|
||||||
История одной сказкиТут я потерял терпение… Лечение сказкой, или сказкотерапия, на мой взгляд, один из удивительно пластичных подходов в психотерапии, основным достоинством которого является метафоричность, использование скрытых смыслов. Особенно меня привлекает его точная дозированность: только клиент определяет, насколько глубоко он готов исследовать внутренний мир своих сказочных героев; с какой областью их проблемы и как он будет работать. Он сам выбирает язык и способ описания; проигрывает и проживает разные роли; проходит испытания, попадает в различные ситуации, почти умирает и снова оживает; радуется, страдает, создает, подбирает, отвергает, ищет самые немыслимые и непредсказуемые выходы из тупиковой ситуации (и находит их!); удивляется собственным возможностям — все это ровно в той мере, которая допустима для него в данный момент времени, не больше и не меньше. Позиция со-присутствия, со-исследования, поддержки и неподдельного интереса терапевта позволяет клиенту амплифицировать символические смыслы, заключенные в каждом из персонажей сказки, связывая их с ранее недоступной, неосознаваемой, “незадействованной”, сокрытой частью души. Это происходит за счет того, что терапевт как бы отражает, откликается всем своим существом, всем содержанием своего внутреннего мира на содержание внутреннего мира клиента, в итоге эти миры резонируют. Неизбежным результатом происходящего является актуализация и развитие творческих способностей клиента, а следствием часто оказывается решение реальной жизненной сложности клиента.
Удивительна также совместимость сказкотерапии с различными психотерапевтическими подходами. В частности, мне хотелось бы рассказать коллегам об одной своей работе, в которой осмысление проблемы осуществлялось в русле системного семейного подхода, а используемые методы в большинстве своем являлись арт-терапевтическими; помимо этого была использована коррекционная сказка. Именно вокруг сказки и было сгруппировано все происходящее. Моей клиенткой была девочка, ученица 5-го класса Катя Митина (фамилия и имя изменены). Причиной ее обращения к психологу послужили ночные страхи при засыпании. Катя рассказала, что уже в течение двух лет она засыпает (а зачастую остается на всю ночь) в кровати родителей. Прояснение условий проживания Кати позволило установить, что Катя — единственная дочь. Семья занимает трехкомнатную квартиру вместе с бабушкой и дедушкой, родителями отца. В одной комнате живет Катя, в другой (проходной) — мать и отец девочки, в третьей — бабушка и дедушка. Оба родителя работают, мама приходит вечером; папа по роду работы часто бывает в командировках. Катя боится засыпать, ей слышатся шорохи, чудятся привидения — и тогда она бежит к родителям. Иногда папа переносит уснувшую девочку в ее кровать. А бывает и так, что кто-то из родителей укладывает девочку в ее комнате; в такие дни случается, что мама или папа (!) остаются спать в кровати ребенка. Меня, как специалиста, знакомого с семейной психотерапией, эта информация не могла не насторожить, однако данных было недостаточно, требовалась начальная диагностика. Были использованы беседа, составление генограммы, анализ актуального состояния по тесту Люшера, рисунок несуществующего животного и тест тревожности по Филлипсу. Диагностика состояния по тесту Люшера подтвердила актуальность тревоги, беспокойства, невротическое состояние, переживание стресса. Из беседы с ребенком удалось сделать выводы о чрезмерности эгоцентрических установок, некоторой инфантильности и поверхностности эмоциональных реакций, возможно связанных с переживанием страха. Мне не хотелось бы останавливаться подробно на анализе рисунка несуществующего животного, но обращают на себя внимание две его особенности: сниженный уровень креативности (вплоть до нарушения инструкции) — вместо несуществующего животного был нарисован “котик в юбочке”; огромные глаза “несуществующего животного” занимали большую часть его “лица” и были странного вида. При взгляде на них невольно приходили в голову выражения — “глаза в пол-лица”, “вылезшие на лоб”, “у страха глаза велики”. Тревожность и страхи на данном этапе исследования проявлялись в качестве некоего спутанного клубка. Анализ результатов теста тревожности по Филлипсу показал значительное превышение показателей сразу по нескольким шкалам, в частности по шкале “общая тревожность в школе” и “переживание социального стресса”. Ребенка не беспокоили страхи и проблемы в отношениях с учителями. Отношения с одноклассниками, как показала беседа, были ровными и не вызывали сложностей. Это косвенно указывало, с одной стороны, на то, что тревожность распространена на другие области жизни ребенка, в том числе на учебную деятельность, с другой стороны — на то, что причину переживания этого стресса следует искать вне школы.
