Главная страница «Первого сентября»Главная страница журнала «Школьный психолог»Содержание №19/2006


КНИГА В ГАЗЕТЕ

Аналитическая сказкотерапия:
уровни анализа сказок

«Актуальный» анализ

Этот уровень анализа можно назвать «актуальным» исходя из слова «actual» — «действительный», «настоящий», «актуальный в данное время». Рассматриваемое нами поле при этом ограничено непосредственной ситуацией, в которой находится автор сказки. При этом, конечно, стоит понимать, что человек одновременно находится во множестве ситуаций, которые сосуществуют на разных уровнях. Ну, например, одновременно он может быть новичком в группе, но при этом самым старшим в этой же группе по возрасту, беглецом (то есть «предателем») для своей семьи, которую оставил дома, и при этом ревнителем порядка в смысле атмосферы на семинаре и пр., и пр. Но в конкретной сказке проявляется, как правило, именно та актуальная ситуация, которая в определенном смысле «самая актуальная», то есть чаще всего наиболее эмоционально заряженная.

На самом поверхностном уровне (но не самом легком и простом, как показывает практика) такой анализ представляет собой сопоставление сюжета сказки и непосредственно происходящих с ее автором событий.

Давайте рассмотрим для примера сказку, рассказанную молодой женщиной в самом начале семинара.

Мобильные связи

Жил-был мобильный телефон. Был он такой новенький и симпатичный, со множеством функций. Правда, он не был подключен ни к одной системе связи, поэтому использовали его в основном для того, чтобы посмотреть время или поиграть. Ему было довольно скучно так жить. Но наконец телефончик подключили к системе связи. По нему стали много разговаривать, и жить ему стало веселее. А потом оказалось, что есть другая система связи — ну другая компания, другие тарифы, и телефончик переключился на другую связь. А потом оказалось, что есть еще более выгодная и замечательная система связи, и телефон опять поменял провайдера. И вот так он менял разные системы, пока не запутался в них совершенно. То ему казалось, что эта система лучше, то та. Ему это наскучило. То есть наскучило не самому телефончику, а его хозяину. А может, не наскучило, а просто закончились деньги, и телефончик опять остался без связи. Он лежал, никуда не подключенный, и опять его использовали только чтобы посмотреть время и поиграть в «тетрис».

Но наконец хозяин решил опять подсоединить свой телефончик к какой-нибудь мобильной связи. Долго он думал и решил выбрать ту самую систему связи и тот тариф, которые были самыми первыми. И оформил он этот тариф уже на долгое время. Такой долгосрочный план подписал.

(Лена Литвинюк, Одесса)

Итак, в какой ситуации находится автор сказки на момент рассказа? Она пришла на семинар вместе со своим давним возлюбленным, с которым они долгое время не жили вместе. Этот семинар, в сущности, явился одним из самых первых их совместных дел после перерыва длиной в несколько лет. На группе одновременно присутствуют еще двое мужчин, с которыми в разное время у нее возникали любовные отношения.

В этой сказке, конечно, еще много интересного и важного для понимания, но сейчас я хочу остановиться только на соответствии сказки и «внешнего» жизненного сюжета. В этот сюжет явственно входит: желанность мужчин для женщины-автора (без них она «как немая»); ее возможность «перебирать» поклонников (ее «мобильность»); конкуренция между мужчинами; явный выбор и предпочтение первой любви, «возвращение на круги своя»; желание эти восстанавливающиеся отношения продолжить на долгое время.

Все это достаточно понятно, хотя совсем не так просто поднимать актуальные темы на практике, поскольку это очевидно требует определенной искренности и открытости. В случае, о котором идет речь, приведенный анализ произошел не в первый день работы группы (когда сказка была рассказана), а на третий день (когда большая часть тем, затронутых в сказке, уже успела «отыграться» в реальности и стала доступна для наблюдения).

