Трудности обучения в школе:
комплексный подход

Марьяна БЕЗРУКИХ, член-корреспондент РАО, доктор биологических наук, директор Института возрастной физиологии РАО

Проблема школьных трудностей является комплексной, поэтому внутри нее выделяется ряд аспектов.

Первым, как это ни странно, хотелось бы обозначить аспект социальный. Дело в том, что школьные трудности — это огромная социальная проблема. Для наглядности приведу результаты последнего исследования, в котором участвовали 32 страны, включая Россию. В ходе него оценивалась грамотность учащихся девятых и десятых классов по следующим параметрам: умение понимать текст, умение анализировать текст и умение высказать свое мнение о содержании прочитанного. К сожалению, по этим параметрам россияне оказались на 28-м месте. Казалось бы, десятиклассники должны читать и понимать прочитанное. Но 55% наших учеников справляются с заданиями на «три», «два» и «единицу»! А умения 10% учащихся оценены ниже «единицы». При этом «тройка» ставилась за чтение самого простого текста.

Это свидетельствует о том, что 55% учащихся не умеют анализировать прочитанное и высказать свое мнение о нем. И если делать прогнозы на будущее, то можно сказать, что большинство выпускников не смогут стать функционально грамотными. И учить их дальше, к сожалению, бесполезно.

Вот почему появляются безграмотные врачи, безграмотные педагоги, безграмотные инженеры. Это люди, которые не умеют понимать то, что они читают, а значит, не усваивают нужную информацию.

Мы сами создаем трудности

Истоки такого плачевного состояния наших детей, на мой взгляд, следует искать в совокупности школьных трудностей, которые мы, как правило, создаем сами. Более того, мы не только не умеем их вовремя заметить, но и не знаем, как помочь детям. Поэтому от 40 до 60% учеников начальной школы переходят в основную школу, так и не преодолев трудностей письма и чтения. И помочь этим детям можно единственно возможным способом — начав все обучение «с нуля».

Школьные трудности имеют огромные социальные последствия, которые проявляются не только в ограничении возможностей выбора профессии (что обусловлено функциональной неграмотностью). Но это и сложности социальной адаптации, потому что человек, не нашедший себя, не освоивший свою профессию, не может стать полноценным членом общества.

Второй аспект проблемы — психологический. Все хорошо знают, что постоянные неуспехи и неудачи не позволяют ребенку личностно развиваться. Есть и медицинский аспект проблемы школьных трудностей. Постоянные неудачи, тревоги, страхи приводят к вторичному нарушению психического здоровья детей. К сожалению, у наших детей адаптивный ресурс (возможность адаптироваться в сложной ситуации) во всей популяции достаточно низкий.

Не секрет, что, только по официальным данным, мы имеем 70% патологии беременности и родов. И любой ребенок из этой категории имеет сниженный адаптивный ресурс. До тех пор пока условия его жизни благоприятны, до тех пор пока нагрузки посильны, этот сниженный адаптивный ресурс не дает о себе знать. Но как только ребенок оказывается в ситуации, с которой он не справляется (и эмоционально, и интеллектуально, и физически), наступает срыв.

И мы это очень хорошо знаем, но плохо учитываем, плохо понимаем. Потому период начала обучения (а психологи очень хорошо должны знать, какие факторы риска существуют в школе) часто заканчивается снижением физиологической и психологической адаптации ребенка. А это приводит к резкому ухудшению психологического и физического здоровья.

В этом можно убедиться, проведя элементарный тест. Если первоклассников ежемесячно взвешивать, то мы обнаружим, что к декабрю 90% из них теряют 1,5–2 кг. Дети становятся бледными, появляются синяки под глазами. Все это свидетельствует о срыве адаптации на физиологическом уровне. Психологический срыв наступил гораздо раньше, но, как правило, остался незамеченным.

Долой диагнозы!

Говоря о медицинском аспекте проблемы, я хочу выделить один важный момент. Сейчас синдром дефицита внимания, синдром неуспешности обучения, дислексия и дисграфия отнесены к заболеваниям. И очень скоро от наших неврологов, к сожалению не очень грамотных, мы получим громадное количество детей с этими диагнозами. Точно так же 6 или 7 лет назад у каждого ребенка, который попадал на консультацию к неврологу, появлялся диагноз ММД (минимальная мозговая дисфункция).

Как физиолог могу сказать, что ничего безграмотнее этого понятия и этого диагноза нет. Термин «минимальная мозговая дисфункция» можно сравнить с понятием «болезнь живота». Непонятно, но здорово!

