Джеймс ТАРБЕР

ДЕНЬ, КОГДА ПРОРВАЛО ПЛОТИНУ

Я бы с радостью предал забвению события, пережитые нашей семьей и мною во время наводнения 1913 года в Огайо. Тем не менее ни выпавшие на нашу долю тяготы, ни паника и неразбериха, испытанные нами, не могут подорвать чувства, питаемые мною к моему родному штату и городу. Сейчас я процветаю, и мне хотелось бы, чтобы Колумбус находился теперь здесь, но если когда-либо кому-нибудь хотелось, чтобы какой-нибудь город провалился в тартарары, то это должно было случиться в тот кошмарный полдень 1913 года, когда прорвало плотину, а точнее, когда всем померещилось, будто ее прорвало.

Эти невзгоды как облагородили, так и подавили нас. Особенно достойно проявил себя дедушка, мужеством которого я никогда не перестану восхищаться, даже при том, что его реакция на наводнение была следствием глубочайшего недоразумения. А именно, что нам угрожает кавалерия Натана Бедфорда Фореста. Единственным спасением было покинуть дом, что дедушка строго-настрого запретил. Он размахивал своей старинной армейской саблей и громыхал: «Пусть только сунутся, сволочи!» А тем временем сотни людей в диком ужасе бежали мимо нашего дома с криками: «Идите на восток! Идите на восток!» Нам пришлось оглушить дедушку гладильной доской.

Две тысячи человек неслись во весь опор

Поскольку мы двигались с обездвиженным пожилым джентльменом на руках, в котором было шесть футов росту и без малого сто семьдесят фунтов весу, нас обогнало почти все население города. Если бы на углу Парсонс-авеню и Таун-стрит дедушка не пришел в себя, то нас, безусловно, настигли и утопили бы бушующие воды, то есть если бы таковые бушующие воды имелись в наличии.

Впоследствии, когда паника улеглась и люди тупо разбрелись по домам и учреждениям, приуменьшая покрытые бегом расстояния и придумывая всевозможные оправдания своему бегству, городские инженеры указали на то, что даже если бы плотину в самом деле прорвало, то на Вест-сайде уровень воды не поднялся бы выше чем на два дюйма. Во время паники, вызванной настоящим прорывом плотины, Вест-сайд находился под тридцатифутовым слоем воды, как, впрочем, и все города на реке Огайо во время большого весеннего половодья двадцать лет назад. Ист-сайду (где мы жили и где поднялась паника) вообще никогда ничего не угрожало.

То обстоятельство, что мы пребывали в полной безопасности, ни в коей мере не умалило неподдельного ужаса и нарочитого отчаяния, охвативших обитателей Ист-сайда, когда, словно степной пожар, разнесся слух о прорванной плотине. Некоторые из самых достойных, сдержанных, прагматичных и трезвомыслящих граждан нашего города бросили жен, стенографисток, дома и конторы и побежали на восток. Мало найдется более ужасающих сигналов тревоги, чем «плотину прорвало!» Мало кто из нас способен прислушаться к голосу разума, когда этот трубный глас долетает до наших ушей, даже если мы живем по меньшей мере в пятистах милях от плотины.

В городе Колумбус, штат Огайо, слух о прорванной плотине распространился, если мне не изменяет память, около полудня 12 марта 1913 года. На Главной улице — основной деловой артерии — мирно гудела деловая жизнь; коммерсанты сдержанно спорили, подсчитывали, льстили, предлагали, отказывались и шли на уступки. Дариус Коннигвей, один из ведущих адвокатов Среднего Запада, в стиле Юлия Цезаря убеждал Коммунальную комиссию, что скорее они разжалобят Полярную звезду, чем его. Прочие занимались мелкой похвальбой и жестикуляцией. Вдруг кто-то куда-то побежал. Возможно, он вдруг всего-навсего вспомнил о встрече со своей супругой, на которую он безбожно опаздывал. Как бы там ни было, он бежал на восток по Брод-стрит (возможно, в направлении ресторана «Марамор» — излюбленного места встреч мужей с женами). Еще кто-то, полноватый деловой джентльмен, припустился бежать рысью. Не прошло и десяти минут, как вся Главная улица от вокзала до здания суда побежала. Громкое бурчание постепенно оформилось в ужасное слово «плотина».

