Будет день, будут и песни

 

 

Вот такие времена…

Попробуем в контексте такого вступления продолжить следующую фразу: «Времена нынче для психологов в школе настали…» Какие? Предполагаю наиболее очевидные продолжения: трудные, тяжелые, грустные, непростые… Примите среди прочих и мой вариант: «Времена нынче для психологов в школе настали диагностичные».

Мы пожинаем плоды. И наших собственных трудов, и развития всей системы психологической деятельности в образовании. Плоды эти очень разные: от вкусных и сочных, до червивых и практически несъедобных. Что вырастили? Как ухаживали? Чем подкармливали? От дружных всходов по городам и весям всей страны в восьмидесятые годы («Наконец-то!», «Без психологии мы в школе никуда!», «Психолог и объяснит, и все решит!») через эпоху полузрелой неопределенности («Да кто они вообще такие?», «Педагог все это может делать сам!», «С чем его есть-то, психолога этого?») — к результатам. И в качестве такового мы имеем весь диапазон отношений к психологу остальных субъектов образовательного процесса — его коллег, администрации, детей, их родителей.

Только шкала оценок существенно изменилась по сравнению с предыдущими годами. Один ее полюс — понимание того, зачем психолог в школе, принятие границ его профессиональных возможностей, наличие нормального профессионального запроса на его деятельность и взаимодействие с ним. Другой полюс — разочарование, основанное на непонимании, расширительном или искаженном толковании профессиональной роли психолога в образовании, на несостоявшейся попытке переложить на него ответственность за свои задачи. В одних школах изыскиваются ресурсы, принимаются непростые управленческие решения, позволяющие пригласить (или удержать) психолога. В других… В других нас уже нет. И делается все, чтобы даже дух психологический из образовательной среды поскорее выветрился.

Конечно, не все происходит по нашей воле или по нашей вине. И директор может быть негибким и косным, и обстоятельства могут сложиться не в нашу пользу при том, что мы белые и пушистые.

Да, не все, но очень многое происходит по нашей воле и по нашей вине. И понимание того, зачем нужны психологи, пришло (если и вправду пришло) к педагогам и родителям нашей школы не само по себе, а вследствие нашего собственного понимания, что мы можем и зачем нужны. Мы слушали и слышали школу, а не свой возмущенный шепот. Нам хотелось стать нужными образованию, а не подстроить образование под себя, свои интересы, свое видение того, как должно. Мы воспринимали «соседей по цеху» (педагогов) как коллег и соратников, а не как «тех, которые мучают детей и не хотят меняться». И все это мы делали не пару месяцев и даже не полгода, а терпеливо, последовательно и достаточно долго. И в качестве награды школа нас тоже услышала и мы стали ей нужны, у нас появились соратники и коллеги.

Сегодня возникло много школ — хороших и разных. Точнее — разных и при этом хороших. В них создаются такие образовательные миры, в которых есть место психологу. Какому? Самый общий ответ: психологи сегодняшнему образованию тоже нужны разные и хорошие. Более полный ответ должен, как мне представляется, содержать три пункта:

— какие психологи уже точно не нужны сегодня школе;

— каким школам в принципе не нужны психологи (разные);

— какие психологи в школах хороших и разных нужны.

И важное добавление: это частный взгляд, за который несет ответственность (и, возможно, получает поддержку и одобрение коллег) только автор.

Какие психологи не нужны школе?

• Одиночки, выстраивающие свою деятельность как нечто автономное, самостоятельное, закрытое от других специалистов и родителей.

• Исследователи и теоретики, рассматривающие школу как полигон для решения своих собственных научных задач.

• Психологи-консультанты, психологи-психотерапевты, решающие проблемы ребенка через индивидуальную психокоррекционную работу в отрыве от среды, порождающей или поддерживающей эти проблемы.

• Психологи, не знающие, что такое современное образование на философском, содержательном и технологическом уровне, готовые прикладывать к нему теоретические схемы, созданные для совсем иных общественных институтов или сугубо абстрактного обобщенного анализа и умозрительного проектирования.

• Психологи, работающие интуитивно, очень уж «по-авторски», после ухода которых в школе не остается никаких документов, никаких зацепок для организации преемственности в работе старого и нового специалиста.

Прошу обратить внимание на следующее: вообще говоря, все перечисленные типы психологов — это очень нужные и важные специалисты. Они просто не нужны школе и в школе.

А еще школе категорически не нужны (и вообще, трудно назвать место, в котором они нужны):

• «транзитники», рассматривающие школу как временное пристанище на период обучения в аспирантуре или притормозившие у ее порога по иной причине;

• психологи, влюбленные в «науку психологию» больше, чем в людей, внутренний мир которых она описывает и для счастья которых она развивается как практика;

• психологи, перемешавшие в своем профессиональном мировоззрении хиромантию, астрологию, йогу, соционику и деятельностный подход;

• психологи, воспринимающие школу, образование как насилие над индивидуальностью ребенка, как Зло (именно так, с большой буквы), педагогов — как воплощение этого Зла, а себя — как адептов Света и адвокатов ребенка.