Поэтому, если до сих пор неврологи ставят ребенку диагноз ММД, не обращайте на это внимания! Это значит, что невролог не знает, какие реальные нарушения есть у ребенка. К сожалению, в «мусорную кучу» минимальной мозговой дисфункции сваливаются все школьные проблемы, в которых неврологи просто не могут и не хотят разбираться.

Возрастная физиология, особенно нейрофизиология, — очень молодая наука. Мы знаем о функционировании мозга ребенка только то, что знаем. А знаем не очень много. Нужно учиться дифференцировать различные изменения в функционировании мозга, учитывая возрастные особенности ребенка. И если правильно поставлен диагноз, то синдром дефицита внимания, синдром неуспешности обучения, дислексия и дисграфия будут встречаться очень и очень редко. Во всяком случае, дислектиков не больше 5%. Все остальное, с чем мы сталкиваемся, — это трудности в обучении. Есть очень серьезные и важные психофизиологические аспекты этой проблемы. Я уже упомянула о том, что психолог обязательно должен представлять себе, что такое возрастное созревание мозга ребенка.

Он должен понимать, что если ребенок 6–7 лет имеет плохую произвольную регуляцию деятельности, то это естественно, с этим нельзя бороться, это нужно только учитывать. На этом нужно выстраивать работу. Но, к сожалению, возрастные особенности организации внимания, памяти, деятельности, мышления мы плохо знаем и понимаем.

Не лень, а несформированность функций

Как с учетом этих особенностей строить учебный процесс? Учителя, как правило, тоже этого не понимают. Когда учитель приходит к психологу и говорит: «Я ничего не могу с ними сделать! Они больше 5 минут меня не слушают», то он в первую очередь должен объяснить учителю, что дети не «не хотят», а «не могут»! А ведь вслед за учителями и родители повторяют: «Не хотят, ленятся!» Ваша задача — показать и тем и другим, что причина такого поведения учеников не лень, а возрастная несформированность познавательных функций.

Если рассмотреть другой учебный навык – письмо, то можно констатировать, что у 35% детей, приходящих сегодня в школу, не сформирована моторика руки. И происходит это не только потому, что с детьми не занимались, а потому, что индивидуальные темпы созревания моторики тоже разные.

Как раз в возрасте в 6–7 лет, когда ребенок приходит в школу, различие между физиологическим и паспортным возрастом чрезвычайно велико. Но это почему-то игнорируется взрослыми. Вот когда у одного подростка начинают расти усы в 16, а у другого в 18 лет, все дружно говорят о том, что у них разный темп полового созревания.

Но почему тогда мы отказываем в праве иметь разный темп созревания детям более младшего возраста? Почему все дети, приходящие в школу, должны быть одинаковыми?

Это очень важный момент, поскольку в задачу психолога входит определение готовности детей к школе. И занимаясь этим, вы должны прекрасно понимать, что общей готовности к школе не бывает. Может быть готовность к конкретным условиям, к конкретным требованиям, к конкретному учителю и т.д. И поэтому незнание и непонимание физиологических или психофизиологических основ формирования базовых учебных навыков не позволяет понять механизмы возникновения школьных проблем.

Вниманию педагога

И последнее, на чем хотелось бы остановиться, выделяя различные аспекты многокомпонентной проблемы школьных трудностей, – это педагогический аспект.

Очень важно наблюдать ребенка в процессе учебных занятий. Очень важно знать, чем отличается одна система обучения от другой. Очень важно понимать, что несформированность организма ребенка, несформированность мозга ребенка может помешать ему осваивать ту или иную программу.

Есть дети, которые прекрасно учатся по традиционной системе, но не осваивают систему Занкова. Почему? Ведь программа Занкова по сути ничем не отличается от обычных. Но она предполагает интенсивное обучение. А к этому готовы далеко не все. Потому что стресс ограничения во времени — один из самых сильных стрессов, влияющих на функциональное состояние ребенка.

Вот почему психолог в учебном процессе должен «пожить» на уроке. Он должен понять, что происходит. Как учит учитель? Что он делает? Как он объясняет? Если у ребенка не сформированы механизмы организации деятельности (а это свойственно большинству шестилеток), то ребенок с трудом воспринимает инструкции и не может самостоятельно спланировать свою деятельность, не может усвоить алгоритм задания. Поэтому он будет отвлекаться даже не через пять, а через три минуты.

