Записки начинающего психолога

Иногда я иронизирую и утрирую, что, надеюсь, будет понято правильно. Хронологию описываемых событий будет трудно проследить, но она в данном случае и не имеет значения. Получилось так, что самые ранние записи оказались в конце. Материал включает в себя некоторые фрагменты из журнала, который я вела, работая психологом в Центре (конечно, с измененными данными о людях и частично событиях, но не меняющими суть), записи из личного дневника и комментарии к ним. Подробно описана работа с первым клиентом — девочкой восьми лет.

Глава первая. Девочка

Сижу на кровати, на шкафу бубнит попугайчик, в углу спит песик, внутри шевелится новая, совсем еще маленькая самоактуализирующаяся личность. Передо мной лежат два картонно-бумажных изделия одинакового формата: диплом и открытка.

Диплом обычный, немного греет душу приписка «с отличием». Читаю во вкладыше: «Данный диплом дает право профессиональной деятельности в соответствии с уровнем образования и квалификации» — как и многое в университетской жизни, формально и расплывчато. Да, диплом дает право, но не дает практически никакой внутренней возможности заниматься этой самой профессиональной деятельностью в качестве того, кем ты теперь называешься согласно графе «Специализация», — психолога-консультанта.

Но обо всем по порядку, к теме диплома вернусь позже. Сейчас — об открытке.

Эту открытку беру всегда с первобытным волнением, знаю, что там, но только когда вновь восприму неровно написанные слова, в душу врываются странные, противоречивые чувства. Щемит сердце, то приятно, то не очень, а потом... хочется жить и работать, и так каждый раз. Девочка, подарившая ее, сама того не подозревая, подарила мне и мощный стимул к профессиональному самосовершенствованию. Ведь словам «дорогому целителю душ» (сказано сильно, пафосно, конечно) очень хочется соответствовать. Спасибо тебе, Девочка.

Так получилось, что эта девочка стала моим первым клиентом, и мне очень повезло, что этот первый опыт оказался успешным.

Пятый курс, близится зимняя сессия. Подходит ко мне преподаватель и говорит: «Ты делала в прошлом году для конференции доклад на тему смерти. Ко мне обратилась женщина за консультацией, у ее ребенка страх смерти. Я сама отказалась, так как не работаю с детьми, но рассказала о тебе. Хочешь попробовать?» Естественно, я сразу засомневалась в своих возможностях, и вообще все неожиданно вышло. «Конечно, мне очень интересно. Я согласна», — сказала я, ощущая непроизвольное подрагивание коленок. Договорились о встрече в субботу: мама с дочерью придут ко мне домой. На подготовку остается три дня. Подготовку имею в виду моральную.

Еще не забыты лекции по психологическому консультированию. Это хорошо, но приносит мне, как человеку гиперответственному, да еще и с перфекционистскими наклонностями, массу дополнительных переживаний. Нет практики консультирования под руководством опытного специалиста, да и вообще нет практики за исключением тренировочных репетиций в консультировании на семинарских занятиях с участием однокурсников. Нет специализации по детской психологии. Нет специально оборудованного кабинета. Вместо всего этого у меня есть только определенный багаж ЗУНов по психологии и комната, в которой собираюсь принимать первого в своей жизни клиента.

Как всегда со мной бывает, начинаю волноваться почти в самый последний момент, причем всегда до события. Например, ночь до важного экзамена могу не спать или мучаться в кошмарах, но как только вытяну билет, будто каменею, и мне уже не важно, знаю я ответ на девяносто девять процентов или на один. Так и сейчас. За ночь приснилось несколько вариантов предполагаемой встречи, несколько раз вставала посмотреть, который час (если спросите, зачем, не отвечу, не знаю), снова засыпала, обдумывала все сознательно, репетировала в уме.

Суббота, утро. Встаю в семь, занимаюсь стиркой. Встреча назначена на двенадцать часов дня. Одиннадцать часов — села и сижу, думаю, что со стороны выгляжу спокойной, внутри все кипит, и даже приходит малодушная мысль убежать из дому. Домашних выпроводила. Звонок. Напрягаю все возможные мышцы на три секунды, расслабляю, делаю глубокий вдох и медленный выдох. Открываю дверь. Приветливо приглашаю войти, раздеться и пройти в комнату. Я уже практически не волнуюсь, только отслеживаю, что несколько зажата.

