Сказки Шехере-задэ

Сказка про белого бычка

Жил некогда в Персии, на берегу Персидского залива, молодой перс по имени то ли Персей, то ли Персил. И не было у него ничего, кроме лица, одежды, души и мыслей, да и то из лица только персона, из одежды — памперс, из души — персеверация, а из мыслей — бредни, которые он то и дело закидывал в воды Персидского залива в тщетной надежде что-нибудь выловить.

Вот как-то раз он в море закинул бредень — вышел бредень с травкой какой-то. Он еще раз закинул бредень — с тем же результатом, даже хуже. И пришло ему на ум, что не те бредни он закидывает. Ведь бредень — это, можно сказать, сеть, а лучшая сеть, как известно, Интернет. И закинул он Интернет, и пришел полный бредень Интернет, и был он полон одной большой золотой рыбкой — Щукой. Спросила, затрепетав, Щука: “Чего тебе надобно, то ли Персей, то ли Персил?

— Видишь ли, Щука золотая, Итернетом выловленная, — говорит то ли Персей, то ли Персил, — нет у меня ничего, а я хочу, чтобы что-то было.

— Помогу я тебе, юноша, — отвечала Щука, Интернетом выловленная. — Помогу исключительно потому, что я не столько рыба, сколько — по призванию — школьный психолог и знаю разные благородные мудрости и достойные хитрости. Скажи только, ты хочешь бесплатную консультацию, но за деньги, или платную, но на бескорыстной основе?

— Все хочу, — честно сказал то ли Персей, то ли Персил и, что характерно, не солгал.

— Тогда вот тебе мой совет: садись на коня...

— Да как же я сяду на коня? — возмутился то ли Персей, то ли Персил. — Нет у меня никакого коня!

— Ну ты и глупый! — тоже возмутилась рыба. — Вот если бы был у тебя какой-то конь, был бы и вопрос, как на него сесть. А на никакого коня сесть запросто, тем более что его нет. Так вот, садись ты на него и поезжай, и увидишь у Лукоморья дуб зеленый, о котором некогда написал один арап, но не Отелло, потому что Отелло не арап, а мавр, о чем поведал один великий английский драматург, но не Степан Юнгов, потому что Юнгов не английский и не драматург, а психолог. Так вот: у Лукоморья — дуб зеленый, а на дубу зеленом, да над тем простором, два сокола ясных вели разговоры, а еще ящик, называется “сундук Скиннера”. В сундуке — шоколадный заяц, в зайце — фаянсовая утка, в утке — яйцо Фаберже, а в яйце — одноразовый шприц. Так вот, все это тебе на фиг не нужно. А езжай-ка ты куда глаза глядят, а потом возвращайся.

Делать нечего, раз получил консультацию, неси ответственость. Сел то ли Персей, то ли Персил на коня и поехал куда глаза глядят. Не без сложностей, конечно: глаза-то — они то медленный дрейф учинят, то саккадические движения, а то еще чего отчебучат. Ну да ладно. Едет-едет — а тут навстречу два брата-близнеца — один черный, другой белый. Черный кричит: “Выбирай — жизнь или смерть! Но учти: скажешь “жизнь” — убью!” А белый вторит синхронно: “Выбирай — жизнь или смерть! Но учти: скажешь “смерть” — уживу!”

— Вы кто ж такие будете? — спросил то ли Персей, то ли Персил.

— Танатос да Эрос, из рода Фрейдовичей. Вот бродим неприкаянные. Впусти в себя жить!

— А валяйте! — сказал то ли Персей, то ли Персил по-персидски. Вошли в него Фрейдовичи и стали там ругаться, выпивать и закусывать.

Едет дальше, а навстречу чудо оно же юдо — трехголовое, причем первая голова кричит: “Хочу!”, третья вопит “Нельзя!”, а средняя голова жутко мучается.

— Впусти меня в себя жить, — говорит чудо оно же юдо, и тоже из рода Фрейдовичей. — Может, пригожусь. Может, конечно, и нет. Может, даже наоборот.

— Да заходи, жалко, что ли?