Каким школам не нужны психологи?

• Во-первых, школам, закуклившимся в качестве учебных (не образовательных, а именно учебных) заведений строго «ЗУНовского» характера. В них — пыльные лозунги про индивидуализацию и всестороннее развитие личности, скучный, но устоявшийся в своих фронтальных формах учебный процесс и стандартный набор «воспитательных мероприятий». Таких школ, увы, немало. Не ходите туда: это бесполезно и даже вредно. Причем для всех: хороший психолог такую школу взбудоражит, она всколыхнется, затем вытеснит его привычными ей методами и заново заснет. Но пыль еще долго будет висеть в воздухе, а ведь среди современных детей много аллергиков! В такую школу можно входить с новым директором, новой административной командой и большой таблеткой валидола. Тогда лет через пять ее можно сделать местом комфортно-осмысленного профессионального существования.

• Во-вторых, школам, выстроенным на конфессиональных или религиозно-философских основаниях. Они решают свои проблемы иными, специфическими средствами. И, как известно, часто весьма успешно. Нужно перестать быть психологом, чтобы найти свое место в такой школе. Это может оказаться очень интересно, но только это уже совсем другая история…

Какие психологи востребованы в школах?

• Сильные «знаньевые» школы запрашивают психолога, готового работать в двух конкретных и локальных направлениях. Первое направление — коррекционная работа с теми, кто не справляется с объемами, нагрузками, когнитивно-сложным содержанием обучения. Педагоги готовы слышать рекомендации, если они касаются конкретных вещей: как учить Петю и Олю так, чтобы они сами что-то понимали и не мешали понимать другим. Психолог должен осознавать, какие именно психологические способности запрашивает учебный процесс, и знать, как помочь конкретному ребенку развить в себе эти способности. Кроме того, каковы границы урока и как можно управлять процессом внутри этих границ для того, чтобы этому ребенку жилось легче и училось веселее. Порою в таких школах возникают и успешно работают психокоррекционные психолого-педагогические центры, объединяющие психологов, логопедов, дефектологов. Второе направление — повышение профессиональной компетентности педагогов в вопросах психологии и педагогики мышления, понимания, усвоения информации. Передача им современных психолого-педагогических технологий, обеспечивающих эффективное усвоение и понимание учебного материала.

• Школы, выстраивающие систему развивающего образования, нуждаются в психологе-проектировщике. Он должен уметь соотносить цели развивающего образования с механизмами и закономерностями развития ребенка (определенного социального статуса, возраста, обладающего индивидуальными особенностями развития) и проектировать систему работы, позволяющую «настраивать» весь образовательный процесс на решение задач развития детей. Сопровождать процесс развития своими психологическими средствами. Плюс — уметь создавать и воплощать в инструменты программы мониторинга развития. У него могут быть разные позиции в школе: административная, если он включен в проектировочный «мозговой» центр школы, или позиция психолога, курирующего несколько классов и ведущего в этих классах «штучную» тонкую сопровождающую работу.

• Школы, работающие с чрезвычайно разноуровневым и пестрым контингентом учащихся, день за днем решающие сиюминутные проблемы совместимости несовместимого, запрашивают психолога, умеющего работать на задачи социально-психологической адаптации и социализации учащихся, причем не только и не столько средствами индивидуальной работы, сколько через образовательную среду и групповые формы работы. Такому психологу нужно понимание механизмов социализации, развития ценностей и моральных норм у детей разного возраста, владение различными социально-психологическими и социально-педагогическими технологиями работы. Он точно будет работать не один, а в команде с классными руководителями, социальными педагогами и другими специалистами. Следовательно, ему понадобятся навыки работы в команде и совместного проектирования.

• Школы, реализующие инновационные, экспериментальные программы, запрашивают психолога с хорошим академическим образованием, но знающим и понимающим школу и ее образовательные задачи. Ему понадобится совмещение исследовательских (аналитических) и проектировочных способностей. Он должен уметь работать с информацией, анализировать процессы, происходящие в школе, с точки зрения того, решаются ли психологические задачи эксперимента (инновации), какой ценой для детей и педагогов и пр. Ему нужно будет увидеть лучшие находки и протянуть ниточки от экспериментальной деятельности к повседневной работе.

Самоопределение психолога в современной школе — это одновременно взгляд в себя (какой я специалист, зачем я оказался тут?) и на школу (какая она? какие задачи решает? зачем ей может быть нужен психолог и нужен ли вообще?). Совмещение ответов на эти два вопроса и помогает определиться.

В общем, ничего плохого с нами не происходит. Напротив, ситуация проясняется, туман уходит, а значит, легче найти свое место на поляне, которое зовется «современная школа». Или спокойно ее покинуть.

Марина БИТЯНОВА