Милые люди, сами того не подозревая, успокаивают меня рассказами о том, какой на улице снег и как непросто было добираться. Знакомимся. Я представляюсь по имени, мама девочки — по имени-отчеству. Девочку представила мама как раз в тот момент, когда я открыла рот, чтобы самой познакомиться с ребенком. А.Д. — мама девочки — сразу дала понять, что, по ее мнению, помощь требуется только ребенку и, соответственно, работать мне предстоит только с ребенком. Я пока ни на чем не настаиваю, задаю только один вопрос, состоящий из двух:

— Расскажите, пожалуйста, что вас беспокоит и каких результатов вы ждете?

А.Д., не раздумывая:

— Знаете, Л. уже несколько месяцев постоянно говорит и спрашивает о смерти, чего-то боится. Боится засыпать и оставаться одна, хотя раньше такого не было. Я хочу, чтобы вы помогли ей от этого избавиться. — вот так просто и быстро, по-деловому. Вопросы появляются потом. А сейчас:

— Хорошо, я позанимаюсь с Л. около часа, а вы придете за ней.

Далее я приведу записи, сделанные после работы, с некоторыми дополнениями и комментариями. Заменю только имена первой буквой имени. Мне это не очень удобно, так как имя ребенка я употребляла преимущественно в уменьшительно-ласкательной форме. Однако поменять имя на другое я не могу — язык не повернется назвать этого ребенка как-то иначе.

Мы остались вдвоем. Л. сидит, выглядит очень скованной, даже не осматривается в новом помещении. Предлагаю ей осмотреться, задаю общие вопросы. Затем спрашиваю, может ли она рассказать, зачем мама привела ее ко мне. И тут детеныш, не теряясь, почти слово в слово повторяет сказанное мамой, причем нашего разговора она не слышала, значит, подготовлена заранее. После небольшой беседы выясняется, что девочка боится темноты, смерти своей и родительской, а также что ее похитят и «сдадут на органы».

Л. — девочка восьми лет, учится во втором классе. С темными волосами, телосложение близкое к астеническому, совсем не похожа на мать. Единственный ребенок в полной семье.

В школе сложностей не возникает, класс маленький (13 человек — частная гимназия), с общением в классе проблем нет. По словам мамы, Л. трудно вступает в контакт с чужими людьми, смущается, стесняется.

Мое впечатление: несколько замкнутая девочка, ищущая душевного тепла. После коротенькой беседы я попросила ее нарисовать несуществующее животное. Уже сейчас я думаю, что диагностические мероприятия в виде тестирования не обязательны. Консультирование взрослых мне кажется вовсе нелепо начинать с тестирования. Хотя некоторые специалисты предлагают множество тестов для использования в консультировании взрослых людей, мне лично это не близко. Я прекрасно понимаю смысл и ценность такого способа работы: исследовав личность, указать на слабые стороны и ресурсы. Но я считаю, что все то же самое можно выявить в беседе, используя техники консультирования.

Затем играем в слова. Для этого я прошу Л. сначала выбрать три самых понравившихся цвета из карандашей и, заштриховывая ими пятна на листе, произносить слова, приходящие в голову. Что касается данной техники, ее я придумала сама, опираясь на психоаналитический метод свободных ассоциаций. Далее то же самое, только с наиболее понравившимися цветами. Затем игра с мячом: я кидаю мячик и называю слово из полученного списка, а Л. возвращает мне мячик с прилагательным или глаголом для этого слова. Таким образом, у нас получились и разминка, и поиск материала для дальнейшей работы, выявились проблемные и ресурсные зоны.

Называя «плохие» слова, Л. озвучила много связанного с ее страхами («гадалка», «убийца», «баба-яга», «темнота» и др.)

К этому времени Л. уже давно расслабилась и спокойно шла на контакт.

— Отдохнула немного?

— Да.

— Тогда продолжим. Можешь рассказать, чего ты боишься поподробнее?

— Я боюсь быть одна в своей комнате, когда темно. Еще мне мама рассказывала, что есть люди, которые ловят детей и продают их на органы, чтобы их убить и забрать, например, почки.

— Вот оно что! А ты бы хотела поиграть в то, что тебя пугает?

— Как?

— Вон теми игрушками.

Показываю на коллекцию миниатюрных игрушек. Признаться честно, это была очень маленькая коллекция. Оказывается, собирать игрушки вовсе не простое дело. За целый год удалось только утроить набор игрушек.

— Хочу. — Кивает.