Бывает, что, придя на урок письма, вы услышите, как учитель говорит детям: «Начинаем писать... Немного отступя... Ведем руку вниз...Немного не доводя, закругляем вверх левее!» Но для этого дети должны прекрасно понимать что такое «отступя», что такое «не доводя», что такое «закругляем вверх»... и т.д.

А если вы на урок не придете, вы этого не узнаете. И будете пытаться своими методами преодолеть нежелание ребенка учиться. А нежелание возникает, во всяком случае – в первом классе, оттого, что ребенок многого просто еще не может! Дети все хотят учиться до тех пор, пока не поймут, что не могут делать это так, как хотят от них взрослые.

Но есть еще одна педагогическая проблема, от которой мы еще не ушли: классы коррекции. В них отправляют «неуспешных» еще до начала обучения, хотя эта идея дискредитировала себя не меньше 30 лет назад. В 70-е годы все школы Шауляя работали по системе, когда после 1-го класса расселяли детей, выделяя «коррекционных». Предполагалось, что за 2–3 года они «подкорректируются», а потом будут учиться наравне с остальными. Но кроме вреда этот эксперимент ничего не принес.

Дело в том, что ни один квалифицированный специалист не возьмется выделить однородную группу детей для коррекции. Все дети разные. У одного будет одна проблема, у другого — другая, у третьего — третья и т.д. Сейчас стали делить детей на «правополушарных» и «левополушарных». Считается, что их надо учить по-разному. Но я тридцать лет занимаюсь изучением того, как функционирует мозг детей разного возраста, и могу со всей ответственностью сказать, что нет детей, которые «работали» бы только правым полушарием или только левым полушарием.

Недавно в исследованиях одного уважаемого западного университета я прочитала замечательную фразу: «Европейцам при обучении письму совсем не нужно правое полушарие». А китайцам, соответственно, правое? Очень вас прошу относиться к такой информации крайне осторожно. Как к любой идее разделения детей, к любой идее их сегрегации, поскольку это ни к чему хорошему не приводит: никакой физиологической основы здесь нет.

Формулируем школьные трудности

Проблемы школьных трудностей поднимаются во всем мире. Это серьезнейшая проблема именно потому, что она и социальная, и психологическая, и медицинская, и педагогическая.

За многие годы работы мы попытались выделить так называемые школьные факторы риска. И я хотела бы вначале дать формулировку школьных трудностей: под школьными трудностями понимается весь комплекс проблем, которые возникают у ребенка при систематическом обучении и приводят к ухудшению состояния здоровья, к нарушению социально-психологической адаптации и только в последнюю очередь — к снижению успешности обучения.

К сожалению, в педагогике неуспешность и школьные трудности — синонимы. Но неуспешным ребенок становится только тогда, когда мы вовремя не увидели, что у него есть проблемы, вовремя не обратили на них внимания и не смогли помочь.

Причины школьных трудностей очень разнообразны. Поэтому, выбирая методику помощи ребенку, мы прежде всего должны найти проблему, вызвавшую затруднение, иначе наша помощь будет неэффективной.

Среди факторов, влияющих на появление школьных трудностей, могу назвать экзогенные (факторы внешней среды) и эндогенные (факторы роста и развития ребенка). Среди экзогенных можно выделить социальные условия роста и развития ребенка.

Почему я акцентирую на этом внимание? Сложилось представление, что дети, растущие в благополучных семьях, успешны, а в неблагополучных — нет. К сожалению, за последние 5–6 лет ситуация существенно изменилась. Дети, растущие, на наш взгляд, в очень благополучных семьях, где хороший образовательный ценз родителей и большой материальный достаток, часто находятся в ситуации социальной депривации. Так же как и дети, воспитывающиеся в детских домах и интернатах.

Часто «благополучные» родители заняты только собой, но главное даже не это, а то, что от ребенка требуют того, что хотят взрослые. Ребенок должен соответствовать машине, дому, самим родителям. Это страшная ситуация. С ее последствиями мы будем сталкиваться с каждым годом все чаще и чаще. Есть учебные заведения, где большинство детей страдают оттого, что не соответствуют требованиям родителей.

Недавно ко мне привели на консультацию шестилетнюю девочку, доведенную до глубокого невроза. Кроме учебы в школе она занимается французским, английским, флейтой, плаванием, танцами и шахматами. У ребенка нет ни одной секунды свободного времени, она живет в ситуации постоянного временного ограничения. А это один из основных факторов возникновения школьных трудностей.

По нашим данным, дети, которые прошли обучение в дошкольной гимназии, в 83% случаев не хотят учиться в школе. Хотя исследования, проведенные 20 лет назад, демонстрировали иную картину. Первоклашки в 96% случаев буквально мечтали о школе. Правда, к декабрю месяцу интерес к учебе пропадал у 63% из них. А сейчас дети не хотят учиться еще до школы!