«Статусный» анализ

На этом уровне мы концентрируем свое внимание на «статусе» героя сказки и ее автора, то есть на его групповой роли, месте в иерархии. Как правило, сказка обязательно содержит подобную информацию, особенно сказка, сочиненная в несформированной, «сырой» группе, где вопрос статуса неясен и потому тревожен. В каждой группе существуют определенные «места», которые практически одинаковы для любой группы, вне зависимости от того, что это — школьный педсовет, группа туристов или семинар по сказкотерапии. Эти «статусные» места концентрируются, во-первых, вокруг «верхушки», где восседает «вождь», «первая жена» или «первый советник», «помощник психотерапевта» и так далее. Существует, как правило, край «оппозиции», то есть конкурирующих с верхушкой за власть персонажей, среди которых могут быть «самый умный», «отцеубийца» и прочие. Существует, безусловно, «серое» большинство, законопослушное, пассивное, в среде которого характеры и роли проявляются неярко — до поры до времени. Есть «маргиналы», «беглецы», «аутсайдеры» — те, кто заявляет свое право на нахождение вне социума, находясь при этом внутри.

В сказке обычно хорошо проявляются притязания человека на занятие вполне определенного группового статуса. Давайте пройдемся по конкретным примерам.

Суслик Вася

Жил-был в пустыне, в большой норе, суслик Вася. По утрам он делал гимнастику, питался только вегетарианской пищей, а по вечерам пел песни. Славно он так жил, но однажды в пустыню пришли юннаты, которые стали ловить животных для зоопарка. И суслик Вася, не ожидая ничего плохого, вдруг попал в петлю, а потом в мешок, а потом в живой уголок юннатского отдела. Не то чтобы он очень испугался, но вначале ему было очень странно. Потом он понял, что никто ему ничего плохого делать не собирается, даже кормят вполне прилично. Юннаты Васю любили, все время доставали из клетки, гладили. Какое-то время он так жил, а потом заскучал по родной пустыне. Тогда Вася обследовал помещение, в котором сидел, на предмет всяческих дыр и лазеек — что куда ведет, а потом стал собирать толпу для побега. Не все животные в живом уголке знали о свободе, но Вася всем им рассказал, как там хорошо, как всходит солнце и зеленеет трава, и куча зверей согласились с ним, что пора бежать. Одной прекрасной ночью звери под предводительством суслика бежали из живого уголка, из зоопарка, потом из города. Конечно, никто из них особенно не знал, куда надо направляться, да и Вася, если честно, не очень это знал. Но звериный инстинкт привел его в пустыню. Не все животные выжили в этом путешествии, а некоторым пустыня ужасно не понравилась, и они решили вернуться в юннатский уголок. Ну что ж, их отпустили с миром. А Вася и его друзья — те, кто остался с ним, — прожили в пустыне на воле замечательную веселую жизнь.

(Виталий Ивахов, Запорожье)

Это сказка явного «групплидера», человека, который рассчитывает на предводительство в группе. Такой, в зависимости от его отношений с официальным ведущим, может стать психологическим лидером, а может – лидером «оппозиции». На оппозицию здесь гораздо больше похоже на самом деле, поскольку есть явная тема побега от «власть имущих» «притеснителей» (которые, меж тем, хорошие ребята, что намекает на потенциально мирный характер отношений с ведущим). Герой изначально самодостаточен (жил в пустыне один), как и полагается лидеру, но предпочитает иметь свою группу сторонников, которую он предполагает «увести» от основной группы (то есть группы «сторонников ведущего»). В своих лидерских позициях он очень уверен, его не смутит ни собственная неадекватность (когда суслик сам не знает дороги, по которой ведет зверей), ни чужое нежелание повиноваться (он легко отпускает тех, кто хочет вернуться в зоопарк).

Он ощутимо «прохаживается» по адекватности официального лидера, намекая как минимум на его молодость («юннаты», юные натуралисты).

Кстати! Имя Вася, то есть Василий, происходит от греческого «базилевса» — правителя, царя.

А название суслика каким-то странным образом похоже на «сусло», основное дело которого — «брожение». Если это «брожение умов», то это опять оппозиция. А никому не чудится здесь аллюзия на скитания, «брожение» по пустыне (и образ пустыни в сказке тоже есть), исход из рабства под предводительством Моисея? Сам автор сказки про симпатичного суслика, кстати говоря, еврей; и фигура Моисея, первого пророка и законоустановителя, самого великого вождя Израиля, для него тем более значима.

Ковыль

В бескрайней степи рос ковыль. Вокруг росла трава, другой ковыль, дул ветер, и ковыль был счастлив своей жизнью. Он старался помогать своим соседям, закрывать их от сильного ветра или дождя или от слишком сильного солнца. А иногда он мечтал о том, чтобы стать тюльпаном, какие он видел иногда на горизонте. Тюльпаны были большие и прекрасные.

