Отношения педагогов с психологами,
сложившиеся за пятнадцать лет существования
службы практической психологии в образовании,
сейчас можно оценить как достаточно
конструктивные. По крайней мере, в ряду проблем,
возникающих в работе психологов, непонимание или
неприятие их деятельности со стороны педагогов в
последнее время звучит все реже. Более того, сами
педагоги стали проявлять непосредственный
интерес к психологическим знаниям. Они не только
посещают психологические тренинги и семинары, но
и активно участвуют в конференциях, съездах,
рабочих совещаниях психологов образования.
ЧУЖОЙ СРЕДИ СВОИХ
«Стукачи» и «снобы»
На
этом фоне удивление и непонимание вызывают
негативные высказывания в адрес школьных
психологов ряда ярких, незаурядных педагогов,
которые, на мой взгляд, полностью реализовались
профессионально. Своеобразной квинтэссенцией
этих высказываний можно считать статью «Чужой
среди своих, или Почему учителя не любят школьных
психологов», опубликованную в «Школьном
психологе» № 22, 2004.
Ее автор Марина Александровская достаточно
категорично обозначила свое отношение к
«братьям по цеху»: «Учителя, как правило,
недолюбливают психологов. Обстоятельство
прискорбное, общеизвестное, но редко
проговариваемое». Дальше она объясняет, почему
учителя не могут питать к психологам теплых
чувств. Здесь, по ее мнению, налицо «классовые»
эмоции, поскольку «по сравнению с учителем
психолог — белая кость, голубая кровь, школьный
аристократ. А учителя — «демос».
...Если бы учителя сами объясняли свои чувства к
психологам, их мотивировка выглядела бы примерно
так:
1. Психолог бесполезен для учительской работы.
2. При этом он сноб.
3. Сидит в отдельном кабинете и пьет там чай с
кем хочет и когда хочет.
4. Близок к начальству и потому не просто
бесполезен, но и опасен», — считает автор
публикации.
С подобным проявлением настороженности по
отношению к психологам я столкнулась на форуме
Сетевого методического объединения психологов
образования, который размещен на сайте «Сеть
творческих учителей». Я имею в виду реплику
глубоко уважаемого мною Александра Драхлера
(известного педагога, руководителя ряда сетевых
методических объединений): «Интересно было бы
знать, насколько «школьный психолог» —
российское изобретение. Если нет, то «как это
делается у них»? А то очень хочется искать
аналоги: то ли в медицине, то ли в
политруках-замполитах, то ли в «Особом отделе».
Возможно, это личное армейское восприятие, но...
политрук (замполит), тот, кто только языком
«ла-ла-ла» и ни за что не отвечает; особист —
ходит, вынюхивает и «стучит». Честно скажу, что
лично с такими представителями школьной
психологической службы не встречался, но очень
уж велик соблазн».
При этом, как и М. Александровская, А. Драхлер
апеллирует к «мнению большинства»: «Я имел в
виду не личное восприятие, а то, что, к сожалению,
видят в этой ситуации неопределенности многие
учителя».
Порочный круг
Эти сравнения опечалили и заставили
задуматься: за что же нас так?
А. Драхлер и М. Александровская, на мой взгляд,
выступают как выразители определенного, пусть
неосознанного, отношения к психологам, которое
все же существует в педагогической среде. Вольно
или невольно, но в словах этих двух замечательных
педагогов ощущается некая агрессия по отношению
к психологам. А что, как правило, скрывается за
агрессией? Обида, тревога и страх.
Но почему психологи вызывают у педагогов
подобные чувства?
Те, кто проводил групповые занятия с
педагогами, знают, что самые «строгие» и
авторитарные педагоги на групповых занятиях
занимают позицию ребенка, причем ребенка
агрессивного, нарушающего все общественные
правила и нормы. К сожалению, часто создается
ощущение, что и в общении с психологами педагоги
нередко занимают позицию «ребенка», воспринимая
психолога как «родителя». Это ярко проявилось в
материале М. Александровской, которая так
описывает глубокую обиду на психологов: «Учителя
втайне надеялись, что психолог придет к ним, к
учителям. Что он будет спасителем, который
облегчит им их тяжелую, подчас невыносимую жизнь,
в которой надо постоянно решать проблемы с
непонятно что требующим начальством, капризными
родителями и не желающими учиться детьми. Когда
дошло до практики… Учителя испытали ужасное
разочарование. Возможно, это даже слабо сказано.
Как назвать ощущение, когда тебя лишают надежды
на лучшую жизнь? Если учесть, что большинство
наших школьных учителей — женщины, то испытанное
ими чувство можно передать примерно так: «Можно
ли простить обманщику (обольстителю,
соблазнителю) крушение надежды?» (Пол психолога в
данном случае роли не играет.)».
Встать на позицию взрослого человека и увидеть
возможность равноправного взаимодействия
почему-то не получается.
Замахнулись на святое
С другой стороны, «дыма без огня» не бывает. Я
попыталась поставить себя на позицию педагогов и
понять, в чем глубинная причина их опасений.
