ТОЧКА ЗРЕНИЯ

Миф о потерянном поколении

«Мир не стал хуже, просто информация стала более доступна», — сказал Гилберт Кит Честертон еще на заре ХХ века.
Великому английскому прозаику и эссеисту вообще принадлежит много проницательных наблюдений — в частности, над информационными процессами в обществе. Смысл журналистики он иронично усматривал в том, чтобы «сообщить, что мистер Смит умер, даже если никто и не знал, что мистер Смит жил». В самом деле, в дотелевизионную и даже в догазетную эпоху мир, похоже, представлялся обычному человеку более спокойным и комфортным, чем в наши дни.

Что такое информационный повод

Сказать, что мир был лучше, было бы наивным преувеличением — войны, эпидемии, преступления, катастрофы и террор оставались спутниками человечества на протяжении всей его истории, и обыватель ХIХ века был защищен от них не более, а то и менее, чем мы с вами. Однако в силу ограниченности доступной информации он судил о жизни по тому, что видел своими глазами, а видел он вокруг себя, по сути дела, такую же размеренную и спокойную жизнь, что и мы. Потому и считал — совершенно справедливо! — сексуального извращенца выродком, пьянство — пороком, внебрачную беременность — признаком распущенности, грубость — дурным тоном и т.д., и т.п. Потому что окружающие его люди — в подавляющем своем большинстве совершенно полноценные, нормальные и здоровые — нормально себя и вели, а коли кому-то и приходила вздорная мысль нарушить общепринятые нормы, от ее воплощения не в последнюю очередь удерживало резонное соображение: «Что люди скажут?!»

Информационный бум, разразившийся в ХХ веке и метко подмеченный Честертоном, привел, с одной стороны, к расширению кругозора рядового обывателя, но с другой — повлек за собой утрату ощущения благополучия и стабильности, а также размывание понятий нормы и порядка. Если прежде обыватель (как, впрочем, и мы с вами в нашей повседневной жизни) сталкивался с пороком, насилием и развратом как с явлениями вопиющими в своей исключительности, то неизмеримо расширившиеся и обогатившиеся каналы информации быстро приучили к их обыденности.

Разве принято сообщать в газетах и по телевидению о том, что кто-то посадил дерево, построил дом или родил сына? Зато едва ли не ежедневно можно узнать, как в дерево попала молния, дом взорван террористами, а ребенок изнасилован маньяком. Как цинично заметил еще один знаток журналистских нравов: «Если самолет приземлился по расписанию — разве это новость? Вот если самолет разбился — это новость!» Припомните, какие новости вам в последнее время доводилось слышать о самолетах? То-то и оно! И хотя статистическая вероятность погибнуть в авиакатастрофе ненамного выше, чем от падения сосульки, и на порядок ниже, чем от ДТП или бытового отравления, мы с необъяснимой легкостью поглощаем сомнительную шаурму и перебегаем улицу на красный свет, но всякий раз с трепетом ступаем на борт самолета, а иных даже приходится лечить от авиафобии — панического страха перед авиперелетами.

Не будет преувеличением сказать, что авиафобия — порождение не столько авиации, сколько информатизации. Если бы не почти еженедельные сообщения о катастрофах, то стали бы мы их так бояться? И мир — по крайней мере, его воздушные трассы — воспринимался бы нами более спокойно. И летали бы мы себе благополучно куда нам надо, не терзая себя катастрофическими кошмарами. Нет, катастрофы, разумеется, не прекратились бы. Но относились бы мы к ним адекватно — как к чему-то исключительному, что вряд ли способно повлиять на нашу жизнь.

Cпаси и сохрани

На такие размышления невольно наводят катастрофические завывания, переполняющие современную прессу. В частности, редкая статья или книга о воспитании подрастающего поколения обходится сегодня без ритуальных всхлипов о чудовищном падении нравов, тотальной наркотизации юношества, катастрофическом ухудшении детского здоровья (не в последнюю очередь — психического), подростковой преступности и сексуальной распущенности. И надрывные, с ноткой безнадежности призывы — уберечь, предотвратить, спасти!

Последней каплей, заставившей меня на сей раз взяться за перо, стала публикация на новостном интернет-портале Ytro.ru под заголовком «Дети пьют, сходят с ума и предаются странным забавам». Позволю себе пространную, хоть и не слишком оригинальную по своему содержанию цитату:

«У современного общества проблемы, да еще какие. За последние 30 лет количество психических расстройств у детей и подростков выросло вдвое, и ведущие эскулапы, светила медицинской науки бьют тревогу. Один ребенок из 10 манифестирует клинические проявления ментального заболевания с годика до 15 лет. Каждую секунду в мире сходит с ума ребенок.

