Легкие уроки

Наконец, после одиннадцати лет работы в школе, у меня появился учебник, по которому хочется учить и учиться. Я его нашла, это мое открытие — такое, которым хочется поделиться. Этот учебник изменил мою жизнь и жизнь моих учеников: мы вместе узнали, что учиться русскому языку — самая интересная и самая легкая вещь на свете. Ощущение чуда не прошло до сих пор, хотя мы учимся таким чудесным образом уже целых три года. Чудесным, потому что без малейшего давления или контроля со стороны взрослых дети то и дело сами открывают учебник русского языка и в десятый раз читают о правилах, частях речи, морфемах, рассматривают методические картинки, перечитывают стихи до запоминания и хотят (именно хотят!) узнать как можно больше о русском языке. Им это нужно.

Пытаться рассказать об учебниках Соболевой на нескольких газетных страничках — занятие довольно бесполезное. Скажу только, что это очень свободные, умные и добрые книги и что никогда еще ребенка не понимали так хорошо. Мы с детьми купаемся в этом материале. Глубина такая — «ногами не достать!» Когда выходишь первый раз с семинара, то кажется, что всё об этих учебниках знаешь, а начинаешь вести уроки — и открываются все новые и новые уровни, ощущаешь такую бездонность, что дух захватывает. Бывает, только выходя с урока, понимаешь: так вот что там было заложено! Зачастую понимаешь благодаря детям, которые схватывают авторский замысел гораздо быстрее и точнее, чем любой взрослый.

Очень необычное ощущение возникало вначале из-за почти полного отсутствия так называемой отработки в этих учебниках. Страшновато было первое время довериться только учебнику и идти по материалу так, как он выстроен, ничего не добавляя, не используя привычных форм работы на повторение и закрепление. Но когда убеждаешься день за днем, что есть технологии, позволяющие обходиться без заучивания и длительного тренинга, твои представления об учебном процессе, с которыми ты жил столько лет, меняются очень сильно. Такие сложнейшие в обычном восприятии темы, как склонение и спряжение, прошли на едином дыхании, почти незаметно, словно это самые простые и очевидные вещи на свете. А до этого всего три урока на общее знакомство с частями речи — и дети различают их легко, как свои игрушки, в любых текстах и в любых формах. Когда получаешь такой высокий результат, а потом перелистываешь учебник и не находишь привычных таблиц, однотипных упражнений, повторения в конце учебного года, то не перестаешь испытывать удивление: за счет чего? Как это работает? Постепенно понимаешь, что работает это во многом именно благодаря отсутствию этой самой отработки, за счет положительных эмоций, естественности, глубочайшего проживания материала, за счет расслабленного состояния ребенка и столь желанной учебной свободы, в которой растворен этот сложнейший и одновременно интереснейший — именно для него, для этого ребенка! — материал. «Летай и пиши!» — есть такое задание в одном упражнении на развитие орфографической интуиции, словно эпиграф ко всем четырем учебникам. Мы на самом деле в полете эти три года — это полет фантазии, полет мысли, полет души. Не случайно один из сквозных образов в учебниках — образ птицы-фантазии, касающейся своим крылом детских головок…

Быстро исчезли с уроков «проходные», безликие предложения типа «Машина едет по дороге» или «Мы идем в школу». И даже такие, как «Пришла весенняя пора». Дети не хотят приводить примеры, которые до них тысячу раз приводил кто-то другой. Они это так не формулируют, но они так чувствуют и придумывают предложения «легкие, как облачко», «густые, как мед» или «прозрачные, как луч». Их речь обрела непринужденность и стала образной. Эта образность естественная, сравнения возникают в их маленьких головках сами по себе, так же легко и часто, как слова «мама» и «солнце». Одна из моих второклассниц заняла первое место в конкурсе сочинений на тему «Что такое добро»: она написала, что добро похоже на перышко, потому что такое же легкое и воздушное, а еще оно похоже на любимое платье, потому что такое же красивое, а еще… Элементы рассуждения, причины и следствия — и образы! Это соединилось так гармонично, как логика и метафора в ее учебнике по русскому языку. Они мыслят четко и логично, мои ребята, и в то же время они мыслят образами. К любому предмету, явлению, действию у них тут же готова аналогия, ассоциация, а следом сюжет, сказка, сочинение… Чудо как раз в том, что для них это просто и естественно, как дышать, как смотреть любимый мультик или вспоминать о нем, как играть. И сама я уже не понесу на урок предложение только потому, что в нем подходящий к случаю набор орфограмм. Не только на урок развития речи, но и на урок орфографии. Десятки предложений отвергаешь, пока находишь нужное — по эмоциям, по смыслу, по энергетике, а не только по количеству орфограмм. Мой отбор стал жестче во много раз: все время прогнозируешь реакцию ребенка на каждое слово.

