Волны скепсиса, давно бушующие на Западе, как обычно, докатились до наших берегов с большим опозданием.

В данном обзоре будут представлены только те электронные ресурсы, которые активно проявляли себя в декабре 2005 года.

Наивно ждать от детей, родители которых изо дня в день обсуждают телевизионные программы или новости, почерпнутые из газет, что они побегут в библиотеку.

Выбор профессии — один из самых первых серьезных социально-личностных выборов для большинства современных российских детей.

Как вы понимаете, в силу своей гендерной принадлежности, я в женские журналы заглядываю редко, но даже у меня есть впечатление, что я это уже сто раз читал.

Фрейд, которого мы не знали

Cудьба Зигмунда Фрейда и его сочинений причудлива и драматична. Еще при жизни основатель психоанализа удостоился мемориальной доски на родном доме и публичного сожжения своих трудов. Ему рукоплескали — как, например, Стефан Цвейг, и от него брезгливо отворачивались — как Владимир Набоков. Столь же противоречивого отношения удостоился он и со стороны профессиональных психологов — многие черпали вдохновение в его идеях, иные почти в открытую объявляли его шарлатаном (Ганс Айзенк, полвека назад инициировавший шквал критики психоанализа, не остался в этом одинок). И это противоречие не разрешилось по сей день. В адрес Фрейда и его учения продолжают раздаваться, с одной стороны, славословия, с другой — упреки (в основном взвешенные и серьезные, но иногда даже переходящие в брань).

В нашей стране сложилось своеобразное отношение к психоанализу. Поднятый на щит в начале ХХ века, психоанализ в 30-е годы подвергся остракизму и лишь полвека спустя возродился вновь под покровительством первого российского президента (многие до сих пор вспоминают — одни с восторгом, иные с недоумением — о том, что одним из первых в постсоветской России появился президентский указ «О возрождении и развитии российского психоанализа»). С той поры психоанализ вошел в моду, книжные прилавки заполнились сочинениями Фрейда и трудами, ему посвященными; в психоаналитики поспешили переквалифицироваться не только многие психологи, но и некоторые недавние критики фрейдизма из числа советских философов (про легион журналистов, знахарей, телеведущих и прочих самозванцев даже не хочется лишний раз вспоминать). Так что в последние два десятилетия по части восторгов недостатка у нас не наблюдалось. Волны скепсиса, давно бушующие на Западе, как обычно, докатились до наших берегов с большим опозданием. Лишь в последние годы на русском языке издано несколько критических работ, заставляющих умерить восторги в адрес психоанализа и его основателя. Так что сегодня и у нас начала складываться ситуация, характерная для интеллектуальной жизни «просвещенного» Запада, то есть весьма и весьма противоречивая. Свидетельство тому — несколько недавних изданий, вышедших в Москве и Петербурге. Попробуем на их примере проанализировать состояние фрейдистской и антифрейдистской мысли, на наших глазах замешивающейся в гремучий коктейль.

КОМУ ПРИНАДЛЕЖИТ ПРИОРИТЕТ?

Книги Макса Шура и Генри Элленбергера, изданные на английском соответственно 55 и 35 лет назад, давно стали во всем мире классикой и неотъемлемым элементом теоретического багажа психоаналитиков. Вообразить себе психоаналитика, их не читавшего, столь же немыслимо, как музыканта, никогда не слышавшего Чайковского. Впрочем, музыкантами у нас сегодня считает себя целая толпа «Стрелок» и «Шпилек», в чье знакомство с Чайковским верится с большим трудом. Похоже, в российском психоанализе — та же картина. Вероятно, для придания ей большей пристойности и задумано издание классики, восполняющее пробелы в эрудиции «профессионалов». Что же касается непрофессионалов, то для них эти книги, пожалуй, слишком громоздки и излишне детализированы.

Книга Макса Шура — еще одна биографическая работа, ценная тем, что ее автор был близким другом своего героя, его личным врачом, который провел с Фрейдом бок о бок последние 10 лет его жизни и от руки которого измученный смертельной болезнью патриарх психоанализа и принял избавительный укол. Последний момент Шур, правда, описывает достаточно туманно, не развеивая читательских сомнений — был ли уход Фрейда из жизни естественной смертью или эвтаназией. Но даже в последнем случае Шур оказывается выше упреков — с его слов, сам больной в день смерти недвусмысленно заявил, что считает свой жизненный путь исчерпанным, а страдания — более нестерпимыми. Остается только довериться словам Шура, ибо он в своей книге пишет по большей части о том, чего не знал и не мог знать никто, кроме него самого и его пациента. Этим его работа представляется, с одной стороны, драгоценной, с другой... крайне малодостоверной. А если предположить, что Шур искренен не во всем, что-то приукрашивает, о чем-то умалчивает? То же самое, впрочем, можно было бы сказать и о самом Фрейде — либо мы верим его рассказам, либо сомневаемся. По крайней мере, ни достоверность его рассказов, ни истинность его суждений невозможно никоим образом проверить — все предпринимавшиеся попытки остались безрезультатны. И какое тогда, спрашивается, отношение имеет вся выстроенная им конструкция к науке?

