О телесно-ориентированной терапии
и театральной педагогике в школьной практике

Коды реальности

Вряд ли можно найти психолога, который использует в своей работе только одну методику. Человек непосвященный может быть уверен, что «личный психоаналитик» врачует его душевные раны исключительно по старику Фрейду. Но если такой клиент напряжет память, то вспомнит, что иногда психолог просил его что-то нарисовать, иногда обращался к его телесным ощущениям, а порой даже просил поговорить со своей болью. Далеко не все признают терапевтическую роль НЛП, но большинство использует в работе «ключи глазного доступа» и знание о модальностях. Многим арт-терапевтические методики кажутся слишком детскими. Между тем именно они наиболее информативны, когда у взрослых клиентов срабатывает сопротивление.

Сегодня мне хочется проследить, как переплетаются в консультативной практике школьного психолога методики телесно-двигательной и гештальт-терапии, элементы НЛП и театральной педагогики. Насколько полезными они оказываются в каждом случае, как вплетаются в рабочий сценарий.

Когда маме некогда…

Семилетнего Игоря как подменили. Аккуратный, способный и симпатичный малыш еще месяц назад радовался сам и радовал окружающих, а тут прямо беда какая-то стряслась. Педагоги в один голос жалуются: мальчик стал непослушным, не выполняет заданий в классе, отказывается делать домашнюю работу. Даже любимое «изо» превратилось для него в муку, а для преподавателя — в тяжкое испытание. Первоклассник замазывает весь лист темной краской, не желает рисовать свои любимые машины, ходит по классу. А ведь уже апрель, мальчик давно освоился в школе, да и к дисциплине привык легко: к концу сентября спокойно сидел за партой, легко выдерживал недетсадовские нагрузки.

К психологу обратилась мама Игоря, красивая молодая женщина, откровенно измотанная воспитанием троих детей и довольно ответственной работой. Она разводила руками: «Уже месяц ничего не могу сделать, не слушается, капризничает, стал хуже спать».

Малыш тем временем осторожно, как-то бочком подбирался к узкой школьной лавочке, на которой сидела его мама. Мы продолжаем разговор, а он — свое движение к ней. Тихонько подсаживается на уголок, подвигается поближе к огорченной женщине, как будто не замечающей своего сына, садится, а потом начинает медленно, как во сне, клониться на бок. Я осторожно, одними глазами, показываю маме это движение ребенка к ней. А она вдруг тяжело вздыхает, с силой облокачивается на стену за кушеткой и произносит: «Ужасно устала! Кажется, хочу только одного — выспаться». Я снова показываю ей на мальчика. Его тело к этому моменту как-то совсем обмякло и оседает к стене и чуть более опасливо — эдаким неуклюжим мешочком — заваливается под мышку к недоступной бизнес-леди. Она и сейчас как будто продолжает мысленно куда-то спешить: не прекращается движение воспаленных глаз, тело напряжено, дыхание учащенное и порывистое. Все время посматривает на дверь, поправляет сумочку, огорченно пытается «привести в чувство» сына — как-то приподнять, встряхнуть, разбудить. Но Игорь не обращает внимания на мамины «призывы к порядку». Его тело живет в другом ритме. Ему явно не хочется отпускать маму, выходить из теплой комнаты, бежать домой.

Подсаживаюсь поближе и шепотом спрашиваю малыша, чего он хочет сейчас. Оказывается тоже — спать! И еще он хочет к маме — об этом красноречиво говорит детская рука, упавшая ей на колени, наклон корпуса в ее сторону. Сажусь поближе и помогаю этому «движению к…» состояться. Прошу маму ну хоть на минуточку забыть о делах и немного передохнуть. Кажется, она рада этому предложению, но напряженность в теле остается (ей пора бежать на работу, передав мальчика на руки к бабушке). Но... у ребенка явно другие планы. Обращаю на это внимание мамы. Она только кивает головой понимающе и вздыхает. Предлагаю обнять мальчика и посидеть так несколько минут.

Ребенок тем временем почти заснул, он радостно прижимается к маме (наконец-то это разрешено!), его дыхание становится более ровным и спокойным. Мама добросовестно выполняет мои инструкции, но ей трудно расслабиться, тем более на глазах у чужого для нее человека. Прошу ее посмотреть на часы и выделить ровно пять минут свободного времени: «Возможно, это у вас сегодня единственная возможность спокойно пообщаться с ребенком. Вечером вас захватят дела, а мальчик может отказаться от контакта». Женщина кивает головой — она видит, что Игорь действительно почти спит, обняв ее одной рукой.