По мнению А.М. Прихожан, “тревожные дети чувствуют себя в семье значительно менее уверенно, чем не тревожные, семья не дает им переживания межличностной надежности, защищенности”. Не дает защищенности или каким-то образом провоцирует тревожность? Согласно логике системного семейного подхода, на основании результатов диагностики я должна была сформулировать подходящую гипотезу. Меня чрезвычайно настораживало, что ребенок остается в постели родителей на ночь. Возникало предположение о супружеских дисфункциях, решаемых за счет ребенка. Гипотеза о возможном инцесте была сомнительна — известно, что указания на инцест ярчайшим образом проявляются и в поведении ребенка, и в любом проективном тесте. В данном случае таких признаков не наблюдалось. С другой стороны, в семье принято, что дверь в комнату родителей никогда не бывает закрыта из-за постоянных страхов ребенка (то есть ребенок фактически контролирует сексуальную жизнь родителей), и я склонялась к гипотезе о страхе, возникающем в связи с наблюдением девочкой возможной сексуальной сцены между родителями или с фантазированием на эту тему. Таким образом, с одной стороны, страх способствовал сохранению инфантильности, отнимал силы, мешал девочке развиваться; выражался в повышенной тревожности, был распространен и на другие сферы жизни ребенка (учебную деятельность). С другой стороны, исчезновение симптома (страха ребенка) поставило бы родителей перед необходимостью решать, вероятно, чрезвычайно болезненную и острую супружескую проблему. Можно было предположить наличие в семейной системе противоречия между заинтересованностью супругов в поддержании хрупкого семейного равновесия и необходимостью ее развития, связанного с взрослением девочки. Страх ребенка в данном случае являлся символическим выражением дисфункциональности всей семейной системы, был “выгоден” каждому члену семьи. Оставалось непонятным одно: в чем была выгода симптома для девочки, неподдельный страх которой не вызывал у меня сомнений. поскольку повышенная тревожность мешала Кате учиться, а мои предположения относительно причины страха носили исключительно гипотетический характер, я решила начать работу со снижения страха и тревожности, заодно проверяя в процессе работы актуальность моих предположений. Целью работы стало снижение тревожности и страхов ребенка. Задачи: отреагирование и преобразование страха, повышение самооценки; выработка и закрепление копинговых стратегий; консультирование семьи по поводу страхов ребенка. В целом структура работы со страхом может быть представлена следующим образом: 1. Диагностика: беседа, генограмма (М. Боуэн), тест Люшера, рисунок неизвестного животного (К. Маховер), исследование тревожности по тесту Филлипса. 2. Создание условий для психотерапевтической проработки симптома (Ф.Е. Василюк): • экстернализующая беседа (Е.С. Жорняк); • арт-терапевтическая экстернализация симптома (Е.С. Жорняк); • арт-терапевтическая работа с ресурсами. 3. арт-терапевтическая проработка симптома через введение коррекционной сказки: • рассказывание сказки; • проигрывание сказки; • выработка копинговых стратегий; • театрализация симптома (О.В. Хухлаева); • лепка/символическое уничтожение симптома (О.В. Хухлаева). 4. Диагностика промежуточных результатов: • диагностическая методика “три зеркала моих “Я” (И.В. Вачков). 5. Консультирование семьи. “Многие люди, особенно дети, могут нарисовать проблему, и это помогает им отделиться от нее” (Е.С. Жорняк). В качестве инструментов Катя выбрала акварель и кусок обоев — примерно 2,5–3 метра. Особенно важно, что процесс рисования сопровождался словами, проговаривался. В нашей работе это происходило примерно так. — Я представляю привидение... Еще — фарфоровые куклы. Мама говорит: “Не верь, ерунда”. А я почему-то верю… “Поляна невесты”… Вы такое кино смотрели? Там души умерших… Я всегда, как только прихожу — включаю телевизор… Смотрю “Винни-Пуха”… Мама смотрит ужастики, а я подглядываю... Еще люблю играть в Барби. Однажды мне кукла ногу подставила, это точно. Но ее уже нет… Мне нравится гулять по кладбищу. Могилы — интересно…. * * * — Ты очень аккуратно закрашиваешь края… — Это чтобы парту не испачкать. Иначе бы пришлось все тут закрасить в полный рост. * * * — А если бы страх с тобой заговорил — какой бы у него был голос? — У-у-у-у-у! — А это мужской или женский голос? — Мужской. Постепенно довольно большой кусок обоев оказался сплошь выкрашен черной краской, посередине — два светлых пятна. Они закрашены темно-синим (рис. 3).