И я должна сказать, что психологическими методами повысить мотивацию к обучению невозможно. Больше того, можно создать у ребенка дополнительные проблемы. Потому что, если он, не имея функциональных резервов, хочет учиться, он начинает переживать за то, что у него не получается, и это только усугубляет ситуацию.

Здесь необходимо учитывать, что социокультурные условия роста и развития меняются с течением времени. Вы помните, конечно, что Л.С. Выготский писал о кризисе 7 лет. Так теперь то же самое говорят о кризисе 6 лет. Но по нашим данным, переломный момент наступает физиологически в 5,5 лет. А следующий — в 11–12, а не в 14–15 и уж тем более не в 16–17 лет, как считалось раньше. И это следует учитывать.

Три фактора

Особо хотелось бы выделить школьный фактор риска. И один из них — стресс. Причем не стресс, связанный с личностными отношениями ребенка, не последствия конфликтов между педагогом и учеником или между детьми, хотя это тоже есть (встречаются затяжные конфликты, доводящие ребенка до тяжелейших неврозов). Сейчас я имею в виду стресс ограничения времени. Тот цейтнот, в котором живет ребенок. Именно это физиологически самый вредный фактор, приводящий к нарушению физического и психического здоровья.

А большинство детей живет в этой ситуации в течение очень многих лет. К сожалению, «гонка с препятствиями» все чаще начинается еще до школы. И это усугубляет ситуацию. Поскольку чем слабее функционально развит организм, тем меньше его адаптивный ресурс.

К стрессам приводит, в первую очередь, несоответствие методики и технологии обучения. Это первый фактор школьного риска. Дело в том, что современные методики обучения, во всяком случае письму и чтению, ориентированы на скорость. Но механизм формирования этих навыков таков, что скорость только тормозит их формирование. Нарушает естественный механизм их становления.

Если учительница сидит с секундомером и проверяет скорость чтения, то, скорее всего, у ее учеников будут сформированы неэффективные механизмы чтения. Они никогда не научатся понимать содержание прочитанного.

Следующим школьным фактором риска является нерациональная организация учебного процесса. А учебный процесс чаще всего организован нерационально. Есть определенные физиологические закономерности динамики работоспособности, которые не учитываются. Например, мы хотим, чтобы ребенок учил иностранный язык в 5 часов вечера, но с точки зрения физиологии это неэффективно. И у педагогов и у родителей часто наблюдается низкая компетентность в вопросах функционального развития и здоровья детей.

Третий, последний фактор, который я выделяю, — отсутствие взаимодействия между специалистами, которые работают в школе с ребенком. Психолог делает свою работу, педагог — свою, логопед — свою. А помочь ребенку, у которого наблюдаются трудности при обучении письму, можно лишь совместными усилиями педагога, психолога, логопеда, которые вместе с родителями разрабатывают общую систему работы. К сожалению, опыт такой совместной работы встречается крайне редко. И это не позволяет реализовать даже то эффективное, что намечают отдельные специалисты.

Бывает, что психолог предлагает действенный вариант и его, допустим, использует учитель, но об этом ничего не знает логопед. А иногда логопед предлагает что-то очень существенное, что должен знать и понимать психолог, но психолог его не слышит. То же самое можно сказать и о родителях.

Совсем недавно мы провели опрос более чем 1500 учителей начальных классов. Мы спрашивали их, довольны ли они своим взаимодействием с родителями и если нет, то почему. Оказалось, что 67% процентов из них этим взаимодействием недовольны и винят в этом родителей, которые недостаточно понимают, знают своих детей, мало занимаются с ними.

Тогда мы сделали следующий шаг. Почти 80% наших коллег-педагогов — сами молодые родители, и их дети учатся в школе. Мы решили узнать у них, довольны ли они, как родители, своим взаимодействием с педагогом. Поразительно, но 83% сказали, что недовольны, и винят в этом учителей. Я уверена, что если бы мы проделали такое с психологами, у нас получилось бы то же самое.

Я полагаю, что нужно выработать единый алгоритм взаимодействия, единый язык, который помог бы нам понимать друг друга. Мы часто «работаем» сердцем, полагаясь на свою интуицию, свое понимание происходящего. А лучше, если бы головой. Но для этого нужны знания. И если мы будем больше знать, есть надежда, что мы поможем нашим детям.

Подготовила
Ольга РЕШЕТНИКОВА