НЕХОРОШИЕ СЛОВА

Я привык считать себя бедным.
Но однажды мне объяснили, что это унизительно
и правильнее называться «неимущим».
Потом сказали, что и это слово не годится
и на самом деле я «малообеспеченный».
Потом было решено, что я «нахожусь
в затруднительном положении».
Сегодня у меня как прежде нет ни гроша.
Зато богатый словарный запас!
Джулз Фейффер

Роза пахнет розой,
Хоть розой назови ее, хоть нет!
Уильям Шекспир

В 1911 году в переводе на русский язык увидела свет книга А.Бине и Т.Симона «Ненормальные дети». Ознакомиться с нею было бы нелишне и современным психологам, так как ее содержание весьма интересно — книга посвящена первым опытам отбора детей, не способных к обучению в массовой школе. И такая возможность сегодня существует — новое (хотя и фрагментарное) издание книги появилось совсем недавно. Но заинтересованный читатель в поисках классического труда Бине и Симона рискует столкнуться с затруднением, ибо издатели предпочли выпустить его под совсем другим названием — «Измерение умственных способностей». Инициаторы этого издания братья Луковы, немало сделавшие для возвращения современному читателю психологической классики, в своем послесловии к книге бесхитростно отмечают, что воспроизвести оригинальное название в наши дни было бы недопустимо — слишком уж оно неблагозвучно и даже оскорбительно. Мыслимое ли дело — назвать ребенка ненормальным!

По этой же, якобы само собой разумеющейся причине мы вряд ли дождемся переиздания (по крайней мере под оригинальном названием) интереснейшей работы нашего соотечественника Г.Трошина «Сравнительная психология нормального и ненормального ребенка» (1915). Не говоря уже о замечательной книге классика отечественной дефектологии Е.Грачевой, которая носит вызывающе старомодное название «Воспитание детей-идиотов». Подвижнице Грачевой, основавшей на свои скромные средства первый в России интернат для больных и слабоумных детей, было невдомек, что она, оказывается, унижала достоинство своих воспитанников абсолютно неприемлемым ярлыком. Зато нам (хоть большинство из нас вряд ли сравнится с легендарной «тетей Катей» гуманизмом и самоотверженностью) совершенно очевидна ее непростительная ошибка. У нас в ходу иные, корректные формулировки, которые никого не могут задеть или унизить.

Однако давайте постараемся честно ответить на вопрос: чем уж так плохи «нехорошие слова», которыми «грешили» классики минувшего века, и чем лучше те новые термины, с которыми мы вступили в новый век гуманизма и политкорректности? Что изменилось в нашем отношении к детям и может ли вообще что-то в нем измениться от перемены формулировок?

ВЕЛИКИЕ ИДИОТЫ АНТИЧНОСТИ

Из всех «нехороших слов», дискредитированных в эпоху политкорректности, наиболее давнюю историю имеет, пожалуй, слово «идиот», бытовавшее еще в языке древних греков. Буквально оно означало «особый», «не такой, как все» и с изрядным оттенком пренебрежения относилось к людям, не умевшим или не желавшим вести себя в соответствии с общепринятыми нормами. При этом прозрачно подразумевалось, что таким людям скорее всего попросту недостает ума, чтобы осознанно следовать сложившимся правилам и приличиям. Идиотами древние греки называли тех, кто пренебрегал опрятностью и элементарной вежливостью, не умел понятно для других выразить свои мысли (вероятно, ввиду их путаности и вздорности), вел себя на людях неподобающим образом, допускал безрассудные поступки и высказывания, от которых человек «разумный» предпочел бы воздержаться.

Парадокс этой ситуации состоит в том, что в те достославные времена репутацию идиотов заслуживали в том числе и люди, впоследствии прославленные в веках как величайшие мыслители человечества. По мнению многих современников (да и наверняка по мнению собственной жены), к идиотам относился Сократ, призывавший своих собеседников сомневаться в, казалось бы, очевидном и, хуже того, не бравший с учеников денег за свои наставления! Великий полемист, давший свое имя методу сократической беседы, был настолько «не таким, как все», что «здравомыслящие» сограждане приговорили его к казни, обвинив в безбожии и растлении юношества.

