К КОМУ ПРИХОДИТ УСПЕХ
…Всякому имущему дастся и
приумножится,
а у неимущего
отнимется и то, что имеет.
Евангелие от Матфея, Гл. 25, Ст. 29
На существование данного
феномена впервые обратил внимание американский
социолог Роберт К. Мертон, который и присвоил
ему название, навеянное строками из
евангельского текста, процитированного в
эпиграфе (более широко известна «житейская»
версия этого стиха: «Богатому — прибавится, у
бедного — отнимется последнее»).
Закономерность,
отмеченную еще в Новом Завете, Мертон усмотрел в
социальной политике государства: от
всевозможных социальных льгот, пособий и дотаций
более выигрывают представители среднего класса,
которые и так достаточно обеспечены и не очень
нуждаются в социальной помощи, — по сравнению с
неимущими слоями населения, ради которых эти
начинания осуществляются.
Специфическое проявление эффекта Матфея
Мертон усмотрел в области науки. По его
наблюдениям, при успешном осуществлении
исследовательского проекта все лавры достаются
его титулованному руководителю, хотя большая
часть работы реально проделывается его
подчиненными, пока не заслужившими высоких
степеней и званий. Формулировка оригинальной
гипотезы и ее опытная проверка могут
принадлежать вовсе не мэтру, однако именно ему в
итоге приписывается главная заслуга. В тех же
случаях, когда одно и то же открытие почти
одновременно делается разными учеными,
приоритет обычно отдается более известному и
титулованному, хотя объективно его первенство
можно и оспорить, и не столь знаменитый соперник
мог провести даже более тщательное и детальное
исследование.
|
Роберт К. Мертон,
автор понятия
«эффект Матфея»
|
В качестве примера Мертон приводит
знаменитого американского математика Джона фон
Неймана, почитаемого «отцом теории игр» и даже
«отцом компьютерных технологий», хотя
большинство его сочинений являются не более чем
пересказом исследований его сотрудников. Другой
пример — открытие антибиотика стрептомицина, за
которое в 1943 году Селману Уоксману была
присвоена Нобелевская премия по медицине, при
том что в действительности препарат был
синтезирован его аспирантом Альбертом Шварцем, о
котором при раздаче премий даже не вспомнили.
В области психологии, точнее, психоанализа (при
всей спорности выдвигаемых этой школой
постулатов) подобный пример можно усмотреть в
«открытии» З. Фрейдом человеческой
бисексуальности, хотя эта идея со всей
очевидностью заимствована им у ныне прочно
забытого Отто Вейнингера. Аналогичным образом
приоритет в «открытии» деструктивного влечения
Танатос следовало бы отдать нашей
соотечественнице Сабине Шпильрейн — ее статья
«Разрушение как причина становления» написана
задолго до первого упоминания этого явления
Фрейдом. Фрейд, ограничившись беглым упоминанием
о Шпильрейн, фактически присвоил себе приоритет
в этой области. А про Шпильрейн до сего дня если и
вспоминают, то как про первую психоаналитическую
пациентку и интимную подругу К.-Г. Юнга. Ее
собственный вклад в развитие психоаналитических
идей совершенно затерялся в тени именитых фигур.
В последнем случае имеет место даже не столько
эффект Матфея, сколько закономерность,
выступающая его королларием (выводом,
следствием), — так называемый эффект Матильды,
названный в честь знаменитой американской
суфражистки Матильды Джослин Гейдж. Он состоит в
том, что при совместной работе (в частности,
научной) мужчин и женщин лавры в случае успеха
достаются мужчине, тогда как роль женщины
недооценивается либо вовсе игнорируется. В
истории психологии известно немало подобных
примеров.
Так, знаменитые социально-психологические
эксперименты, принесшие славу Музаферу Шерифу
(подробнее см.: «Школьный психолог», № 20, 2005), были
осуществлены им совместно с женой Кэролайн Вуд
Шериф, однако практически ни в одной книге по
социальной психологии этот факт не отмечен — в
лучшем случае лаконично упоминаются некие
безымянные сотрудники Шерифа. Аналогично
исследования феномена привязанности в раннем
возрасте в большинстве источников приписываются
Джону Боулби. Им действительно написаны
блестящие научные труды на эту тему. Однако
обобщаются в этих трудах результаты его
наблюдений за детьми, проведенных в тесном
сотрудничестве с Мэри Айнсворт, чье имя сегодня
известно лишь самым дотошным знатокам предмета.
