не искать, не пробовать, а в том, чтобы, увлекаясь новыми, интересными и полезными методиками, вы не позволяли бы себе утонуть в этом увлечении полностью. Всегда необходимо чувствовать некий зазор между методикой и жизнью, между предлагаемыми ребенку действиями и им самим. Этот зазор позволит вам в нужный момент отступить. Отступление — великий тактический принцип родителя.

***

Каждый из нас втайне надеется, что его малышу достанется какой-нибудь золотой ключик (или хотя бы отмычка), при помощи которого откроется некая волшебная дверь, и нам удастся протиснуться в щелочку вслед за своим ребенком. Приходится констатировать поголовное вымирание волшебных черепах и напоминать, что лучше не ломиться (и не протискиваться) в чужую дверь.
Идея реализоваться за счет ребенка достаточно двусмысленна. Можно делить жизнь, переживания, деятельность, но надо постараться отказаться от роли демиурга, который при помощи рационально выверенных методов, отобранных приемов и отмеренных действий возьмет и сформирует человека «ЛУЧШЕ НАС», возможно даже — гения. Но человек не собирается наподобие конструктора, тем более человек талантливый.
Я помню, как страстно хотела родить своего второго малыша в воду. Вообще-то рожать больно и опасно, а тут — хоть какие-то радостные перспективы. В самом слове «эксперимент» есть что-то обнадеживающее: будет не так, как «всегда». А «всегда» было очень плохо — в первый раз по недосмотру врачей я чуть не отправилась на тот свет вместе с ребенком.
Муж был против категорически, говорил, что не разделяет эту «водолазную философию», и предлагал мне во избежание конфликтов в следующий раз выйти замуж за дельфина. Его же ребенок родится нормальным, земным образом. И он, муж, не будет присутствовать при родах и тем более перегрызать пуповину. Если я заинтересована в наличии у ребенка нормального отца, то должна учесть: это нагрузки не для его психики. Лучше он сделает генеральную уборку и напишет мне стихотворение.
Я пожаловалась своей подруге, с моей точки зрения — опытной в силу «престарелости»: ей было уже тридцать три года и она дорастила старшего из троих детей до десятилетнего возраста. Услышав, что мое бульканье на том конце телефонного провода по поводу неоспоримых преимуществ родов в воду достигает точки кипения, она вздохнула в трубку и сказала: «Марина! Не все ли равно, как рожать — в воду или под парашютом? Главное, чтобы все было ПО-ЧЕЛОВЕЧЕСКИ!..»
Особенность наших детей не в том, что они будут лучше или хуже нас: они ДРУГИЕ. И это самое трудное место во всей родительской педагогике. Очень сложно вслушиваться в ребенка. Отказываться от принципов, от желаний, от родительских амбиций, следуя принципу реальности, еще труднее. Но это самое главное и самое труднодостижимое приобретение педагогического опыта — умение смириться с судьбой ребенка. Главное — чтобы все было по-человечески!
Хоть как-то продвинуться на этом пути — и есть задача родителя как воспитателя. Задача и главный результат его педагогических усилий. Потому что воспитывает он на самом деле не столько ребенка, сколько самого себя при помощи ребенка. Для чего? Чтобы в решительный момент достойно выступить на сцену педагогического театра в своей главной роли — в роли бабушки или дедушки...

Марина АРОМШТАМ,
учитель, журналист
и мама двух,
уже огромных, мальчишек