Отличная зарисовка позиции «серой массы», молчаливого большинства. Нас много, мы почти неотличимы друг от друга, а ориентируемся на тюльпаны, которые видны как далекие цветовые пятна (на Филиппа Киркорова похоже, в моей фантазии). У себя внутри мы помогаем друг другу. Тут стоило бы отметить, что автор практически ничего со своей сказкой при дальнейшем анализе не делала, молчала и кивала: «Да-да», когда что-то говорили другие. Дело быстро прекратилось, как только групповое внимание соскользнуло на что-то другое. «Тюльпаном» никто становиться не собирался.

Волшебный желудь

В углу комнаты лежал желудь. Он лежал очень долго очень спокойно, а потом вдруг однажды была гроза и ударила молния, и тогда желудь стал набухать и прорастать. В этом доме жили старик со старухой, и они не знали, что делать с этим желудем, куда его посадить. Кругом их дома и так росло много дубов. Тогда старик вдруг услышал голос сверху, который сказал, чтобы старик ничего не делал, просто ждал, а желудь чтобы закопал в саду рядом с яблоней. Старик так и сделал, а потом лег спать. Наутро встает старик и выходит за порог — а там видимо-невидимо всяких даров, волшебных предметов, молодильных яблок.

Если анализировать эту сказку с точки зрения статуса (хотя, как всегда, в ней полно других интересных смыслов), то ее автор (женщина) стремится занять положение «в толпе», хотя и поближе к ведущему (обозначенному в сказке, по всей видимости, стариком). То есть я бы увидел здесь указание на определенного рода избранность (в отличие от прочих окрестных дубов), но ту, которая достается сама собой, без борьбы (а вообще-то, статусное положение в группе у людей, как и у обезьян, без борьбы не достигается). В статусном смысле автор сказки демонстрирует покорность и пассивность, главные черты «среднего класса», а также, конечно же, наивность (что тоже прежде всего отличает именно «толпу», «народ», «большинство»). Такой себе простой парень из народа, но поближе к «кормушке».

Валентина Терешкова у меня зашевелилась в мозгах. Или сам Юрий Гагарин.

Вообще-то, чем дольше я над этой сказкой сейчас думаю, тем больше вижу, что автор претендует на место довольно особенное. Ни желуди в избах в норме не валяются, ни дубы возле яблони не сажают. Ей, короче, каким-то образом можно то, что остальным недоступно. Претензия на «первую жену»? Если да, то очень слабо выраженная. Полагаю, что и в гареме ей досталось бы довольно среднее место.

Но уж во всяком случае ни о какой «оппозиции» или «маргинальности» здесь речи нет. Автор позиционирует себя очень положительно, вреда он никакого не несет, а только одни хорошие чудеса.

Снежный тоннель

Жило-было такое существо в таком доме, где было много людей. Существо очень любило играть, и вот оно как-то заигралось, а все люди тем временем разошлись. Оглянулось оно — никого вокруг нету. Туда-сюда по дому, а дом пустой. Еще через какое-то время ему стало в доме неуютно, да и еды там не было. Решило оно найти людей. Попробовало выйти из дома — а там все занесла пурга.

И вот оно стало прорывать себе дорогу через снег, прямо там, под сугробами. Чем рыло? Лапками! Рыло, раскапывало, иногда находило что-нибудь поесть.

Я не знаю, что было дальше... Мне кажется, оно так и роет, только уже совсем замерзает...

(Юля Кривенкова, Челябинск)

Это пример сказки, написанной потенциальным «маргиналом», то есть изгоем, одиночкой. Важно понимать (прежде всего автору сказки), что герой очевидным образом продолжает являться все-таки не одиночкой, а именно членом общества (поэтому его в сказке влечет к людям), просто в довольно-таки специфической (и внутренне противоречивой) роли.

Статус «одиночки» отличается от прочих тем, что он как бы не предъявляет заявок на групповые ценности (высокий статус в иерархии, внимание, время, поглаживания и так далее). Он также как бы не предъявляет претензий на внимание противоположного пола (в сказке это выражено средним полом героя, еще одним признаком маргинальности в нашем сексистском социуме). Кроме того, одиночка часто не различает статусы остальных членов группы и не соблюдает соответствующей символики (дистанции, поклонов, кокетства, формы одежды и прочих).