Взгляд ее все еще напряжен, немного подрагивают пальцы. И все же она явно рада передышке. В какой-то миг происходит едва заметная перемена. Женщина и мальчик вдруг начинают дышать в такт, фигура склонившихся друг к другу матери и ребенка становится единой и завершенной. Потом они так же слаженно встанут и пойдут вместе. Ритм движения будет новым – не порывистым, а гораздо более мягким и уравновешенным.

Если бы им удалось повторить этот маленький «этюд» дома! И как жаль, что многим сегодняшним матерям действительно страшно некогда.

…Тело не обманешь. Затянутое в корсет делового костюма, оно отказывается играть роль мягкой и оберегающей матери. Женщина-завоевательница, женщина — защитница очага становится более жесткой, резкой. Налет вечной спешки ощущается в ее движениях и взгляде, оседает в атмосфере ее жилища. Ребенок же бессознательно считывает эти «коды» реальности, реагирует на ее сигналы. Он вынужден физически подстраиваться к матери и.... сам становится более резким и тревожным.

В тот день Игорь ушел из школы вместе с мамой, не слишком сопротивляясь. До этого — убегал от нее, пытаясь продлить школьные игры с одноклассником. Тела и души, которые настроились друг на друга и сыграли свою игру в унисон, стали дружнее. «Движение к…» состоялось. А значит, сегодня моя работа не прошла даром. Ура! Да здравствует телесно-ориентированная терапия!

«Рожать легко! Я знаю!»

Полина вместе с мамой ждет появления на свет маленькой сестрички. Не знаю, кто устал от ожидания больше! Девочка рвет в клочки рисунки и листы с домашними заданиями, шумит, бурно выясняет отношения на переменах и ссорится с одноклассниками. Иногда сильно обижает ближайших соседей по классу: вчера бросилась в Ваню тетрадкой, и детей пришлось разнимать. «Уж скорее бы мама родила! А то я уже не могу!» — нетерпеливо перебирая ногами и дергая занавеску, громко выкрикивает Полина. Подружка-первоклассница утешает ее как умеет: «Не бойся. Рожать легко! Я знаю». Ну куда денешься от такого опыта?!

Видели бы вы позы говорящих. Длинноногая, высокая Полина в постоянном движении. Лучшая на ритмике и в спортивном зале, одна из самых сильных учениц. Активно тянет руку на уроке, быстро бегает и так же быстро думает. Она и сейчас, стоя на месте, как будто несется куда-то. Волосенки немного дыбом, глазами косит в сторону, готовая сорваться по любому окрику кого-то из ребят. Ни дать ни взять молодая лошадка на старте. А рядом — степенная Саша (та самая, которая знает, как рожать). Круглолицая, румяная, с небрежно прихваченным на затылке хвостиком и ярким бантом. Всегда немного спросонья, всегда в своих мыслях. Она даже отвлекается эдак по-особому: мечтательно прихватывает зубами ручку, левой рукой подпирает молочно-розовую щеку, а правая болтается в проходе между партами. Правая нога обитает там же: живет своей жизнью, заигрывая с утерянным к этой минуте башмаком.

«Саша, ты где витаешь? Какую букву мы сейчас повторяем?» — строго спрашивает учительница, разглядев задумчивую фигуру на третьей парте. «Я? — медленно отзывается Саша. — Я в облаках». Душа у Саши русская, румяная, самоварная и с размахом. Если она сочиняет сказку, то сказка эта длится бесконечно, обрастая целым комом фантастических подробностей. А тело так и просится на полотно Кустодиева. Не хватает только ярко-красного сарафана.

У Саши с успеваемостью нелады. Она никак не научится отличать букву «З» от буквы «Е» (логопед поговаривает о легкой дисграфии), но зато любит танцевать. На занятиях психологического кружка тяжело и основательно выбивает ритм — свой собственный. Если ей напоминаешь тот, который следовало повторить, искренне удивляется. Иногда (когда я кажусь ей очень надоедливой) говорит, что ее мелодия все равно лучше. Ну кто же станет спорить!

Злополучные «Елка» и «Зайка» разворачиваются у нее буквенным пузом в неправильную сторону. Но и тут на помощь приходит телесно-ориентированный метод. Рисую для нее специальную картинку (визуальное подкрепление). Елка на картинке живет слева (туда же надо крутить рукой, чтобы написать букву «Е» — здесь в ход идет кинестетика, движение всего тела включается в процесс письма). Зайка на рисунке обитает справа. Вот его круглая маленькая голова, которая плавно переходит во второй полукруг — изображение зайкиной спинки («Саша, обведи хорошенько линию!»). Пузо заячье я нарочно изображаю лохматым, чтобы Сашу не тянуло «крутить восьмерку» в неправильную левую сторону. Потом мы читаем стишок и разыгрываем сценку про пушистого зверя, который дрожит от холода в лесу (дети, участвующие в действе, добросовестно изображают холод, скачут зайцами, а заодно запоминают стих и учатся писать непослушные буквы). Такое театрализованное, эмоционально насыщенное запоминание куда веселей и эффективней обычной зубрежки наизусть.