— Тогда давай сделаем это в следующий раз, так как сейчас у нас остается мало времени. Зато его хватит, чтобы придумать, что именно мы будем проигрывать, где будут происходить события.

— Можно в моей комнате?

— Конечно. Расскажи, какая у тебя комната. Или можешь нарисовать план. — Берет лист и рисует план комнаты, затем объясняет.

— Хорошо, Л. Как ты считаешь, на сегодня мы можем закончить?

— Да. — При этом девочка довольно удивленно смотрит на меня. Не привыкли дети, чтобы взрослые спрашивали у них разрешения, причем вполне серьезно.

Мама уже несколько минут поджидает в коридоре. Договариваемся о следующей встрече и прощаемся.

Вторая встреча состоялась через неделю. (Работа с игрушками. Рисунок страха и его уничтожение.)

Сейчас, читая эту запись, думаю: «Какая избитая техника» — это о рисунке страха с последующим уничтожением. На первых порах я ее использовала при работе с каждым ребенком независимо от того, есть ли у него выраженные страхи или нет. Это весьма удобная техника для расслабления ребенка. К тому же я не встречала детей, которые не любят игры с огнем. Огонь символически противоречив: тепло и свет с одной стороны, а с другой — смертельно опасное разрушение.

Кукла-оберег в подарок, так как у девочки завтра день рождения. А мне просто захотелось сделать Л. приятное и оставить память о себе.

А.Д. привела Л. и ушла, сказав, что вернется через час. Л. прошла в комнату села на свой стул, потом встала, побродила, рассматривая предметы, села обратно.

Работа с игрушками.

— Л., помнишь, мы в прошлый раз договорились поиграть? Ты готова начать прямо сейчас?

— Да.

— Тогда смотри, сколько игрушек! Выбери из них ту, которая, как тебе кажется, больше всего похожа на тебя, и это будешь ты.

Перебирает игрушки, смотрит, быстро находит «себя». Это белая кошечка с очень милой мордочкой, маленькая, пластмассовая.

— Л., а почему ты выбрала именно эту?

— Она мне нравится, она красивая и добрая.

— Хорошо.

— А что это такое? — спрашивает Л. и тянет руку.

— Подожди, пока не трогай, это я для игры приготовила. Пусть пока это будет привидение. Похоже?

Кивает головой.

На столе стоит игрушка, закрытая синим лоскутком. В глазах девочки заинтересованность. Она постоянно поглядывает на загадочный лоскуток с некоторой опаской.

Еще на прошлом занятии решили, что будем разыгрывать сценку в импровизированной комнате девочки. Тогда же она мне нарисовала план своей комнаты, где особое внимание уделила кровати, спинка у которой в виде морской раковины. К следующему занятию я сделала бумажную кроватку. Когда мама привела Л., они обе узнали в моей поделке знакомую кровать.

— Ты уже знаешь, что будет происходить в твоей комнате?

— Нет.

— Тогда давай придумывать по ходу. Только для начала следует сделать саму комнату.

Л. берет кубики, кроватку и быстро формирует игрушечную комнату.

— Кто будет в комнате кроме тебя?

— Никого. Мама и папа спят у себя.

— Спят? Так значит, это будет ночь?

— Ага. Я ведь ночью начинаю бояться и вечером, когда темнеет.

— Тогда бери «себя» и пройдись по комнате, расскажи, чего здесь можно бояться.

— Я боюсь бабы-яги. Она прячется за шторкой, а когда я ложусь, залезает под кровать и, если я встану, может схватить за ногу.

— Баба-яга.

— Ну я не знаю, кто это, но кто-то страшный.

— Кто-то страшный.

Такое повторение фраз за клиентом меня сначала забавляло — наверное, переусердствовала в репетиции этой техники на практических занятиях в институте. Вскоре я поняла, что это эффективнейший прием. Позже я заметила, что его используют в повседневном общении люди, с которыми приятно говорить, делая это неосознанно.

— Она хочет меня напугать и украсть.

— А ты не знаешь, зачем она хочет тебя напугать и украсть?

— Наверное, у нее работа такая.

— Работа? А как ты думаешь, она ночью хочет спать?

— Да.

— Ты можешь предположить, как она выглядит?

— Не знаю.

— Тогда давай то, что спрятано под тряпочкой, будет бабой-ягой, ведь ты все равно не знаешь, как она выглядит.

— Давайте. Давайте спрячем ее здесь, возле окна, за шторкой.

— Давай.