Залезло чудо оно же юдо внутрь то ли Персея, то ли Персила и стало там с родственниками ругаться, выпивать и закусывать. Смутно стало внутри то ли Персея, то ли Персила, но знай себе едет и едет. Много чего еще ему встретилось. И конгруэнтность с неконгруэнтностью, и психологических защит на себя понавешал поверх характерного панциря, и собака сверху с собакой снизу за ним увязались. В общем, приехал он на край необъятного психологического поля. А посреди поля — пещера, а в ней сокровищ видимо-невидимо: и книжки умные, и программы тренинговые, и коспекты уроков по психологии, и все сверкает, искрится — сказано же, сокровища.

Перед пещерой суровые стражи порога стоят, супервизоры, эксперты и сертификаторы. Смотрят строго и спрашивают привычными к таким делам голосами:

— А скажи, то ли Персей, то ли Персил, знаешь ли ты, что есть в тебе Эрос и Танатос?

—Да!

— А где они?

— А вот!

— А Оно, Я и Сверх-Я?

— А вот!

Ну и так далее.

— Что ж, — сказали стражи порога. — приходится признать, что ты, то ли Персей, то ли Персил, личностно проработан. А значит, бери из сокровищницы что хочешь.

Ну, зашел то ли Персей, то ли Персил в сокровищницу, нахапал, понятное дело, все, что мог, особенно подшивки издания “Школьный психолог” (выходит дважды в месяц, подписной индекс 32898, 79152), да и двинулся восвояси.

А Щука-то в бреднях Интернета совсем запуталась, мечется, бедолага, да кричит нечеловечьим голосом: “Ну же! Ну же! Нашел что-то?”

— Да, — отвечает то ли Персей, то ли Персил, — принес. Но вот проблема: зачем мне все это нужно?

— Вот видишь! — торжественно сказала Щука. — Когда ты уезжал, у тебя не было НИЧЕГО! А теперь у тебя ЕСТЬ ПРОБЛЕМА! Значит, все в порядке. А все, что принес, можешь мне отдать.

— Вот еще, — грубо сказал то ли Персей, то ли Персил, — все себе оставлю. Я, может, сам школьным психологом стану.

И из истории известно, что стал то ли Персей, то ли Персил со временем одним из ведущих школьных психологов, хотя и под другим именем, и имя это всем известно.

Тут рассказчик склонился к ушам слушающих и прошептал это имя, но так тихо, что Гарун Алиевич не расслышал; но восхищенное цоканье языков, приглушенные восхищенные крики и вздохи ясно давали понять, что речь идет о человеке, как минимум, выдающемся.

А почему сказка называется “Про белого бычка” неизвестно.

На этом закончил первый рассказчик, и подхватил второй. Но, поскольку время прижимало, его история оказалась короче.

Сказка про Психолушку

Была некогда в одном столичном городе школа, прекрасная во всех отношениях: и успеваемость, и отчетная документация, и бытовые условия, и гигиенические, и вообще. И все это потому, что был там замечательный директор, замечательные учителя и, что важно, замечательный школьный психолог. Успевал этот психолог все, что предусмотрено Положением о школьной психологической службе, и даже больше, потому что был прилежен и прекрасно взаимодействовал с замечательными учителями и замечательной администрацией, в частности с замечательным директором, который в замечательном психологе души не чаял и всячески его поддерживал.

Но случилось так, что замечательный директор ушел на пенсию, а взамен назначили другого, не замечательного. Этот директор взял да и испортил психологический климат в коллективе, бытовые и гигиенические условия, а также привел с собой двух любимчиков-психологов, тоже не замечательных, которые при активном содействии нового директора стали замечательного школьного психолога третировать, унижать, эксплуатировать, затирать и опять третировать. Из замечательного кабинета его переселили в крохотную комнатушку в подвале, отобрали все его замечательные программы и методические разработки, беззастенчиво ими пользовались, а его заставляли выполнять самую черную работу — подсчитывать корреляции, причем на счетах. А также писать отчеты. И дали ему презрительную кличку — Психолушка. А себя назначили старшими психологами.

Трудно приходилось Психолушке. Старшие психологи вместе с директором представительствовали на совещаниях и конференциях, получали благодарности и почетные грамоты, а иногда даже денежные премии. Психолушке же оставалось лишь тайно вздыхать в своей комнатушке и честно, хотя и скрепя сердце (или, что правильнее, скрипя сердцем) выполнять указания старших товарищей.