Да и про Лауру Перлз, идейную вдохновительницу и
соратницу основателя гештальт-терапии, сегодня
вспоминают нечасто — вся слава в этом начинании
досталась ее мужу Фрицу. При перечислении
ведущих деятелей гуманистической психологии в
первую очередь наверняка вспомнят К. Роджерса и
А. Маслоу. А тот факт, что первым президентом
Ассоциации гуманистической психологии была
Шарлотта Бюлер, даже для многих психологов
является откровением. И таких примеров не
перечесть.
Для психологов, особенно школьных, наибольший
интерес представляет неожиданное проявление
эффекта Матфея, которое в середине 80-х обнаружил
канадский исследователь Кейт Станович из
Университета Торонто.
В 1986 г. в ежеквартальном журнале «Исследования
чтения» (Reading Research Quarterly) появилась его статья
«Эффект Матфея при овладении чтением», которая
за последующие годы цитировалась свыше тысячи
раз и тем самым приобщила ученого к когорте
«живых классиков». Понятие, ранее введенное в
научный обиход социологом Мертоном, Станович
применил к особенностям усвоения навыков чтения.
В ходе многолетних наблюдений за учащимися
средних школ Станович обратил внимание на
определенную закономерность: те дети, которые с
первых шагов обучения чтению добиваются успехов,
в дальнейшем демонстрируют стабильно высокую
успеваемость, неуклонное повышение эрудиции и
общего уровня культуры и в итоге во взрослой
жизни оказываются в преимущественном положении
в сравнении с теми, кто в начальной школе на
уроках чтения не блистал. Последние, напротив,
демонстрируют снижающуюся год от года
успеваемость, пополняют ряды двоечников по всем
предметам. Они чаще других бросают школу до
окончания обучения и во взрослой жизни чаще
вливаются в армию неудачников.
Канадский психолог видит этому следующее
объяснение. Чтение, выступающее для учащихся
младших классов самостоятельным навыком,
требующим освоения, по мере взросления ребенка
начинает выступать уже средством овладения
всеми прочими знаниями и умениями, инструментом
расширения кругозора и повышения уровня
культуры. Те, кто до третьего класса не преуспел в
освоении этого средства, в дальнейшем
затрудняются в получении все новых и новых
знаний. Отсюда проистекают разнообразные
школьные трудности и, как вторичное следствие, —
нарушения поведения вплоть до делинквентности. С
годами эта проблема усугубляется, не оставляя
«неудачникам» шансов подняться по социальной
лестнице.
Таким
образом, источник многих, если не всех, школьных
проблем видится Становичу в пробелах, допущенных
на уроках чтения в младших классах. Впоследствии
восполнить эту недостачу становится еще труднее:
умелые продвигаются вперед все более успешно,
отстающие все более безнадежно отстают.
Пафос суждений канадского исследователя
вполне объясним — будучи экспертом по
нарушениям чтения, он, вероятно, склонен
несколько преувеличивать значимость данной
проблемы. Тем не менее здравое зерно в его
рассуждениях, безусловно, есть. Просто речь,
наверное, следует вести не столько о более или
менее успешном овладении соответствующим
навыком, сколько о формировании культуры чтения,
привитии соответствующих интересов и
побуждений. Увы, силами одной школы эта задача
сегодня вряд ли решаема. Зайдите в иной дом, до
потолка уставленный книжными стеллажами, где
теснятся сотни томов — от стихотворных
сборников до энциклопедий — и присмотритесь к
детям, растущим в этом доме. Можно почти не
сомневаться, что ребенок, которому начали читать
сказки едва ли не в колыбели, чьи мама и папа
могут не знать Диму Билана, зато любят Дилана
Томаса, — такой ребенок, скорее всего, вырастет
человеком грамотным, культурным и естественным
образом добьется успеха, заслужит высокие оценки
в школе жизни. В доме, где на одинокой книжной
полке сиротливо валяются пара «иронических
детективов», где с утра до вечера с телеэкрана
льется олигофреническая чушь… Кем вырастет
ребенок в этой среде? Ответ очевиден. Как
очевидно и то, что домов, подобных второму, нынче
намного больше, чем подобных первому.
«…И у неимущего отнимется последнее!»
Сергей СТЕПАНОВ
|