Беру накрытую игрушку, ставлю в указанное место.

— Что теперь?

— Я пойду спать. Я ложусь на кроватку. — Укладывает кошечку на кроватку и укрывает. — И вот сейчас мне уже страшно, я не смогу даже встать, надо укрыться с головой.

— Л., вспомни, это ведь игра, и в ней ты можешь сделать то, что трудно делать на самом деле, а еще ты можешь даже то, что в жизни невозможно.

Смотрит на меня вопросительно.

— Да, например, увидеть бабу-ягу и поговорить с ней. Еще ты можешь встать с кроватки и пройтись по комнате.

Л., затаив дыхание, берет кошечку и ведет ее прямо к окошку. Смотрит на меня.

— Делай что хочешь, я рядом. Можешь заглянуть за шторку.

— Страшно.

Л. сдергивает лоскуток и взвизгивает. Кошечка отскакивает.

— Что-то непонятное, а кто это?

— Баба-яга.

Я на самом деле выбрала странную игрушку — голову с забавной рожицей на пружинке синего цвета.

Л. смеется. И говорит:

— Ты кто? — кошечка спрашивает игрушку.

— Баба-яга.

— Л., ты сама спрашивай и сама отвечай, ты будешь говорить и за себя, и за бабу-ягу. Если хочешь, я буду играть за бабу-ягу и говорить то, что ты придумаешь.

— Ага.

Диалог игрушек. Л. его придумывает, а я повторяю слова бабы-яги с той интонацией, какую Л. мне называет:

— Привет.

— Привет.

— Зачем ты пришла?

— Тебя пугать.

— А зачем?

— Просто так. Ты ведь меня боишься, вот я и пугаю.

— А ты не устаешь?

— Устаю.

— Хочешь чаю?

— Да.

— Сейчас пойду, налью.

Кошечка идет на кухню и приходит с чаем — Л. находит в игрушках две маленькие кружечки.

— На, угощайся. А хочешь бублики?

— Да.

Л. кормит бубликами и поит чаем бабу-ягу, пока та «сама» не говорит «хватит».

— А где ты живешь?

— В лесу.

— А ты можешь меня не пугать?

— Могу, мне и самой лень, лучше поспать.

— Если тебе скучно, то найди себе друзей и веселись с ними.

— Хорошо, я даже про это не думала. Спасибо.

— Можно тебя потрогать?

— Потрогай, если хочешь.

Кошечка и сама Л. прикасаются к бабе-яге.

— Ну, тогда я пойду спать.

— Пока.

— Пока.

— Л., как ты себя сейчас чувствуешь?

— Хорошо.

— Если хочешь, походи, разомнись.

Встала и, пританцовывая, начала разгуливать по комнате.

— Порисуешь?

— А что?

— Свой страх, а потом уничтожишь его.

— Ага. — Активно кивает головой.

Рисует страх. Рисунок очень напоминает ее же несуществующее животное, только выполнен в преимущественно черном цвете, появились шипы, рога, зубы. Надавливание на карандаши значительно усилилось. Больше стали глаза и сильнее прорисованы.

Лицо девочки серьезное, сосредоточенное, челюсти напряжены.

— Все.

— Тебе нравится?

— Нет, урод.

— Ты его будешь уничтожать?

— Да.

— Хочешь сжечь?

— А можно?

— Разумеется. Можешь сначала его порвать или помять, или так поджечь.

Даю Л. сковороду и спички. Она рвет рисунок на мелкие части и поджигает, подкидывая рассыпавшиеся в стороны кусочки бумаги в огонь. На лице — восторг.

— Давайте его смоем.

Идем и смываем пепел в раковину.

— Ну, Л., как сейчас настроение?

— Еще лучше.

Приходит мама, спрашивает, что за запах, Л. начинает, путаясь, рассказывать, что она делала. Прощаемся.

После этих двух встреч состоялась беседа с мамой. Я ей рассказала о психологических особенностях возраста ее дочери и про то, чем и зачем мы с Л. занимались. А.Д. слушала меня очень внимательно, задавала вопросы. Появилось ощущение значимости моей деятельности и знаний, я чувствовала, что мои слова до нее доходят.

Еще раз мы встретились с А.Д. через полтора года. Она рассказала, что Л. больше не боится спать одна и наша куколка висит рядом с кроватью.

Наталья АРХАНГЕЛЬСКАЯ,
г. Находка, Приморский край

( Продолжение следует)