Физическое и символическое пространство детской игры

Физические предметы, которые ребенок использует в игре, являются скрепами, соединяющими мир образов фантазий и мир обыденной реальности. Такими предметами могут стать объекты совершенно разного масштаба, начиная от элементов ландшафта (горки, дома, деревья, скамейки) и кончая игрушкой в руках ребенка. Они выполняют роль скреп потому, что одновременно принадлежат обоим мирам. Всякая игрушка или физический объект, по поводу которого ребенок фантазирует, являются предметами материального мира, но также и средствами воплощения мыслимого, воображаемого содержания. Эту символически-знаковую функцию, эту способность быть материальным средством выражения психического содержания, носителем смысла предмет начинает приобретать для ребенка только после полутора лет. Именно в этом возрасте происходит первая предсказуемая революция в детском интеллекте, включающая в работу сугубо человеческую способность к символизации, которая обеспечивает построение смысловой картины мира.

После двух лет и далее ребенок познает и исследует свои новые интеллектуальные возможности и достаточно быстро ставит их на службу своей формирующейся личности. Теперь он может, используя небольшое количество игровых предметов (предметов, на которые опирается его внимание и с которыми работает его фантазия) и неограниченные возможности своего воображения, моделировать любые интересные для него ситуации и проживать их в заведомо безопасной обстановке, твердо зная, что в конечном счете течение событий всегда подчинено его воле. Ребенок, безусловно, является абсолютным монархом в своем фантазийно-игровом царстве, встроенном в обыденную жизнь и при этом неподвластном ее законам, потому что это царство живет по законам психической, а не материальной реальности.

Легкость психического созидания любых желаемых сцен с использованием для этого подручного минимума материальных объектов, выступающих в роли игрушек, приводит к тому, что ни отдельные дети, ни детское сообщество в целом не закрепляют свои достижения в устойчивых материальных формах, как это всегда делают взрослые. Куда ни глянем — везде увидим творения взрослого мира, воплощенные в дереве, камне, бетоне, бронзе и т.п. По сравнению с этим особенно хлипкими выглядят недолговечные материальные творения детей — снежные бабы и снежные крепости, песочные замки, запруды из грязи, бумажные кораблики, шалаши из веток, «штабы» из кусков фанеры или картона, рисунки на асфальте и песке. Из-за этого материалистически мыслящий простак вообще может подумать, что детская субкультура и деятельность ее отдельных представителей чрезвычайно эфемерны и малосозидательны, поскольку достойных плодов их трудов нигде не видно. Однако человек, осознающий, что психическая реальность существует не в меньшей степени, чем реальность материальная, поймет, что все не так просто.

Наоборот, психическая творческая активность детей, которая воплощается в создании игровых ситуаций, пространств и целых миров, поражает. Эти творческие создания фиксируются в материи внешнего мира на недолгое время и как бы намеками, легкими материальными штрихами, вроде пары стульев, накрытых одеялом и изображающих домик, или просто магического круга, сделанного мелом на асфальте, куда забирается ребенок с криками: «Чики-траки, я в домике сижу, меня не пятнать!»

Весь этот лаконичный материальный антураж используется как декорации в театре для того, чтобы создать в реальном мире несколько вещественных «зацепок», при помощи которых обозначаются места «сгущения» событий фантазийного мира, а также границы и основные смысловые точки символического пространства игры.

Поскольку это игровое пространство наложено поверх реального ландшафта сада, двора, игровой площадки, то дети используют уже имеющиеся там деревья, кусты, скамейки, песочницы и пр. как игровые объекты, иногда экономно добавляя к ним нужные детали из подсобных материалов. Основная творческая работа происходит на психическом плане, когда скамейка преобразуется то в домик, то в корабль, то в мост. Посторонний наблюдатель, не допущенный в пространство игры, видит только скучную скамейку, ему не открывается феерическое разнообразие содержательных фантазийных форм, которые она может приобретать.

Скорость психического конструирования игровых образов, сложность и причудливость их устройства очень велики — они не соответствуют медленному течению времени материального мира, где все строится долго и необходимо преодолевать сопротивление вещей. Поэтому дети действуют максимально экономично, частично «заякоривая» психические образы в материи внешнего мира при помощи игровых объектов. Пятачок маленького сквера с несколькими толстыми деревьями, за которыми можно спрятаться, парой скамеек, клумбой цветов и невысоким забором, через который можно перелезать, способен стать местом разнообразных игр. Для ребенка этот маленький сквер полон множеством произошедших в нем увлекательных событий и спокойно вмещает в себя игровые пространства любых масштабов.