Шизофрения — не грипп, и массовые ранние случаи заболевания свидетельствуют о том, что общество разрушается изнутри. Детей разлагают разводы родителей, семейные ссоры, алкоголь, вносят свою лепту СМИ и неправильное питание. 9,6% детишек страдают расстройствами питания, эмоциональной сферы и поведения. Подрастая, 12,6% мальчиков и 10% девочек к 11–16 годам — реальные кандидаты в пациенты психиатрических клиник.

Дэвид Скьюз, британский детский психиатр, констатирует, что мальчики очень рано приобщаются к алкоголю, становятся агрессивными, дерутся и терроризируют сверстников с неимоверной жестокостью. Девочки часто мучаются фобиями и впадают в депрессии. Особенно это касается детей, выросших на улице, в социально или материально неблагополучных семьях или в детских домах. Профессор Скьюз уныло резюмирует: «Что-то воздействует на детей как на популяцию в целом…» и соглашается, что систему психиатрической помощи надо перестраивать».

Вам страшно? Мне, признаться, нисколько! Объясню, почему.

Что изменилось?

Во-первых, такие страшилки я с унылым постоянством читаю в прессе вот уже не первый год и успел притерпеться. Во-вторых, еще хорошо помню пору своего взросления и атмосферу той поры. И в сравнении с нею… не нахожу ничего нового!

Учился я в обычной московской школе — не элитарной, но вполне приличной (кстати, ее закончил нынешний гуру личностного роста Николай Козлов, а также еще немало весьма интересных людей), потом на факультете психологии МГУ, интеллектуальную элитарность которого также не стоит преувеличивать — народ на моем курсе подобрался разный.

Так вот, из моих ровесников, одноклассников-сокурсников, судьба которых мне доподлинно известна, один еще четверть века назад кончил свои дни в наркологическом отделении Белых Столбов, не выдержав героиновой ломки; несколько человек вульгарно спились, начав еще в те давние годы. Из полутора сотен студентов моего курса в течение пяти лет обучения шестеро были госпитализированы с психиатрическими диагнозами, один сгинул в психушке, куда был направлен на принудительное лечение после неудачной попытки теракта. Еще в школьные годы мой одноклассник оказался за решеткой за зверское избиение товарища, а у меня самого на память о «золотом детстве» осталось искривление носовой перегородки как следствие разногласий с дворовыми робингудами насчет размера причитавшейся с меня дани.

Этот печальный список можно было бы еще долго продолжать, не будь он так удручающе похож на тот, который с легкостью воспроизведет любой пионер шестидесятых и комсомолец семидесятых — той «золотой поры», о которой ностальгируют нынешние консерваторы. И что, спрашивается, изменилось?!

Разница видится лишь в том, что мое поколение никто не клеймил потерянным и деградирующим. Преступления, отклонения, извращения, как и во все времена, расценивались адекватно — как исключительные аномалии: отдельный человек согрешил, оступился, заболел, что диктует соответствующее отношение к нему, но никак не ко всем его ровесникам.

И действительно, в большинстве своем мы выросли вполне приличными людьми — каждый, разумеется, со своими проблемами и слабостями, но все же без явных пороков и аномалий, напротив — каждый со своими, пускай скромными, но достоинствами и достижениями. А вот удастся ли это в массе своей нынешнему подрастающему поколению — у меня уже есть кое-какие сомнения. Ибо отклонения уже объявлены массовой тенденцией, то есть почти нормой. И сегодня юноша и девушка с младых ногтей знают, что они принадлежат к поколению невротиков, психопатов, развратников и наркоманов. То есть случись человеку оступиться — «что люди скажут?» его уже не остановит. Известно, что они говорят. А он (она), в конце концов, лишь следует общей тенденции!

Давайте прекратим истерику

Давайте же оглянемся вокруг и посмотрим на тех нормальных, здоровых, полноценных мальчишек и девчонок, которые нас окружают. Да, у многих из них есть свои слабости и проблемы! Или у нас их не было и нет? Да, среди них изредка попадаются дети неполноценные и ненормальные, как бы ни уязвлял этот факт ревнителей политкорректности. Но разве таких детей стало больше, чем прежде? Или производителям антидепрессантов и психотерапевтам всех мастей тоже хочется не простого хлеба, а сдобного?

Может быть, прекратим, наконец, истерику по поводу потерянного поколения и взглянем в глаза действительности, которая гораздо приятнее, чем журналистские страшилки. Будем опираться на здоровье, норму, благополучие, а не бороться отчаянно со страшными врагами, ползущими якобы из всех щелей. Ведь известно: бесполезно стращать подростка вредом курения — гораздо эффективнее так организовать его жизнь, чтобы вредной привычке не осталось в ней места. Так будем же, пользуясь этой метафорой, бороться не против сигареты, а за здоровый образ жизни.