Капитальный двухтомный труд Генри Элленбергера, крупнейшего знатока глубинной психологии, посвящен не только Фрейду. Его подзаголовок гласит: «История и эволюция динамической психиатрии». В оригинале книга увидела свет в 1970 году, в переводе на русский язык первый том вышел три года назад, второй — совсем недавно. С Фрейда этот том и начинается. Правда, обращает на себя внимание, что это уже седьмой раздел книги. Вдумайтесь: половина труда под названием «Открытие бессознательного» повествует не о Фрейде, а совсем об иных тенденциях мировой мысли, зародившихся задолго до рождения создателя психоанализа. Стоит ли после этого психоаналитикам настаивать на приоритете Фрейда в открытии бессознательного? И так ли уж не прав Юнг, скептически заметивший: «Всё верное из сказанного Фрейдом совсем не ново, а новое — вряд ли верно»?

Кстати, Юнгу посвящен сопоставимый по объему раздел книги Элленбергера — девятый (восьмой, как нетрудно догадаться, посвящен Адлеру). То есть фигуры эти представлены в книге едва ли не как равновеликие, с чем большинство фрейдистов никогда не согласится. Так что книгу Элленбергера никак не назовешь фрейдистской. Она достаточно объективна. По крайней мере из нее следует, что в изучении бессознательного Фрейду отнюдь не принадлежит монополия и вообще бессознательное может трактоваться не только через гениталии. За гораздо меньшее «вольнодумие» Фрейд указывал на дверь своим последователям.

ЕЩЕ РАЗ О МАЛЕНЬКОМ ГАНСЕ

Что касается трудов самого Фрейда, то, как известно, основатель психоанализа был как автор весьма плодовит. Опубликовав свое первое самостоятельное произведение («Толкование сновидений», 1899–1900) в 44-летнем возрасте, он в последующие годы написал столько книг и статей, что полное собрание его сочинений (не включающее весьма ценимую многими экспертами переписку) составило 24 тома. Кстати, профессиональная подготовка психоаналитика в качестве одного из обязательных элементов включает детальнейшее знакомство с этим собранием и знание его «назубок». Остается лишь недоумевать по поводу уровня подготовки доморощенных психоаналитиков (а их сегодня выпускают несколько российских вузов), ибо с трудом верится, что хоть кто-то из них осилил все 24 тома на чужом языке. Да, да! Полное собрание сочинений Фрейда никогда не было переведено на русский.

На публикации разрозненных работ поспешили наварить капиталец многие издательства — от «Науки» до «Просвещения». Пара попыток осилить десятитомное собрание (неполное, разумеется) в обоих случаях застопорилась на первом томе. И вот перед нами первый том из собрания, призванного стать русским вариантом Standard Edition. В Восточно-Европейском институте психоанализа (Санкт-Петербург) наконец нашлись силы и средства для подведения под свою педагогическую деятельность необходимой теоретической базы. Издание имеет гриф УМО по классическому университетскому образованию, так что фрейдисты могут торжествовать — обучение психоанализу фактически признано на государственном уровне.

Издание заявлено 26-томным, и это вселяет большие опасения за его судьбу. Очевидно, что массовый читатель за 26 томами к прилавку не побежит — его интерес к Фрейду вполне утолим (и, похоже, уже утолен) парочкой сборников карманного формата. Заставить студентов покупать целое собрание вряд ли удастся — 1% из них станет дневать и ночевать над ним в институтской библиотеке, остальные 99%, как всегда, ограничатся сетевыми рефератами. Собрание явно рассчитано на серьезных специалистов-психоаналитиков, для которых 26 солидных корешков на полке — такой же авторитетный атрибут приемной, как бронзовый бюст Фрейда, прикупленный на распродаже в венском или лондонском музее-квартире. Но найдется ли в наших краях достаточно специалистов настолько преуспевающих, что они готовы на такую дорогостоящую обстановку своих приемных? (Бюст стоит 300 евро, книжная полка, судя по цене первого тома, обойдется во столько же.) В противном случае издание рискует стать убыточным и без финансовой поддержки западных коллег не дотянет до завершения. Впрочем, за это можно не сильно опасаться, так как перековка Большого Ивана в Маленького Ганса¹ многим на Западе наверняка видится выгодным капиталовложением.

СЛУЧАЙ БЕРТЫ П.