Когда я навязчиво повторяю в этих описаниях «как бы», я указываю на то, что «одиночка» часто лицемерит, то есть использует «игру в маргинальность» для достижения совершенно социальных целей, которые он старается получить как бы «вне очереди» и «бесплатно». Например, в данном случае это может быть повышенное внимание из-за жалости к «замерзающему». Это не всегда так, но бывает нередко.

***

Я хочу отметить, что статус — или во всяком случае притязания на определенный статус — хорошо проявляется в местоположении человека в группе. Если это, например, психотерапевтическая группа, которая для работы садится в круг, то с большой вероятностью «первые жены» и «советники» «вождя» окажутся рядом с психотерапевтом, а «оппозиция» действительно будет находиться в оппозиции, то есть напротив. «Маргиналы» нередко располагаются за спинами, в уголках или в совсем экзотических местах. (как вам, например, висеть вниз головой на шведской стенке? Бывало.)

Анализ стиля поведения

Главному герою сказки присущ определенный стиль поведения, который, вообще говоря, практически наверняка присущ автору и актуален для него в ситуации создания сказки. Стиль Емели — лениться и надеяться на авось, стиль Золушки — быть послушной днем и тайно непослушной ночью, стиль мачехи — приказывать и злиться и так далее. На такой стиль поведения стоит обращать внимание хотя бы потому, что с очень большой вероятностью автор бессознательно рассказывает, каков будет его стиль поведения во взаимодействии с вами. Практически каждой записанной здесь сказке соответствует определенное поведение героя, одновременно довольно точно описывающее поведение автора во внешней, «реальной» среде (например, на семинаре, где сочинялась сказка).

Как, например, будет вести себя «волшебный желудь»? Во-первых, в основном будет просто «лежать» — пассивничать. Во-вторых, подчиняться лишь «вышним силам» (в сказке — молнии, старику, голосу сверху), то есть общаться только с «верхушкой» и не обращать особого внимания на остальных. В-третьих, обещать нечто волшебное и потрясающее («распространять флюиды надежд»). А в-четвертых, в какой-то момент он просто исчезнет — заметьте, что дуб, который бы вырос из желудя, в сказке дальше не фигурирует, и рассказчица сказала, что так и есть, дуба там не было, просто лежали по двору дары. Так и получилось, рассказчица на следующее занятие семинара не пришла.

«Мобильный телефончик» будет соблазнять (и внешним видом, и общением), выбирать часто, но ненадолго, а в конечном счете оставаться верным каким-то старым проверенным ценностям.

Суслик Вася будет прятаться, искать ходы, поднимать восстание, организовывать общественно значимые мероприятия, из которых не все выйдут целыми и невредимыми, а он — выйдет.

Существо из «Снежного тоннеля» будет работать сама с собой, не замечая окружающих, и сама будет незаметна.

Вот еще симпатичный пример.

Малиновый пирог

Шел по свету малиновый пирог. Шел куда хотел. Видит — впереди кисельная река. Стал он ее переплывать, а на другом берегу сидят Три Толстяка. Пирог заволновался, что его могут съесть, проплыл по течению ниже и обогнул место, где сидели Толстяки. Выбрался на берег и пошел себе. Подошел к лесу, а там — Баба-Яга. Пирог опять понял, что его могут съесть, и решил измениться. Превратился он в ковер-самолет и полетел над лесом.

 (Виктор Гречановский, Киев)

Стиль поведения здесь — избегание опасностей (а стоит заметить, что ничего больше автор во внешнем мире и не предполагает), тех, кто могут съесть (более глубокий анализ стоило бы вести о «страхе поглощения»). А замечательной деталью является то, кем видит (позиционирует) себя автор. Малиновый пирог — это не просто что-то вкусное, это нечто вдвойне сладкое: и пирог, и малиновый. То есть очень лакомый кусочек, желанный для многих. Поддерживать такое состояние, «не даваясь» другим, очень трудно, и вполне логично, что пирог решил превратиться во что-то другое. А совсем замечательной деталью является то, что он превратился в вещь, опять-таки желанную для многих. Сам автор рассказывал, что вначале он решил превратиться в скатерть-самобранку, а потом подумал: «Да ну, опять на мне жрать будут» — и выбрал ковер-самолет. Но и ковер — классический сказочный «волшебный помощник», то есть вещь опять для других очень полезная и желанная.