Иногда мне кажется, я начинаю привыкать, что для них все так просто и понятно, но на следующем уроке все опять по-новому и дети раскрываются с той стороны, которой я в них и не подозревала. На заключительном уроке по теме «Существительное» мои ученики рассказывали о существительном так же, как, выполняя предыдущее задание, — о своем близком друге. Я не почувствовала, не заметила разницы. Они знают много всего о существительном, но не так, как это обычно бывает со школьными знаниями, а так, как знают что-то о своих хороших знакомых… В результате функция контроля давно сменилась для меня функцией сопереживания. Точнее, не функцией, а сопереживанием.

Мне интересно. Я не знаю, что и как будет на завтрашнем уроке, не могу просчитать, точно спланировать, и эта невозможность выстроить четкий план, поскольку он почти наверняка будет сметен стихией детского творчества, научила меня импровизировать. Предварительная, примерная схема урока есть всегда, но это вроде карандашного эскиза. В будущем рисунке-уроке его иногда можно узнать, а иногда почти нельзя. Экспромт стал неотъемлемой частью любого урока. Теперь уже не только по русскому языку, потому что мне захотелось попробовать это и на других предметах. Дети ведь те же. Им нравится быть творческими, свободными и раскрепощенными. Нравится выбирать, ассоциировать, легко ориентироваться в любом материале, чувствовать уверенность в своих силах.

Успеваем мы много до неправдоподобия. Даже не представляла, что дети могут работать с такой интенсивностью, так быстро переключаться, переходить к следующему фрагменту, к следующему… Снова как в мультике: «Что дальше? Что потом?» Они научились наслаждаться формой игры, вторым и третьим планом, они их видят и чувствуют, и я вместе с ними. Я наблюдаю, как от параграфа к параграфу путешествие по смыслам, утонченность учебной игры развивают их восприятие, предупреждают примитивность и банальность мышления раньше, чем это успевает сформироваться у детей такого возраста. А самое удивительное то, как грамотно они пишут. В диктантах даже самого сложного уровня орфографических ошибок — единицы, написание словарных слов близко к стопроцентной правильности. Но в их тетрадках не найти бесконечных рядов с проверочными словами, мы не обозначаем десятками и сотнями орфограммы, почти не занимаемся комментированным письмом, а идем по орфографическому материалу «легким касанием», едва до него дотрагиваясь, «танцуя на пуантах» или «летая в небе с облаками и птицами». Мы не говорим и не думаем о том, как это важно — стать грамотными, но нам нравится много писать, у детей нет барьера перед процессом письма, они видят ловушки, запоминают написание многих слов с первого предъявления, умеют пользоваться ассоциативными «зацепками» и звать своего ОРЧИКа — обращаться к орфографической интуиции.

В этих книгах учитель уже есть. Точнее, персонаж, который выступает в роли учителя-волшебника, — Мудрейкин. Мы с ребятами как бы вместе у него учимся. Поэтому в классе я одновременно чувствую себя и учителем, и учеником. Мне теперь очень легко признаваться ребятам в том, что я чего-то не знаю, у меня нет необходимости всегда и на все иметь ответ. Я старше их, опытней, больше знаю, но Мудрейкин — волшебник и знает больше всех нас. Это помогает расслабиться на уроке, стать ближе ребятам — заметно сокращает дистанцию и углубляет понимание.

В буквальном смысле переворот в моих представлениях об уроке совершила установка на многовариантность — не только для ученика, но в первую очередь для учителя. Нет границ и рамок на страницах учебника, нет в методичках — и перестаешь ощущать их внутри себя. Это можно? Можно, почему бы и нет? А вот так? Наверное. Нужно пробовать. А чего нельзя? Нельзя давить, обрезать крылья, лишать возможности индивидуального выбора. А как быть вот с этим материалом? Все зависит от конкретного класса и от тебя. Есть вот такие и такие варианты — пять, восемь… Но могут быть и другие. Появляется ощущение некой невесомости: машинально пытаешься опереться на привычный свод требований, а тут к каждому конкретному уроку возникают свои собственные «можно», «нужно», «не стоит», потому что ничего и никогда не повторяется, кроме одного — захватывающе интересно, не оторваться.

Рамок, как я уже сказала, нет — в прямом и переносном смысле, — и возникает иллюзия, что опереться не на что. Она какое-то время сохраняется, пока не приходит умение находить опору внутри себя и еще в своих учениках. Материал учебников реально помогает учителю почувствовать себя творцом собственных уроков. Не в меньшей степени помогают книги для учителя. Методички написаны так, что читаешь — и слышишь голос автора. Мысленно задаешь вопросы — и получаешь ответы на следующей странице. Возникает другая, полезная иллюзия — интерактивного общения с автором даже вне семинаров. Она есть и у моих учеников. Мы с ними вместе учимся пользоваться той свободой, которую предлагает учебник. Детям она нужна как воздух, абсолютно всем детям, а некоторым взрослым людям так учить страшновато, хотя, возможно, если бы они попробовали… Единственная, но действительно серьезная сложность, когда работаешь по таким учебникам, заключается в том, чтобы разбить свой стереотип. У кого-то это происходит очень быстро, у кого-то постепенно — от урока к уроку, от темы к теме.