— Плотину прорвало!

Старушка ли в трамвае облекла свой страх в слова, а может, регулировщик движения или маленький мальчик. Никто не знает, да и какое это теперь имеет значение. Две тысячи человек вдруг побежали во весь опор. Раздался клич:

— На восток!

На восток — подальше от реки. Спасение на востоке.

— На восток! На восток!

Черные людские реки потекли на восток по всем улицам, которые шли в этом направлении. Эти реки, истоки которых находились в бакалейных магазинах, учреждениях, шорных лавках и кинотеатрах, подпитывались ручейками домохозяек, детей, инвалидов, прислуги, собак и кошек, выскакивавших из домов, мимо которых с криками и воплями протекали основные потоки. Люди выбегали, не загасив огня, бросая еду на плитах, а двери — нараспашку. Правда, помнится, моя мама выключила все лампочки и захватила с собой дюжину яиц и две буханки хлеба. У нее созрел замысел — добежать до Мемориального зала всего в двух кварталах от нас и найти убежище на верхних этажах, в запыленных комнатах, где встречались ветераны войны, висели старинные боевые знамена и хранился театральный реквизит. Но взбудораженные толпы с криками «на восток!» увлекли за собой и ее, и всех нас. Когда дедушка пришел в сознание, он набросился на отступающую толпу, словно мстительный пророк, и призвал мужчин построиться в боевые порядки и отбросить мятежных псов. Но в конце концов и до него дошло, что плотину прорвало, и с громогласным ревом «На восток!» он подхватил одной рукой маленького ребенка, а другой — щуплого человечка, похожего на клерка, лет сорока двух, и мы постепенно стали нагонять тех, кто нас опередил.

Дополнительный колорит бушующим людским волнам придавали россыпи пожарных, полицейских и армейских офицеров в парадной форме (в Форт-Хейзе, что в северной части города, проходил строевой смотр).

— На восток! — пищала маленькая девчушка, пробегая мимо веранды, на которой дремал некий подполковник-пехотинец.

Привыкший к быстрым решениям, обученный немедленному послушанию, офицер выскочил из веранды и побежал во весь опор и вскоре догнал дитя, верещавшее: «На восток!» Совместными усилиями они быстро опустошили дома на маленькой улице, по которой бежали.

— Что происходит? Что случилось? — требовал объяснений тучный мужчина, вразвалку догонявший подполковника. Офицер приостановил свой бег и поинтересовался у маленького ребенка.

— Плотину плолвало! — сообщил, задыхаясь ребенок.

— Плотину прорвало! — взревел подполковник. — На восток! На восток! На восток!

Вскоре он, с обессилевшим ребенком на руках, возглавил отступавшую колонну из трехсот душ, присоединившихся к нему из гостиных, магазинов, гаражей, дворов и подвалов.

Никто так и не смог подсчитать более или менее точно, сколько же человек участвовало в великом драпе 1913 года, потому что паника, охватившая город от разливочной фабрики Винслоу на юге и до Клинтонвилля в шести милях к северу, прекратилась так же внезапно, как началась, после чего толпы беженцев, кто в лохмотьях, кто в бархате, рассеялись и стыдливо разошлись по домам, оставив улицы мирными и пустнными. Вопли, стенания и беспорядочная эвакуация продолжались не более двух часов. Лишь немногие умудрились добежать до Рейнольдсбурга, что в двенадцати милях к востоку. Пятьдесят с лишним человек примчались в Загородный клуб, что в восьми милях. Большинство же выдохлись и сдались либо залезли на деревья во Франклин-парке в четырех милях. Порядок был окончательно восстановлен и страхи развеяны милицейскими отрядами, разъезжавшими на грузовиках и вещавшими в мегафоны:

— Плотину не прорывало!