У Саши персональное задание. На слове «Елка» она должна повторить рукой контур буквы и затем показать всем, какая эта елка колючая. Радость и смех (без позитивного подкрепления тут никак не обойдешься) усиливаются тем, что ветка была настоящая (мне долго пришлось разыскивать одноименное деревце в Московском лесопарке!). Колючая подсказка сначала весело и ко всеобщему восторгу покалывает Сашины пальчики (только левую руку!), а потом перекочевывает в ее левый карман. Прошу маму повторить дома сказку про ель и зайца и не забывать, что там, в левом кармане, лежат колючки.

Дети довольны — они поиграли в заячьи игры, посмеялись, отдохнули. Саша, оказавшись в центре круга, довольна вдвойне. Она не замечает, что чему-то учится, для нее все это развлечение. Разумеется, все придется повторять снова и снова, каждый раз придумывая новые детали. Но зато старания оказываются не напрасными: «чудо» опять произошло (методы театральной педагогики и телесно-ориентированной терапии, оказывается, работают и здесь!) — через месяц девочка перестала зеркально переворачивать буквы «З» и «Е».

Вода в решете

Ох, если бы все проблемы решались так легко! Сашина невнимательность, отвлекаемость, слабая пространственная координация страшно мешают ей заниматься. Безудержные фантазии уносят девочку вдаль от утомительных занятий в школе. Пытаюсь уцепиться за них. Стараемся сочинить вместе сказку, сделать ее более логичной, законченной. Прошу маму помочь ребенку записать сочиненное дома. Увы, к следующему занятию девочка приходит абсолютно не готовой. Мама «не услышала», что задание следовало доделать дома.

От совместных занятий с педагогами, логопедом и психологом женщина ждет одного — спасительной прививки знаний, не требующих от нее усилий. «Вы позанимайтесь, а я к четырем ее заберу». Мы занимаемся, а мама продолжает «не видеть» заданий, не понимать и не принимать никаких иных стилей и условий игры, кроме стиля обслуживающего. Ребенок чувствует это, отчаянно манипулирует матерью, старается повернуть задания по-своему.

Сашина богатая фантазия, сверкающая ярким бисером на фоне унылой неготовности к любому усилию, как будто рассыпанное по полу ожерелье — красиво, да не соберешь. Ребенок способен делать только то, что хочется, «надо» для Саши не существует, его можно и нужно создавать извне. Но ниточка, на которой ожерелье должно держаться, слишком тонка: усилия, затраченные на подготовку в школе, разрушаются домашней пассивностью. К сожалению, Сашиной маме кажется, что к ее дочери «придираются» и вообще «хотят выжить из блатной английской школы для богатых».

Эту унылую игру родителей с педагогами я называю для себя «Вода в решете». Тоже своего рода театр, но финал у такой драматургии обычно печальный. Если родитель поддерживает занятия и установку на обучение и развитие, если следует рекомендациям, помогает ребенку в выполнении заданий, ищет способы решения детских проблем, — успех обеспечен даже в самых трудных случаях. Если же за стенами школы Сашу, Машу или Артема ждет «вторая реальность», в которой можно все, что хочется; если учеба, оценки, реальные достижения — это «показуха» и родители все время дают понять, что «придирки» учителей только от злобы и зависти «старорежимных школьных теток», — то прогнозы часто неблагоприятные. Отстающий ребенок удерживается в школе, перебиваясь с двойки на тройку, но самооценка его страдает от хронической неуспеваемости и насмешек одноклассников.

Как жаль, что прелестные, но абсолютно нелогичные Сашины истории про «капитана Хаппи» уже сейчас вызывают у одноклассников смех и непонимание. Ведь истории-то феерические! Я пытаюсь выстроить на этом защитном фантазировании какой-то каркас для занятий, подключаю к сочинению сказки других детей. Катя и Адиля придумывают новый поворот сюжета, но Саше он не интересен — взаимодействию с одноклассниками ее тоже надо учить. Она быстро убегает «смотреть мультики», как только нить сочинительства уходит из ее рук.

Работа состоит не только из побед. Это всегда грустно. Иногда я продолжаю свои попытки. Иногда честно признаю поражение. Не смогла, не готова, чего-то не умею. Чему-то надо научиться.

Ужасно обидно за капитана Хаппи...

Наталья ЯРОШУК,
психолог-консультант,
Москва

Окончание следует