Подобно западному оригиналу, собрание сочинений на русском языке открывает самая ранняя работа Фрейда, написанная им в соавторстве со своим старшим товарищем и коллегой Й. Брейером, — «Исследования истерии». Основным содержанием этой работы выступает описание хрестоматийного «случая Анны О.», ранее известное нашим специалистам по разным пересказам, а теперь доступное и в авторском изложении. Эта работа сыграла в становлении теории и метода психоанализа важную роль, порой в силу разных причин недооцениваемую. Остановимся подробнее на ее истории и содержании.

С Фрейдом Йозеф Брейер познакомился на профессиональной почве и проникся к нему симпатией, усмотрев в нем подающую большие надежды творческую натуру. Несмотря на значительную разницу в возрасте (Брейер был на 14 лет старше) их эпизодическое профессиональное общение переросло в сотрудничество и даже личную дружбу. Правда, Брейер в этом тандеме явно занимал старшую, почти отеческую роль (тогда как у Фрейда с исполнением сыновней роли всегда были связаны подавленные терзания), он выступал для Фрейда не только профессиональным наставником, но и покровителем в быту, бескорыстно ссужал его деньгами, по-отечески приглашал к себе домой отобедать и даже... принять ванну (последнее было по тем временам очень широким жестом).

Иногда Фрейд ходил вместе с Брейером к его больным, и потом они обсуждали наиболее интересные случаи. Одной из пациенток Брейера была Берта Паппенгейм (выступившая в сочинениях под псевдонимом Анна О.), несчастная дочь богатых родителей, страдавшая уникальным комплексом нервно-психических расстройств. В клинической картине этого случая причудливо сочетались кошмары, галлюцинации, раздвоение сознания, провалы памяти, беспричинные приступы гнева, необъяснимо возникающая глухота и даже паралич. Ни у одного человека ни до этого, ни после не наблюдалось такого сочетания симптомов. Тем не менее именно этот случай считается в психоанализе классическим, и почему-то очень немногие задумываются о том, что его исключительность сводит на нет его полезность для теории.

По некоторым версиям, достоверность которых сегодня невозможно убедительно ни опровергнуть, ни подтвердить, в основе сложного симптомокомплекса лежали органические нарушения, что и вовсе развеивает психоаналитическую легенду. В описании Брейера и Фрейда речь идет о значительных улучшениях в состоянии пациентки, едва ли не о полном излечении. Хотя согласно данным, полностью обнародованным лишь недавно, несчастная Берта Паппенгейм всю жизнь провела в скитаниях по психиатрическим клиникам и санаториям и умерла в том же плачевном состоянии, от которого ее когда-то лечили. А точнее — недолечили или просто не вылечили, потому что лечили не от того и не так.

Брейер лечил пациентку два года — в 1880–1882 гг. Он посещал ее каждый день (один исследователь подсчитал, что он провел с ней тысячу часов) и обнаружил, что после обеда она становится сонной и впадает в некое подобие транса, который он назвал самогипнозом. В этом состоянии она часто рассказывала ему о своих фантазиях — «печальных историях». Сама Берта называла эти встречи «прочисткой дымовой трубы», а Брейер называл свой метод катарсисом, то есть очищением, освобождением от ущемленного аффекта.

По утверждениям биографов Фрейда, он никогда не был знаком с Бертой Паппенгейм (по странному стечению обстоятельств с ней была дружна его невеста, а также один из общих знакомых В. Фляйшль, впоследствии скончавшийся от злоупотребления кокаином, прописанным ему Фрейдом в качестве лекарства), о ее странном случае он узнал из рассказов Брейера в 1882 году. По настоянию Фрейда Брейер опубликовал некоторые результаты лечения в предварительном сообщении «О психическом механизме истеричных феноменов». Сам Фрейд начал использовать катартический метод в 1889 году. Результаты наблюдений Брейера и Фрейда и были опубликованы в их совместной работе «Исследования истерии».

Впрочем, теоретические подходы соавторов к пониманию добытого опыта существенно различались. Брейер, хотя он и сам указывал Фрейду на немаловажную роль сексуальных мотивов в возникновении невротических расстройств, не желал согласиться с мнением Фрейда об исключительной роли этих мотивов. Объединяло их, пожалуй, только общее мнение о том, что истерички (именно к таковым была отнесена Берта Паппенгейм) большей частью страдают от реминисценций (пережитого прежде травматического опыта) и психотерапевтический эффект может быть достигнут путем отреагирования подавленного («ущемленного») аффекта. По сути дела, из этих постулатов, которые трудно оспорить, и выросло психоаналитическое учение. Вот только приоритет Фрейда тут представляется крайне спорным.