Поначалу это только прибавило суматохи и усугубило панику, потому что многим беглецам послышалось, будто солдаты кричат: «Плотину напрочь прорвало!» — и тем самым удостоверяют бедствие официальной печатью.

Все это время преспокойно сияло солнышко и не видно было никаких признаков надвигающихся вод. Наблюдатель в аэроплане, глядя вниз на мечущиеся обезумевшие толпы, долго терялся бы в догадках по поводу причин данного феномена.

Моя тетушка Эдит Тейлор находилась в кинотеатре на Главной улице, когда игру тапера на фортепиано в оркестровой яме заглушил нарастающий топот бегущих ног. Сквозь грохот башмаков пробивались непрерывные крики. Пожилой джентльмен, сидевший рядом с моей тетушкой, что-то проворчал, встал со своего места и рысцой побежал вдоль по проходу. От этого все вскочили на ноги. В следующее мгновение началась давка в проходах.

— Пожар! — вскричала некая дама, всегда опасавшаяся, что ей суждено сгореть в театре.

Но вопли снаружи звучали настойчивее и последовательнее.

— Плотину прорвало! — закричал кто-то. — На восток! — взвизгнула маленькая женщина впереди моей тетушки.

И все потопали на восток, расталкивая, отбрасывая, царапая, сбивая с ног женщин и детей, оказавшись наконец на улице, в изодранной одежде и с растопыренными руками.

«Я бежала на юг в сторону Стейт-стрит, на восток по Стейт до Третьей авеню, на юг по Третьей до Таун-стрит и на восток по Таун, — писала мне тетушка Эдит. — Рослая худощавая женщина с мрачными глазами и решительным подбородком пробежала мимо меня в середине улицы. Я все еще пребывала в неведении относительно того, что происходит, несмотря на весь крик-шум. Я не без усилий поравнялась с ней; хотя ей было под шестьдесят, она была в прекрасной форме и бежала легко и непринужденно. «Что случилось?» – спросила я, запыхавшись. Она взглянула на меня вскользь, затем устремила взор вперед, припустившись бежать еще быстрее: «Не спрашивайте меня, спросите Господа», – ответствовала она.

Когда я добралась до Грант-авеню, я так выбилась из сил, что д-р Х.Р. Мэлори (помнишь д-ра Мэлори с седой бородой, похожего на Роберта Браунинга?), так вот, д-р Мэлори, от которого я оторвалась на углу Пятой авеню и Таун-стрит, обогнал меня с криком «Оно нас накрыло!» И я осознала, что чем бы оно ни было, оно, тем не менее, нас накрыло, ты же знаешь, как убедительно звучат слова д-ра Мэлори. Тогда я не знала, что означают его слова, но потом поняла. Вслед за ним бежал мальчик на роликовых коньках, и д-р Мэлори принял шелест коньков за плеск настигающей его воды. В конце концов он добежал до Колумбусской женской школы, что на углу Парсонс-авеню и Таун-стрит, где рухнул наземь в ожидании ледяных вспененных вод реки Сайото, которые вот-вот смоют его в небытие. Мальчик на коньках пролетел мимо него, и только тогда до д-ра Мэлори дошло, от кого все это время он улепетывал. Оглянувшись назад, он так и не смог обнаружить никаких признаков воды, но тем не менее, переведя дух на несколько минут, снова побежал на восток. Он догнал меня на Огайо-авеню, где мы вместе отдохнули. Нас миновало человек семьсот. И вот что любопытно: все они передвигались пешком. Ни у кого не хватило смелости остановиться и завести свой автомобиль, но, насколько я помню, все автомобили заводились рукояткой, этим, наверное, все и объясняется».

На следующий день город как ни в чем не бывало зажил своей обычной жизнью, но без тени улыбки. Понадобилось года два, если не больше, прежде чем кто-то осмелился бы пошутить по поводу прорванной плотины. И поныне, двадцать лет спустя, найдутся такие, как д-р Мэлори, у которых рты захлопнутся, словно устрицы, стоит только упомянуть День великого бегства.

Перевел с английского
Арам Оганян