Детская игровая и социальная жизнь тяготеет к определенным местам. Для младших школьников имеет значение и наличие игровых ресурсов места, и его заповедность, неподконтрольность всевидящему оку взрослых, и возможность регулярного пребывания там достаточное время, и хозяйское отношение к нему — «наш садик», «наш двор», «наша поляна».

Очень важно присутствие там не только рукотворных, но прежде всего природных объектов — деревьев, кустов, травы, пруда, ручья, луж, песка. Они — настоящие, они созданы не людьми, они Божьи создания, как и сами люди, они живут собственной жизнью, меняются, пребывают в разных состояниях, поэтому к ним интересно присоединяться, с ними можно плодотворно общаться, наблюдать и учиться у них, играть с ними.

К сожалению, взрослые чаще понимают природную среду, особенно на территории детского сада или на пришкольном участке, как декоративные «зеленые насаждения», а не природное пространство детского мира. В лучшем случае детям дозволяется его частично использовать, но только в редких случаях оно осознается взрослыми как психологически значимое пространство детского бытия, а еще реже — культивируется как таковое.

Многовековая история взрослого искусства создания парков и садов знает много тонкостей того, как в окультуренном природном пространстве сада его создатель моделирует ландшафт человеческой души. Аллеи — для романтических прогулок, тенистые уголки со скамейками — для размышлений и мечтаний, места для созерцания вод, философские сады камней — много всего умеют делать взрослые для настроя человеческой души, чтобы зазвучали в ней нужные струны.

Однако если посмотреть на детские территории в наших городах, то кажется, что культура садов для детей не существует вообще. Деревья воспринимаются современными взрослыми как декорация, которая должна присутствовать. Но руководители детских учреждений бессознательно воспринимают их прежде всего в негативном аспекте: с них сыплются листья и они могут упасть. Например, украшением территории детского сада напротив моего дома много лет было раскидистое дерево с прямым толстым стволом и красиво сформированной кроной, где гнездились птицы. Оно стояло в центре большой лужайки и было доминантой этого пространства. Под его сенью, вокруг него было любимое место детских игр — своей мощью оно удерживало весь ландшафт и наполняло его жизнью, контрастируя с худосочными кривоватыми деревьями по периметру забора. Именно этого главного героя и спилили, как только появились деньги, — оно было абсолютно здоровое, но слишком толстое. Выбор делается в пользу маленького и тонкого, менее самостоятельного, более игрушечного. Теперь обнажившееся пространство пустынно, там никто не играет — не к чему пристроиться, трудно привязать игру к голому мертвому месту.

там, где кипит детская групповая и игровая жизнь, обычно процветает и детская субкультура, помогающая направить и социально оформить общение и игру. Недаром названия отдельных видов детского фольклора взрослые часто привязывают к тем местам, где дети им активно пользуются: «уличные» считалки и дразнилки, «дворовые» игры, фольклор «школьных уборных» и «горшечных» детского сада¹.

Можно сказать, что определенные формы жизни детской субкультуры обычно связаны с определенными типами мест в «феноменальном ландшафте» детей. Поэтому уменьшение количества таких мест или невозможность пребывания там детей из-за ограничений со стороны взрослых, что типично для современных больших городов, чаще всего приводит к деградации отдельных пластов детской субкультуры. Причем самыми уязвимыми и легко разрушаемыми являются те традиции детской субкультуры, которые обеспечивают наиболее сложные и тонкие виды сотрудничества и группового взаимодействия детей друг с другом, а наиболее стойкими оказываются более эгоцентричные протокультурные формы взаимоотношений с ландшафтом.

---

¹ Фольклор «детских уборных и горшечных» — это обычно неприличные стишки и детские анекдоты, относящиеся к так называемому скатологическому, или, по-детски, «какашному» юмору. Он типичен для дошкольников и младших школьников и связан с психологической проработкой и изживанием эмоционально значимых проблем, относящихся к эпохе «туалетного тренинга» — раннедетской истории приучения к горшку и контролю за своими выделительными функциями, что обычно вызывает у многих детей напряжение и тревогу. Через несколько лет эта проблематика ими прорабатывается, развенчивается и осмеивается в детских фольклорных текстах и игровых групповых ситуациях. Поэтому присутствие скатологического юмора у взрослых считается инфантильным пережитком, признаком неизжитых детских проблем.

Мария ОСОРИНА,
кандидат психологических наук,
доцент факультета психологии СПбГУ