Общий вид этого рисунка, и впечатляющий, и угрожающий, издали напоминает чьи-то глаза в темноте. Невольно приходит в голову мысль о проективном характере изображенного: ребенок смотрит на что-то пугающее. Однако основным результатом этого занятия была локализация страха (разумеется, только отчасти) на бумаге. Это позволило не только дать ему другое место, но и, обозначив границы, изменить представление о страхе как о чем-то бесконечном. Одновременно часть усилий была направлена на формирование намерений избавиться от страха: — А где он живет? — У меня живет… — Ничего себе! Уютное он себе выбрал местечко… домик, можно сказать... На сколько еще времени ты намерена его у себя приютить? — Хочу скорее выгнать. Рисование снова было задействовано и на следующем занятии, которое было посвящено прояснению тех способов, ресурсов, с помощью которых девочка справлялась со страхом до сегодняшнего дня. Они отражены в ее рисунках: летнее утро, мультики, игрушка Лосик, кошка Алиса, кот Кузя, кот Тимоша, компьютер, телефон (“Я по нему музыку слушаю”), книга. — А, еще мама с папой. И бабушка. Дедушку рисовать не буду, он ругается. На следующем занятии с учетом ранее полученной информации девочке была предложена работа с коррекционной сказкой. Сказка была составлена в учетом следующих основных принципов (М.А. Панфилова): 1. Описана подобная ситуация и похожие эмоции, переживаемые героем. 2. Главный герой диссоциирован в животное. 3. Включение проблемы в сказку (с использованием ключевых слов): • главный герой — котенок (ребенок очень любит кошек, собирает игрушечных кошек, дома постоянно живут кошки); • имя главного героя — Тишка. В диагностической работе было выяснено, что у ребенка было три кошки: Кузя, Алиса и Тимошка. Каждое из этих животных было нарисовано ребенком, однако только на одном из рисунков — у кота Тимошки — были нарисованы не огромные, а нормального размера глаза. Не исключено, что это связано с переживаемым ребенком в то время периодом относительного благополучия. Таким образом, имя главного героя, созвучное с именем Тимошки, ассоциативно обращается к ресурсному времени и состоянию; • соответствие отношений между героями сказки и героями реальными. 4. Учет темперамента и особенностей эмоциональной сферы ребенка. 5. Использование всех сенсорных каналов. Сказка про Тишку Жил-был котенок по имени Тишка. Он любил играть с клубочками, ловить кончик своего хвоста, смотреть специальные мультики для котят и охотиться на зазевавшихся птичек. Однажды он увидал пролетающего мимо воробья и побежал за ним в лес. Воробей улетал все дальше, время шло, и Тишка не заметил, как стемнело. Наступила ночь. Тишке стало страшно. Что есть духу котенок побежал к дому. Мама ждала Тишку и уже волновалась. — Где ты был? Я так за тебя боялась! — Ой, мама! Я был в лесу. Там темно и страшно! Под кустом громко сопели и фыркали, что-то страшное задело мой хвостик, а с дерева на меня кто-то смотрел! Мама уложила Тишку, но он не мог спать, ему было страшно. Тишка прыгнул к маме под бочок и уснул. Папа, которому пришлось спать на маленькой Тишкиной кроватке, очень на него сердился. Утром мама сказала: “Сегодня нам предстоит небольшое путешествие. Ты ведь уже большой и знаешь, что взрослые коты охотятся по ночам. Сегодня ночью будем учиться охотиться в лесу”. Сначала Тишка испугался, но ведь мама была рядом — и он не мог дождаться вечера. Когда они вошли в лес, уже стемнело. Вдруг впереди кто-то страшный начал сопеть и фыркать. Тишка прижался к маме, а мама чуть приподняла его, и он увидел, что лесные еж и ежиха, сопя и фыркая, прячут заготовленные на зиму грибы. Тут кто-то тихонько наступил на Тишкин хвостик. —Ой! Спасите! Меня сейчас съедят! — закричал испуганный котенок. И вдруг… увидел пробегающих мимо мышек. — А это как раз те, на кого мы, Кошки, охотимся, — улыбнулась мама Кошка. Тишка даже не успел подумать, как уже прыгнул, чтобы поймать мышь, но промахнулся. — Не беда, — сказала мама Кошка, — всему свое время. — Ой-ой-ой!!! — вдруг завопил котенок — с дерева прямо на него кто-то смотрел. — Какой же ты еще маленький, — улыбнулась мама, — это совы. Они — ночные птицы. Они шумят, ухают, возятся, охотятся на мышей, но кошек они не едят. Тишка присмотрелся — птицы внимательно разглядывали ночных гостей, сидя на ветке дерева. Котенок успокоился и вдруг понял, что он очень устал. Они с мамой вернулись домой, и с тех пор Тишка снова, как обычно, спал в своей кроватке. А на следующее утро он принес маме мышку, которую сам поймал ночью в лесу. (Окончание следует)
Татьяна ЩЕРБАКОВА,
|