Знаю многих учителей, выбравших эти учебники. Приходят к ним по-разному, а результаты очень близкие, и всегда это необычное чувство — что ты нашел что-то очень важное. Для меня это было как удар молнии. Семинар, потрясение, понимание: «Это мое! Ждала всю жизнь!» И все, начала работать. А Татьяна Захарова, сидевшая на лекции рядом, очень сомневалась, уж слишком все по-другому, долго-долго думала — потом решилась. Сейчас без этого учебника себя не мыслит. Работает по нему в коррекционном классе. Абсолютно другие дети. Для нее главное достоинство этого учебника — в его «компенсаторной функции»: он своей необычайной теплотой, мягкостью, безграничными возможностями для индивидуального подхода к каждому ребеночку возвращает детям то, что у них отнято природой или людьми. У нее класс специальной коррекции — слабовидящие детки. Им нельзя много писать, и отсутствие необходимости в отработке для них настоящее спасение. Для них великая вещь — что в этом учебнике громадный потенциал для устной работы, для развития навыков говорения и слушания и такая мощная система развития интуиции. Это выход из тупика для любого учителя, но для тех, кто работает с «трудными» ребятами, — в особенности. Установка на расслабление, колоссальный эмоциональный позитив, всепроникающая добровольность, изобилие метафорических образов, идеальная прозрачность материала (даже для самого неподготовленного и слабенького) дают этим детям реальный шанс на положительную динамику, а для многих из них — на речевой и интеллектуальный прорыв.

Уроки русского языка стали для моих учеников любимыми. Особенно гордятся этой любовью мальчики. Они увлеченно делятся друг с другом и со мной своими впечатлениями от каждой странички, от существительных и прилагательных. За мальчиками я такое замечаю впервые…

Мне хотелось бы показать своим коллегам, которые будут это читать, но самих учебников не видели, какой-нибудь небольшой фрагмент. Но в этих книгах все настолько связано, соединено всевозможными переходами и «мостиками», что найти хотя бы относительно изолированный фрагмент довольно сложно — разве что сказку. Я выбрала одну из самых коротких — о возвратных глаголах и возвратном суффиксе. В ней отразилась одна из особенностей учебников, которая мне очень дорога, — добрый юмор.

Когда мои ученики прочли эту сказку, то долгое время в любых книжках, даже в учебниках математики и в текстах «по чтению» в первую очередь видели возвратные глаголы и суффикс -ся. Сказка так и называется:

Есть у глагола суффикс -СЯ,
когда он улыбаетСЯ

Жил-был один суффикс по имени -СЯ. Был он страшным зазнайкой и любил в целом свете только СЕБЯ. Целыми днями он умывался, причесывался, одевался, обувался, наедался сладостями, улыбался сам себе перед зеркалом, смеялся собственным шуткам и радовался: «Какой я молодец!»

Однажды он так зазнался, что решился встать впереди приставок. Получились вот какие слова: сяулыбнул, сяумыл, сядрал. В общем, сязазнал! Корень ка-а-ак рассердился! Взял суффикс -СЯ прямо за значок и поставил самой последней морфемой в слове — после окончания!

— Я суффикс, суффикс! Я не хочу стоять после окончания! — кричал -СЯ. Долго он не унимался, но только сам СЕБЯ и услышал.

С тех пор суффикс -СЯ навсегда остался позади окончания. Особенно он злится и обижается, когда даже нулевое окончание оказывается впереди него.

Вот так: улыбал--ся, кусал--ся, драл--ся,
извинял--ся, купал--ся.

Иногда он так задумывается, что даже свой гласный звук по рассеянности теряет, и тогда от него даже слога не остается, а только -СЬ, -СЬ, -СЬ: купалась, купалось, купались.

В своих мечтах суффикс -СЯ все возвращается и возвращается к началу слова и к самому себе. Его даже так и прозвали: возвратный суффикс. И глаголы с этим суффиксом называют возвратными.

Суффикс -СЯ иногда входит в основу слова, а иногда не входит. Но это уже совсем другая история. Когда-нибудь ты услышишь и ее…

Подробнее о методике и учебниках
О.Л. Соболевой — www.metodika.ru

В материале использован рисунок Л.В. Вольницкой
к учебнику О.Л. Соболевой «Русский язык. 3 класс».
Москва, изд-во «Ювента», 2003 г.