Однажды случилось так, что министерство объявило фестиваль школьной психологии с участием всех ведущих специалистов. Ах, как мечтал Психолушка туда попасть! Накануне фестиваля он пошел к директору с заявлением, но получил вот какой ответ:

— Конечно, Психолушка, ты можешь поехать на фестиваль. Но сначала ты должен написать план работы школы на ближайшие десять лет, провести сравнительный анализ отчетов по учебно-воспитательной работе за предыдущие десять лет, подчистить документацию, отмыть сам знаешь что, ну и тогда милости просим. А я со старшими психологами поеду на фестиваль. Конечно, мы там воспользуемся твоими разработками, но ты можешь этим гордиться. Пусть никто и не узнает, что они твои, — но ведь ты-то знаешь!

На другой день директор и старшие психологи отправились на фестиваль, а Психолушка загрустил. Грустил он грустил в своей комнате, как вдруг появился перед ним его старый учитель, ветеран школьной психологии, благословивший когда-то Психолушку на выбор профессии; Психолушка считал его своим психологическим крестным.

— Что грустишь, Психолушка? — спросил крестный.

— Так-то и так-то, — печально ответил Психолушка.

— Не печалься, — сказал добрый крестный. — Я тебе помогу. Работу за тебя сделают другие мои ученики, а ты поедешь на фестиваль.

— Но ведь они увезли все мои разработки!

— Не беда, — сказал мудрый крестный. — Вот тебе номер старого “Школьного психолога”, там есть замечательная разработка, причем твоя. Ты будешь в нее подглядывать; весь фокус в том, чтобы спрятать номер в руке, дабы никто не заметил. Сможешь?

— Смогу! — радостно воскликнул Психолушка.

— Но! — сказал осторожный крестный. — Ты должен вернуться до конца рабочего дня, иначе тебе запишут прогул, а это нехорошо.

Поехал Психолушка на фестиваль. Никто его там не узнал; иные давно его не видели, а у директора и старших психологов не было перцептивной готовности. Как он блистал! Какое провел показательное занятие! Как отвечал на каверзные, хотя и доброжелательные вопросы жюри! Особенно он приглянулся председателю жюри, очаровательной, молодой и незамужней заместителю руководителя регионального отдела образования. (Ее за глаза называли Принцесса.)

— Кто это такой? Кто это такой? — спрашивали все, и никто не знал ответа. Но тут наступило время окончания рабочего дня. Ах, Психолушка чуть его не пропустил, тем более что председатель жюри, дабы незаметно продлить время работы фестиваля (так он ей нравился), велела перевести время на часах на летнее.

Помчался Психолушка на работу — а председатель жюри поспешила за ним, да не поспела. Но увидела, как Психолушка второпях обронил номер “Школьного психолога”.

— Он прятал его в руке! — догадалась Принцеса, которая была не только очаровательная, молодая и незамужняя, но еще и умная (может быть, оттого и незамужняя). А надо сказать, что у Психолушки, как у человека трудового, ладонь была чрезвычайно крупная, — потому и удалось так утаить достаточно толстую, согласитесь, массу печатной продукции.

— Будем искать! — объявила Принцесса. — У кого ладонь достаточно большая, тот и есть замечательный школьный психолог, победитель нашего конкурса.

И она вручила по экземпляру издания “Школьный психолог” (выходит два раза в месяц, подписной индекс 32898, 79152) доверенным лицам и направила их в разные подрегионы региона, и сама приняла участие в поисках, держа в руке тот самый номер. Приехала она и в ту школу, в которой правил незамечательный директор со старшими психологами. Те, как не топырили ладони, не смогли спрятать номер так, чтобы и кончик не высовывался. И уже собиралась она уехать, как появился предусмотрительный крестный.

— А не заглянуть ли нам в подвал, Принцесса? — мягко, но настойчиво спросил он.

Принцесса удивилась, но послушалась. А там в темной комнатушке сидел Психолушка и считал на счетах корреляции. Посмотрела Принцеса на его ладонь и все поняла.

Тут и сказке конец. Психолушка стал знаменит, директора и его приспешников перевели на другую работу, а потом Принцесса и Психолушка (а он, что очень кстати, был неженат) поженились. А скромный крестный, сделав свое благородное дело, тихонько удалился творить другие добрые дела, как и положено школьным психологам. Остается загадкой, почему Принцесса узнала Психолушку по рукам, а не по лицу. Говорят, она была немного близорука и на фестивале лица не разглядела. Да и, в конце концов, лицо ли главное?

Зел. ЛОЖКИН-и-ВИЛКИН