В отличие от психологии педагогика существует
очень давно. Это сложившаяся и на первый взгляд
самодостаточная практическая деятельность по
воспитанию, обучению и образованию
подрастающего поколения. На протяжении веков
учителя занимались своей непосредственной
обязанностью, обучая детишек уму-разуму. И вроде
бы никакой посторонней помощи учителям не
требовалось. Во все времена были хорошие,
послушные дети, а были и неуспевающие, хулиганы.
Но учителя как-то справлялись. И вдруг на их
священной территории появляются совсем
посторонние люди, которые замахиваются на самое
святое: эффективность педагогического
воздействия на детей. Это вряд ли кому-то может
понравиться, пусть даже психолог считает себя
помощником и единомышленником.
Но помощник требуется тогда, когда работник не
может самостоятельно справиться со своими
обязанностями. Тогда многое становится понятным
— появление психолога «в помощь»
педагогическому процессу действительно может
быть встречено весьма настороженно. И реакция
тут возможна самая разная.
Безусловно, не все гладко и у самих психологов.
Встречаются и низкая компетентность, и незнание
образовательных технологий, и непонимание целей
и задач своей деятельности в школе. Хотя надо
признать, что за небольшой срок существования
службы психологи образования доказали и
продолжают доказывать свою значимость на всех
его уровнях.
Но давайте посмотрим, с чем было связано
появление психолога в системе образования? Ведь
они не были «спущены сверху» чьим-то
непродуманным решением. Может быть,
действительно педагогам потребовалась реальная
помощь?
В параллельных мирах
Прежде всего, изменились сами дети. Думаю, никто
не станет отрицать ставшую уже банальной истину,
что большинство современных детей в силу ряда
причин имеют множественные нарушения в развитии,
чего не наблюдалось еще несколько десятилетий
назад. Как следствие — проблемы в учебе и
поведении. Обучать и воспитывать таких детей
традиционными методами не всегда получается, для
этого нужны специальные коррекционные
программы, которые без участия психологов ни
составить, ни реализовать педагог не сможет.
Кроме
того, стала иной и роль учителя — он уже не
является единственным «источником знаний» для
детей. Зачастую взрослый человек не успевает
психологически и технологически адаптироваться
к стремительному развитию информационных
технологий, и возможности детей в освоении
современных информационных потоков часто
превосходят возможности их учителей. Учителя и
ученики оказываются в «параллельных мирах»,
часто совершенно не понимая друг друга. Такого
колоссального разрыва не наблюдалось ни в одну
из предшествующих эпох.
Длительное нахождение в виртуальном
пространстве приводит к дезадаптации ребенка в
реальной жизни. Это сказывается, в первую
очередь, на отношениях со взрослыми людьми, в том
числе с педагогами. Ребенок понимает, что он
может легко получить любую информацию
самостоятельно, без помощи взрослого. Пусть она
будет поверхностной, несистематизированной, но
она интересна ему, а главное — он умеет находить
ее сам.
Раннее освоение компьютерных технологий,
доступ к информации в сети Интернет, знакомство с
виртуальными играми, виртуальное общение меняют
естественное развитие психики и познавательной
сферы ребенка. Современные дети не понимают,
зачем тратить время на учебу, если они и так с
легкостью владеют компьютерной клавиатурой,
кнопками мобильного телефона или игровой
приставки. А полуграмотный сленг, которым они
пользуются в виртуальном (да и реальном) общении,
им ближе и понятнее, чем грамотно построенные
фразы, смысла которых они, кстати, часто просто не
понимают из-за бедности словарного запаса.
Каким же может быть отношение такого ребенка к
учителю, который и компьютером-то пользуется с
трудом? Все это накладывается на недопустимо
низкий социальный и финансовый статус учителя в
нашем обществе. Как можно при этом оставаться
Педагогом с большой буквы, уважать себя и других?
Перед современными учителями, которые несмотря
на все эти сложности продолжают «сеять разумное,
доброе, вечное», можно только преклоняться!
Станем командой
Признаюсь, что в пылу полемики я могла
несколько сгустить краски, но мне кажется, что
тенденции, которые наблюдаются сейчас в крупных
городах, постепенно будут распространяться
вглубь и вширь. Может быть, не все дети имеют
возможность пользоваться Интернетом, но то, что
виртуальные игры и игрушки — непременный
атрибут любого современного ребенка, никто
отрицать не станет. Да и разнообразные СМИ
открывают массу возможностей для расширения
познаний в любых, причем самых «недетских»
сферах.
Что же нам всем (и педагогам, и психологам)
делать в этой ситуации? Прежде всего, принять ее,
а потом совместными усилиями решать: как
находить общий язык с современными детьми, как
научить их видеть и отличать истинные знания и
ценности от поверхностной информации, истинные
отношения от безликого общения.
А для этого необходимо, отбросив все опасения и
обиды, постараться выйти за рамки собственных
представлений, а иногда и ненужных амбиций и
стать командой единомышленников.
Главное — было бы желание, а способны мы на
многое.
Ольга РЕШЕТНИКОВА
|