Еще одним великим идиотом античности выступал знаменитый Диоген, отрекшийся от материальных благ и живший подаянием. Это сегодня «фонарь Диогена» — крылатое выражение, смысл которого ясен любому культурному человеку. А представьте себе реакцию современников на реального Диогена с реальным фонарем, с которым он ясным днем расхаживал средь толпы со словами: «Ищу человека!» А когда Александр Великий пожелал познакомиться с Диогеном и не счел для себя зазорным прийти к бочке (!), в которой обитал философ, он при встрече с царской щедростью изрек: «Проси у меня всё, что захочешь!» «Посторонись, ты загораживаешь мне солнце», — ответил Диоген. Ну не идиотизм ли!

Более двух тысяч лет спустя американский психолог Эдвард Торндайк сформулировал блестящую дефиницию: «Интеллект — это то, чем Платон и Фукидид отличались от афинских идиотов своего времени». Очевидно, что под идиотами родоначальник бихевиоризма подразумевал вовсе не Диогена и Сократа (в конце концов, именно у Сократа набирался мудрости великий Платон!), а ту скудоумную толпу, которая их травила. По прошествии многих веков идея «неординарности» из термина фактически выветрилась, а окрашенная в презрительные тона идея скудоумия возобладала. Если еще в ХIХ веке Ф.М. Достоевский мог себе позволить вывести в образе идиота героя хоть и «не от мира сего», но по сути своей весьма достойного и симпатичного, то в веке двадцатом термин окончательно стал полностью негативным. Под идиотами и прежде подразумевали в основном тех, кому катастрофически недоставало ума. На рубеже ХIХ–ХХ веков такое понимание стало исключительным. И совершенно ясно, что имела в виду Екатерина Грачева, называя этим словом своих воспитанников, явно обделенных умом.

Ну и что с того? Разве не очевидно, что люди заметно различаются своими умственными способностями — бывают люди очень умные, бывают не очень, а бывают, не побоимся этих слов, и совсем глупые. Никто не станет с этим спорить, за исключением разве что радикальных «гуманистов», но их карамельную блажь, пожалуй, не стоит принимать всерьез.

Но в том-то всё и дело, что за исключением глупости, почти любой свой изъян человек расценивает спокойно и почти без обид воспринимает указание на него. Разве это оскорбление — назвать кого-то диабетиком или астматиком? Коли это не соответствует действительности, то такие слова — просто вздор, от которого можно отмахнуться, а коли и соответствует, то и это никакая не обида, а лишь констатация факта — огорчительного, но не оскорбительного. Зато констатация недостаточного ума всегда встречается негативно — ведь никто не желает признать этот факт истинным применительно к себе. Оскорбительную окраску неизбежно приобретают и соответствующие слова.

А значит, дабы никого не обидеть, слова эти лучше из лексикона исключить. Вероятно, именно этим соображением руководствовались эксперты Всемирной организации здравоохранения, рекомендовавшие изъять из употребления термин «идиотия». Рекомендация была принята к исполнению, термин из обихода изъят, и сегодня назвать идиота идиотом столь же недопустимо, как назвать негра негром. Параллельно оказались изъяты такие дискредитировавшие себя термины, как «имбецильность» и «дебильность». Похоже, на Западе не получило такого распространения, как в наших краях, указание на умственную неполноценность со ссылкой на синдром Дауна, иначе и синдром бы поспешили переименовать. (Открыватель синдрома Лэнгдон Даун предпочитал называть его монголизмом ввиду характерной внешности больных, но этот термин был отвергнут еще много лет назад из боязни нанести обиду миллиардам монголоидов).

ИСКЛЮЧЕНИЯ ИЗ ПРАВИЛ

Создается впечатление, что еще сто лет назад проблема терминологии меньше всего занимала специалистов. Нельзя сказать, будто она совсем не существовала, но состояла она преимущественно в том, чтобы дать явлениям наиболее четкие названия. Так, термин «слабоумие» постепенно уступил место понятию «умственная отсталость», так как последний, как было признано, более точно отражает природу интеллектуального дефекта.

Само понятие дефекта, то есть нарушения, неправильности, терминологических споров не вызывало. В отечественной практике оно дало название целому направлению — дефектологии. Под этим названием долгие годы существовал соответствующий институт в системе АПН, а также специальный журнал. Сегодня только журнал сохранил традиционное название, институт переименован. Само слово «дефектология» упоминать стало не принято, не говоря уже о «дефективных детях». Еще полвека назад таких детей стали называть аномальными, и в вышедшей в начале 90-х годов Российской педагогической энциклопедии именно под этим названием и были освещены проблемы, связанные с их обучением и воспитанием.

