О ПОЛЬЗЕ И ВРЕДЕ МЕТОДОЛОГИИ

«Нет ничего практичней хорошей теории» — эта расхожая фраза не является слишком убедительной для большого числа психологов-практиков, едва не потонувших в потоках «воды», которую безжалостно выливали на них преподаватели психологических факультетов во время учебы.

ИНТЕРЕСНЫЕ ВОПРОСЫ

Стойкое неприятие «воды», под которой многими понимается вообще любая теория, является, на мой взгляд, одним из серьезнейших факторов, влияющих на современное состояние психологии. И академической, и практической.
Плоха ли теория вообще? Что является «водой» в информации? Нужно ли психологу-практику питаться только «сухим остатком», дабы соответствовать принципу экономии усилий? А может быть, такая «сухомятка» противопоказана нормальному усвоению? И что следует считать «сухим остатком»? Четкие и категоричные рекомендации по типу «делай так, а о другом и думать не смей»? Или важнейшие идеи и ясно сформулированные максимы?
Интересные вопросы! Вот только ответы на них оказываются принципиально разными. Возможно, в связи с тем, что степень «сухости» информации для каждого очень индивидуальна.
И все-таки, пожалуй, подавляющее большинство практических психологов теорию не любит (даже если лукаво утверждает обратное), слушать и читать не хочет, а теоретиков рассматривает так же, как писатели критиков: эта профессия для тех, из кого ничего путного в реальном деле не получилось.
Во многом, по-моему, такое суждение справедливо. Однако, как и всякий категорический тезис, оно оказывается верным не во всех случаях. И среди теоретиков попадаются талантливые и творческие люди, способные и в практике (в психологической, например) быть не менее продуктивными, чем в теоретизировании.
Вот в отношении таких людей и возникает вопрос: если они могут реальное дело хорошо делать, зачем им потребовалось еще и в теорию залезать? «Свою образованность хочут показать»? Размять интеллектуальные мускулы и развлечься? Или все-таки это им действительно зачем-то всерьез нужно? И если это нужно им, то, может быть, и нам может пригодиться?
Остановимся и попробуем разобраться непредвзято, есть ли какая-то польза в теории для психологов-практиков или нет.

СУХА, МОЙ ДРУГ, ТЕОРИЯ

Теория обычно понимается как логическое обобщение опыта, отражающее закономерности развития природы и общества, совокупность научных положений, разрабатываемых в отвлеченно-логическом плане и составляющих основу науки — в противоположность практическому применению знаний.
Впрочем, часто почти как синоним «теории» используется понятие «методология». При этом слово «методология» вроде бы практикам ближе: корень «метод» невольно вызывает симпатию.
Методология буквально и означает науку о методе, но в широком смысле слова — методе познания и преобразования мира. Больший акцент обычно делается на методе познания, поскольку наука занята в первую очередь накоплением и систематизацией знаний о мире, а преобразование этого мира — задача прикладных и практических областей.
Методология бывает разных уровней. И вот что интересно: выбор определенной позиции на верхнем уровне задает методологические основания всех других уровней.
Это похоже на огромную башню, с верхнего этажа которой мудрецы взирают на мир. Понятно, что чем выше заберешься, тем дальше видно. Но ведь то, что наблюдает каждый из этих мудрецов, зависит еще и от того, в каком направлении он смотрит, какое окно для этого выбирает и какой подзорной трубой или биноклем пользуется.
А ведь и направление может оказаться выбранным неудачно — скажем, пусто там совсем; и окно узкое, да еще с немытыми стеклами; да и у оптики разрешение не слишком высокое.
Так что вроде бы такой мудрец на той же высоте, что и другие, но результаты его обзора окрестностей будут совсем неважные.
Но это вовсе не значит, что другие мудрецы в более выгодном положении. Ведь если учесть, что кое-кто из них близорукостью страдает (а может, дальнозоркостью, а то и вообще — дальтонизмом или куриной слепотой), то даже глядя в одном направлении, мудрецы увидят совершенно разные вещи. А увидев, начнут объяснять и интерпретировать тоже по-разному.
Если найдется смельчак, которому захочется увиденную вещь поближе рассмотреть, руками пощупать или даже в башню затащить для детального изучения, и этот человек решится из башни выйти, то каждый из мудрецов-наблюдателей кинется давать ему советы о том, как наилучшим образом следует обращаться с оной вещью. И, вне всякого сомнения, эти самые советы будут отличаться друг от друга вплоть до полной противоположности.
Выходит, советы мудрецов смельчаку-исследователю не принесут ни малейшей пользы? Вовсе нет! Кое-какие рекомендации могут очень даже пригодиться, уберегут от ошибок или даже помогут уцелеть и с сутью незнакомой вещи разобраться. Только вот какие рекомендации выбрать?
Вооружившись описанием вещи и представлением о ней, которые смельчаку изложил мудрец, исследователь — особенно если объект изучения ему неизвестен и загадочен — и сам увидит все соответствующим образом.
Вот это и есть метафора методологии.