Итак, стиль поведения здесь двухступенчатый: герой привлекает, а потом убегает. Сам автор очень быстро (и, по-моему, верно) понял, что это за стиль поведения на житейском уровне. Конечно, знаменитая игра «Динамо» — соблазнить и не дать.

Базовый миф

В анализе сказки бывает очень полезно сведение ее к некоему «базовому» мифу, к архетипу. Не существует единого списка «базовых мифов», но во всяком случае к ним относятся основные сюжеты древних мифологий и «больших» религий. Подобный прообраз можно установить в большинстве случаев, и это дает нам знание истоков и последствий сказочной ситуации, а также значимые ассоциации из мифологии.

Инопланетянин

На одной далекой планете была война. Там была очень продвинутая цивилизация, и война велась в космосе, на космических кораблях. И вот одного межзвездного летчика подбили, и он упал на планету Земля. Его корабль сгорел, а он еле спасся. Когда он вылечился, он решил пожить на этой планете. Она находилась в стороне от межзвездных путей, и он никогда про нее не слышал. Он принял образ человека и стал жить на Земле. По рации он связывался со своей планетой, но там его только хотели наказать за разбитый корабль. И инопланетянин стал жить на Земле, и постепенно стал совсем человеком. Прожив одну жизнь, он перерождался в другого человека и жил на Земле дальше. Он многое умел, чего не умели обычные люди, и поэтому он легко мог, например, быть отличным доктором или учителем.

Потом с его родной планеты к нему пришло приглашение вернуться, но инопланетянин подумал-подумал и уже не захотел возвращаться. Ему понравилось жить на Земле. Он захотел сделать для людей что-то очень нужное, чтобы оставить это после себя, если уж ему придется вернуться. В конце концов он решил заняться тем, чтобы прекратить на Земле войны.

Герой этой сказки, во-первых, необычный человек, чьи способности на порядок выше способностей окружающих людей. Но это — не бог среди людей (подобных сюжетов множество, например, в греческой мифологии), он происходит из мира, существующего, в сущности, по тем же законам, что и людской мир на Земле (например, там есть войны). Он одновременно и человек, и не совсем человек; основным отличием его от людей является то, что он помнит о своем «неземном» происхождении и «поддерживает связь» с «тем миром». Кроме того, он помнит предыдущие жизни, то есть переходит из тела в тело сознательно. И — важное его качество — он относится к земному миру очень дружественно, чистосердечно ему служит и стремится реализовать на Земле то, от чего сам пострадал в ином мире, — прекратить войны.

Все это очень похоже на Боддхисаттву, буддистского спасителя. Базовый миф про Боддхисаттву таков: это человек, осознавший свою истинную природу и тем самым получивший возможность уйти из этого мира; но перед последним шагом он приносит клятву о том, что будет помогать спастись всем живым существам, и пока это не произойдет, он не примет собственного спасения. Миф явственно дуалистический: он предполагает наличие «того мира» (где спасение) и «этого мира» (где страдание). Базовой ценностью этот миф определяет совершенно бескорыстную любовь, а также «спасение» и «сознание» (которым спасение достигается). Практически все это «отыграно» в сказке про инопланетянина.

При такой интерпретации (которую можно назвать архетипическим анализом) «случайная», «быстрая» сказка получает глубокую укорененность в человеческой культуре, а герой ее — человеческая личность — осознает свою причастность основным сюжетам человечества (или мироздания). Поскольку культуральный контекст таких сюжетов нам обычно хорошо известен, и сама конкретная сказка получает целый ряд значимых гипотез для анализа.

Вспомните сказку про суслика Васю, базовым мифом которой я назвал миф о великом еврейском пророке и вожде Моисее. Можно сказать, что это тот же миф о «спасителе», что и миф о Боддхисаттве, но есть очень значительная культуральная разница, значимая для конкретных авторов этих сказок. Моисей является героем мифологии с жестким различием между «своими» и «чужими», в то время как Боддхисаттва (во всяком случае, по своей идее) с любовью относится ко «всем живым существам». Для Моисея войны — нормальная часть мира, он поднимает меч ничтоже сумняшеся; Бодхисаттва стремится установить мир и от меча чаще всего отказывается (как и инопланетянин в сказке). Для Моисея очень важны закон и порядок; для Боддхисаттвы ритуалы второстепенны по сравнению с осознаванием собственной природы. И так далее. Можно сказать, что герои обоих этих мифов — «спасители», но спасают они от разного и в разные места.