Далее началась терминологическая чехарда, ибо само упоминание об аномалии, то есть ненормальности, стало кому-то казаться оскорбительным. Один за другим появились термины «дети с особыми нуждами», «дети с ограниченными возможностями», «дети с особенностями развития» и т.п. Историкам науки, вероятно, было бы интересно проследить перипетии этого словотворчества, его хронологию и аргументацию. Впрочем, главный аргумент весьма банален и повторяется уже не раз: название, использовавшееся раньше, оскорбительно по своей форме, оно задевает достоинство тех, к кому относится.

Но чем, скажите, оскорбительно прямое указание на несоответствие норме (ненормальность), на дефект или аномалию? Разве развитие вернется к норме, дефект исчезнет, будучи назван по-другому или вовсе проигнорирован?

Подкупающее решение проблемы было невольно найдено В.П. Кащенко еще много лет назад. Детей, чье развитие не укладывается в рамки нормы, он предлагал именовать исключительными, относя к этой категории не только больных и отсталых, но и особо одаренных (которые ведь тоже в норму не укладываются!). Полвека спустя буквально к такому же решению пришли на Западе, термин «исключительные дети» (exceptional children) приобрел широкое хождение. У нас он оказался постепенно вытеснен последним новшеством — «особые дети». То есть опять же «не такие, как все». Круг замкнулся?

Нет, кажется, это вовсе даже и не круг, а спираль, по которой терминологические новшества вращаются со все нарастающей скоростью. Не сегодня завтра название «особые» покажется кому-то обидным, появится новое, якобы более деликатное. И доколе это будет продолжаться? Ведь к решению проблемы детской ненормальности (дефективности, аномальности, исключительности и т.д) это нисколько не приближает!

УСКОЛЬЗАЮЩАЯ КОРРЕКТНОСТЬ

Возможно, кому-то все вышесказанное покажется противоречащим современным гуманистическим тенденциям. Так и слышится негодующий голос: «Только в нашей отсталой глубинке еще возможен такой дремучий консерватизм! Вот на просвещенном Западе давно уже никто так не говорит и даже не думает!»

Осмелюсь предположить, что именно такое суждение и есть проявление местечковой ограниченности. Ее носители готовы подхватывать из-за кордона самые блестящие мыльные пузыри, не замечая, как они лопаются в руках, — хуже того, не умея распознать всего многообразия современных суждений и взглядов. В качестве примера позволю себе привести обширную цитату из книги австралийского психолога Питера Янга «Метафоры и модели изменения»:

«Термин «политическая корректность» появился относительно недавно, хотя история эвфемизмов уходит в глубину веков… В последнее время наш язык претерпел изменения в плане описания расовой или этнической принадлежности, физических и умственных способностей. Это стало попыткой изменить эмоциональное воздействие некоторых слов по причине того, что определенные группы населения находят их оскорбительными или утверждают, что терминология наносит ущерб тем, к кому относится. Например, вместо слова «калека» появился термин «человек с физическими недостатками», который впоследствии заменило выражение «человек с ограниченными физическими возможностями». В середине двадцатого столетия ученики, не соответствовавшие стандартам образовательной системы, назывались неуспевающими (educationally sub-normal, ESN). Теперь их называют детьми с особыми образовательными потребностями (special educational needs, SEN). Вскоре появились люди с «фолликулярными проблемами» (лысые) и «с недостаточностью роста» (коротышки). Это прекрасная иллюстрация того, как люди умеют играть языком, и того, насколько безнадежно пытаться использовать эвфемизмы, чтобы соблюсти политическую корректность — сейчас уже сам этот термин стал объектом насмешек. Попытки сознательно манипулировать языком и значениями слов дают временный эффект. В результате мы получаем эвфемистическую «бегущую дорожку». Несмотря на все попытки санировать понятие, изобретая для него новое слово, все эмоциональные коннотации, содержащиеся в этом понятии, в конце концов заражают и его — новое слово не способно дезинфицировать понятие, поэтому замену тоже приходится заменять».

Похоже, «бегущая дорожка» готовит нам еще много лингвистических новшеств. И если хоть кому-то станет от этого хоть чуточку лучше, игра, наверное, стоит свеч. Вот только верится в это с трудом…

Сергей СТЕПАНОВ