Столкновения между Брейером и Фрейдом из-за различных взглядов на проблему этиологии неврозов привели к отчуждению между ними. В «Автобиографии» Фрейд пишет: «Создание психоанализа стоило мне дружбы с Брейером». И еще: «Признание сексуальной этиологии явно шло против его желаний». Правоверные фрейдисты на этом основании даже утверждают, что Брейер был первым, кто принялся бессознательно защищаться от нежелательных психоаналитических откровений. Впрочем, выбор тут невелик — либо стать психоаналитиком, либо его пациентом, либо просто дистанцироваться от этой теории. Брейер предпочел последнее. После разрыва с Фрейдом он полностью отдался своей обширной практике терапевта и более не возвращался к исследованиям неврозов. А «случай Анны О.» лег одним из краеугольных камней в здание психоанализа, вопреки всей его туманности, сомнительности и двусмысленности. Впрочем, последнее из «Исследований...» совершенно не явствует, даже наоборот. Иначе вряд ли эта работа вошла бы в собрание сочинений основателя психоанализа. На уязвимые места этого, как и многих подобных клинических случаев, указывают совсем другие источники.

В ОЖИДАНИИ КОМПЕТЕНТНОГО АНАЛИЗА

Некоторые из них уже были опубликованы (и отрецензированы «Школьным психологом») ранее — например, самая, пожалуй, объективная биография Фрейда, принадлежащая перу Пола Ферриса, которая во многом смывает лоск с канонических жизнеописаний, а также книга Лучано Мекаччи под вызывающим названием «Случай Мэрилин М. и другие провалы психоанализа». На Западе такие названия давно уже никого не шокируют, подобные книги выходят одна за другой. Вот названия лишь некоторых: «Карточный домик. Психология и психотерапия, построенная на мифе», «Культура двадцатого века и конец психоанализа», «Фрейд — гений или шарлатан?», «Почему Фрейд был не прав», «Упадок и крах фрейдистской империи»... Перечислять можно долго.

Отечественные авторы на такое пока не решались. Первой ласточкой стала книга О.Е. Акимова «Правда о Фрейде и психоанализе», вышедшая в Москве небольшим тиражом и, похоже, за авторский счет. К сожалению, содержание книги не оправдывает ее названия. Правдой автор считает свою субъективную версию жизни и деятельности Фрейда, выстроенную весьма логично, но, увы, бездоказательно. О.Е. Акимов справедливо указывает на многие «скользкие», неясные места в биографии родоначальника психоанализа, гневно сетует на недоступность значительной части личного архива Фрейда, который по настоянию родственников опечатан до начала следующего века. В самом деле, напрашивается вопрос — отчего такая секретность? Не оттого ли, что письма и записки Фрейда содержат нечто такое, что могло бы поколебать его авторитет, заставить усомниться в его теории, а может быть, даже и в его добросовестности и душевном здоровье? Ведь сжег же он сам незадолго до смерти личный дневник, так мотивируя свой поступок: «Не хочу, чтобы создание психоанализа приписывали больному разуму»...

Однако, допуская сомнительность многих признанных психоаналитиками фактов и подробностей, мы не имеем никаких оснований считать достоверными их альтернативные версии, сколь бы эмоционально убедительными они ни казались. Судя по всему, О.Е. Акимов — откровенный и лютый ненавистник Фрейда, ему создатель психоанализа представляется извращенным выдумщиком, лжецом, негодяем и даже преступником. Скажем, уже упоминавшуюся гибель Фляйшля Акимов без тени сомнения называет преднамеренным убийством, обвиняя в нем... понятно кого. По мнению Акимова, вовсе не Брейер, а сам Фрейд «лечил» несчастную Берту Паппенгейм, в которую к тому же был влюблен и, не встретив взаимности, злонамеренно довел ее до плачевного состояния... Читается это повествование на одном дыхании, как гремучая смесь детектива с готическим романом. Только вот беда — упрекая столь ненавистного ему героя в извращенном фантазировании и строительстве замков на песке, автор фактически впадает в те же грехи, становясь не менее, а то и более уязвимым для критики. Его позицию иначе как оголтелой не назовешь. Тем самым фрейдистам им сдан крупный козырь — вот какой вздор способны нести критики психоанализа!

Остается лишь сожалеть о том, что до сих пор нашему читателю недоступны трезвые и объективные работы, умеющие «отделить зерна от плевел» и доказательно проанализировать заслуги Фрейда и его заблуждения. Суждение о том, что Фрейд является создателем лженаучного вредного мифа, вовсе не лишено оснований, но для его доказательства нет никакой нужды измышлять иные мифы, даже из добрых побуждений, — хватает и хорошо известных и достоверных фактов. Их компетентный анализ еще ждет своего российского автора.

¹ Персонаж одной из работ З. Фрейда (подробнее см.: «Школьный психолог», 2005, № 7).

Сергей СТЕПАНОВ