ДОРОГИЕ ОШИБКИ

Если «увиденной вещью» является человеческая психика, то все вышеизложенное также остается верным. Видение ее исследователем или практиком будет определяться установками и взглядами, сознательно или бессознательно заимствованными у тех самых мудрецов-методологов, которые психику рассматривали, объясняли и интерпретировали.
Если установки оказались в принципе верными и на практике хотя бы частично подтверждаемыми, значит, и прямое взаимодействие с объектом изучения и преобразования — психикой — будет в той или иной степени продуктивным.
А если нет?..
Можно пойти по глубоко ошибочному пути. Или, чего доброго, сильно навредить человеку. Ведь живая психика — объект совершенно особого рода, не сопоставимый ни с какими другими объектами.
Ошибки в отношении душевных явлений очень дорого обходятся. Получается, что, отказавшись от изначальных «мудрых» установок или, чего проще, вообще не имея о них ни малейшего представления, исследователь (практик) избежит предвзятости. «Наивный» человек увидит то, что есть на самом деле, познает истину и раскроет суть...
Вы верите?
Вы верите в то, что человек, сроду не слышавший о психоанализе или когнитивном подходе, никогда даже не пытавшийся произнести слово «бихевиоризм» и понятия не имеющий о существовании гуманистической психологии, способен познать сущность души человеческой?
Вы верите в это, если вы человек верующий. Это не каламбур. Просто если вы стоите на религиозных позициях и полагаете, что постижение чужой души — дело священников, тогда вы верите в сказанное.
А кроме того, можно сказать, что есть люди — «стихийные психологи», которые умеют не только понимать других, но и эффективно помогать им в решении самых разнообразных психологических проблем. Без всякого изучения основ психологии!
Это действительно так. Однако методология науки и методология религии — отличаются принципиально. Религия изначально исходит из своего, особого представления о душе. А значит, установки уже существуют.
Что касается эффективных «стихийных психологов», то много ли их? И всегда ли они эффективны? Можно задать и каверзный вопрос: есть ли уверенность, что у этих людей отсутствуют свои устойчивые представления о душе и психике? Ведь почти наверняка такие представления у них есть. Пусть даже не всегда и не полностью осознанные.

ОЧЕВИДНЫЙ ОТВЕТ

Пожалуй, можно смело говорить о том, что определенная картина мира, картина человека и свое представление о том, что с этими картинами следует делать, существуют у любого человека. У многих из нас эти картины достаточно простые, схематичные и безусловно-категоричные.
Например, если бы некто сформулировал основания, на которых он строит свою жизнь и контакты с другими, он мог бы сказать: «Мир создан Богом. Он по своей сути хорош и справедлив. Человек по сути тоже хорош, но общество его портит. Если у человека проблемы, надо его просто пожалеть, и все станет замечательно. Справедливость снова восстановится».
У других людей, тоже не знакомых с философией и психологией, картины мира и человека могут быть чрезвычайно сложными, иногда противоречивыми, насыщенными деталями и нюансами. Вступая во взаимодействие с другим человеком, каждый из нас невольно транслирует свои — во многом мифологические — картины, сквозь призму которых воспринимает и партнера, и саму ситуацию.
Таким образом, «наивности» в подходе к пониманию психических явлений просто-напросто не существует в природе. Каждый — от дошкольника до старика — живет в своих мифах.
Кстати, в слово «миф» я не вкладываю ничего предосудительного или иронического и, разумеется, не берусь судить о близости к истине той или иной картины мира и человека. Нужно только признать изначальную «мифологичность» нашего сознания (об этом много писали Леви-Брюль, Леви-Стросс, Юнг и многие другие). А значит — хотим мы или не хотим — приходится признать наличие методологических установок, которые определяют не только наше мировоззрение, но и способы взаимодействия с другими людьми.
Тогда возникает вопрос: что лучше — познавая психику и взаимодействуя с ней, опираться на собственные, чаще всего слабо отрефлексированные установки и позиции, или на глубоко продуманные, обоснованные, логически выстроенные методологические основания, выработанные наукой? Вроде бы ответ очевиден. И этот ответ касается и психолога-исследователя, и психолога-практика.
Это значит, что, осуществляя взаимодействие с ребенком, психолог должен отчетливо осознавать, на каких принципах он организует свою работу, почему именно эти, а не другие приемы использует и каковы механизмы изменений, происходящих с его клиентом.
Если же деятельность психолога строится лишь как набор приемов без соотнесения с определенными методологическими представлениями, то это как раз и есть «фельдшеризм», о котором говорил Л.С. Выготский. Сразу представляется медсестра, которая умеет виртуозно делать уколы, но в критической ситуации, в отсутствие врача, находится в полной растерянности, потому что не имеет представления, какое лекарство ввести в шприц.
Психолог-практик, который на одном и том же коррекционном занятии бездумно использует поочередно метод свободных ассоциаций, «якорение» и эмпатическое слушание, напоминает такую медсестру, которая наобум вкалывает больному сначала клофелин, потом анальгин, а потом дистиллированную воду.

Игорь ВАЧКОВ,
доктор психологических наук

Продолжение следует