«Тогда Винни-Пух быстро слез с дерева и спасся с еще одним горшочком меда...» Тоже спаситель, но уже скорее даосского толка (читайте «Дао Винни-Пуха» Бенджамина Хоффа).

Базовый миф не всегда легко «нащупать», но думать в этом направлении, безусловно, полезно. Можно быть достаточно твердо уверенным, что базовый миф существует, но, например, чтобы отличить один от другого, нам может не хватать определенной информации; тогда ее довольно легко получить, задавая автору сказки нужные вопросы.

Конечно, такой анализ требует достаточно хорошего знания мифологии. Причем мне кажется, что все равно какой. Я, например, лучше знаю мифологию древних греков и достаточно плохо — скандинавскую или индийскую. Но когда я слышу истории из этих мифологий, я обычно легко и быстро нахожу греческие параллели, достаточные для понимания. Помню, Хиллман как-то писал о «варварской роскоши» познаний Юнга в смысле мировых мифологий; читать Кэмпбелла или Элиаде в этом смысле тоже — одно удовольствие. И все-таки, несмотря на все достоинства эрудиции, можно забыть все имена всех богов и духов, но помнить и нутром чуять базовую схему архетипической сюжетики — и быть прекрасным аналитиком.

Анализ ситуации анализа

В анализ необходимо ОБЯЗАТЕЛЬНО включать саму ситуацию рассказывания сказки, групповую бессознательную реакцию на нее, процесс ее обсуждения, а также очень часто проигрывание того же сюжета. Молчание, суетливость, игнорирование, ссоры и так далее — все это почти наверняка имеет самое непосредственное отношение к «посылу» сказки и очень часто просто является проигрыванием того же сюжета, который описывается сказкой. Для многих людей такой параллелизм «сказки» и «реальности», когда его удается наглядно продемонстрировать, является чем-то вроде «фокуса»; мне же гораздо более странной кажется ситуация, когда между сказкой и сюжетом вокруг нее похожестей и пересечений не видно.

Солнышко

Жило-было Солнышко, яркое и прекрасное. Оно светило на всю землю и очень этому радовалось, и все радовались ему. Но однажды ветер нагнал тучи, и Солнышко не могло пробиться своими лучами к земле. Оно заволновалось, потому что ему казалось, что всей земле и всем людям теперь плохо без него. Оно просило ветер разогнать тучи. А ветер объяснил Солнцу, что земле нужны не только солнечные лучи, но и дождь, который поит растения, и ночь, когда Солнышка на земле не видно, зато влюбленные тогда любят смотреть на звезды. Солнышку это было немного трудно понять, но потом оно согласилось и успокоилось.

А вот вам ситуация рождения сказки: в большой аудитории под конец короткого семинара уже проговорены и проанализированы несколько сказок, и мы все собрались делать другое упражнение, как вдруг на стул посреди круга, куда кроме ведущего никто по доброй воле не садился, вылетает довольно крупная и симпатичная молодая девушка и одним духом выпаливает эту сказку. Остальные сказки до этого обсуждались многими людьми с интересом; после этой было в основном молчание, и постепенно стали раздаваться «Ну?» — практически все от женщин, хотя в аудитории было полно мужчин, и они до этого были явно активнее. Девушка продолжала сидеть в центре и обсуждать со мной эту сказку (глядя практически все время только на меня). С разных сторон от женщин стали поступать насмешливые и скептические комментарии, из которых я помню один, вероятно основной: «Солнышку пора бы закатиться». Я проговорил ей примерно то же самое, и девушка, поняв это (насколько я смог судить), закончила анализ и ушла на место сама.

Здесь ситуация «вокруг сказки» очень живо отображает саму сказку: налицо «солнышко», внезапно взошедшее прямо по центру «мироздания»; налицо «люди», какие-то мелкие и незаметные солнышку, но важные для него в целом; налицо «тучи» взаимного непонимания; налицо объяснение «ветром» (а меня, кстати, часто представляют так в сказках) того, что солнышку незачем «светить» все время, прекрасно и ему отдыхать от центровой роли. «Солнышко» выдерживает свою роль — очень нарциссическую конечно — и в том, что сама вышла на работу, сама заранее предначертала результаты этой работы и сама ее закончила.