Речевая защита и речевая агрессия подростков

Окончание. Начало см. в № 14/2009

Подросток в силу возрастных особенностей (ориентация на сверстников, конформизм и проч.) способен варьировать свою речь в зависимости от стиля общения, ситуации и личности собеседника. С одной стороны, такое принятие словесного состава речи и стиля общения партнера по диалогу несет в себе возможность ориентировочного познания многообразных вариантов речи; с другой стороны, этот феномен речевого поведения подростка следует рассматривать как возрастную речевую зависимость.

Тот факт, что подросток из различных вариантов речевого поведения нередко выбирает именно наиболее грубый, сниженный, требует дополнительного пояснения. Как ни странно, ненормативная лексика, как и любая другая лексическая группа языка, имеет свои «сильные» стороны, чем и объясняется ее живучесть. Мат притягателен (любой носитель языка, честно оценивающий реальную речевую практику, подтвердит эту очевидную истину). Мат имеет свои преимущества перед другими единицами речи. Перечислим эти преимущества по порядку.

1. Мат сродни междометию: он позволяет вербализовать, то есть выразить в материальных единицах речи, различные чувства (восторг, восхищение, досаду, горечь, злость и др.).

2. Мат обладает такими качествами, которые можно назвать речевой компактностью и функциональной универсальностью. При помощи одного-двух десятков бранных слов можно сформулировать практически любое речевое сообщение и выразить его кратко, емко и образно.

3. Мат — экстравагантная форма романтизации секса (разумеется, если иметь в виду, что термин «романтизация» буквально означает перевод любого предмета или явления из разряда обычных в разряд необыкновенных). Гротескное (от фр. grotesqe — искаженное, уродливо комическое отображение жизни) изображение полового акта (а именно это происходит в процессе описания последнего в речевых единицах мата) привлекательно практически для любого человека, а тем более для подростка.

Как видим, проблема очищения (санации) разговорной речи вообще и речи подростков в частности чрезвычайно сложна и многообразна. К тому же она очень стара. Если говорить об истоках современных ругательств в отечественном языке, то тут можно выделить по крайней мере следующие позиции:

— срамной русский фольклор, ставший почвой для возникновения многих ругательств;

— отголоски древних языческих обрядов, нередко основанных на праздниках-оргиях, которые вышли из первобытного культа плодородия; нетрудно вообразить, что во время отправления таких обрядов жрецами и рядовыми участниками произносились определенные заклинания, раздавались реплики и вопли, которые впоследствии могли быть переосмыслены, трансформированы и пр. (существует теория, согласно которой некоторые современные ругательства когда-то служили приветствиями);

— традиционная народная смеховая культура, которой была свойственна глумливая аллегория женского и мужского начал;

— отголоски патриархата, предполагающего несомненную победу «мужского пика над женским кратером», что не могло не сказаться на формировании особого мужского арго (социального диалекта).

Это — история, причем очень древняя. В новейшую эпоху укрепление позиций нецензурной брани приходится на последние советские десятилетия, что можно рассматривать как реакцию на лживую партийную пропаганду, как антитезу официальному языку, идеологическому словоблудию.

Кстати, само понятие «нецензурное выражение» (ср. «непечатное слово») недвусмысленно намекает на наличие реальной цензуры. В условиях, когда сказанное с трибуны или напечатанное в газете слово не обеспечено правдой, бранное выражение подсознательно может восприниматься людьми как носитель вожделенной правды.

С прошлым как будто разобрались. Теперь — о перспективах. Они довольно радужны для ругательств и весьма неутешительны для нас, носителей языка: похоже, человечество обречено, говоря языком шахматных терминов, на «вечный мат».

Обратимся к уже упоминавшемуся Юрию Рюрикову: «Ругательства, наверное, будут нужны человеку всегда, причем в двух своих ролях — как слова-успокоители, лечащие себя, и как слова-агрессоры, бьющие другого... Ругательные слова — как бы маленькие мощные катапульты, которые выбрасывают из нас заряды гнева, злобы, досады, — ведут себя как санитары нашей души или налетчики на чужую».

Обыденному сознанию трудно принять ту точку зрения на обсуждаемую нами проблему, согласно которой любая лексическая группа языка, в том числе и ненормативная лексика, имеет право на существование. Между тем бытование языка подчиняется закону целесообразности, и все то, что бесполезно, из языка исторгается, а все полезное живет и развивается. С другой стороны, нельзя не считаться с тем очевидным фактом, что нормальному человеку площадная брань режет слух. Это объясняется отнюдь не незыблемостью норм речевого этикета, а тем, что в сознании такого человека происходит мгновенная и неосознанная дешифровка любой услышанной фразы, и тогда каждое слово соотносится с тем предметом или явлением, которые оно обозначает. То есть обыкновенно люди, услышав реплики, включающие в себя генитальный мат, неосознанно представляют себе те процессы, которые эти реплики обозначают буквально.

Вот как объясняет это явление в работе «Психология познания» Дж. Брунер: «Когда слово рассматривается как нечто столь же реальное, как и обозначаемый им предмет, такая психологическая установка... называется вербальным реализмом. Школа отделяет вещь от слова и тем самым разрушает словесный реализм, создавая впервые ситуацию, когда слова постоянно и систематически выступают отдельно от обозначаемых ими вещей... Иначе говоря, последовательность объект — имя перестает быть обязательной».

Этот вывод имеет для нас чрезвычайное значение. Подростки в большинстве своем потому терпимы к ненормативной лексике, что в школьной среде, где они проводят значительную часть времени, царит Слово. А слово как знак разрушает пресловутый словесный реализм, и тогда открывается простор для символических процессов, для мышления в терминах возможного, а не действительного.

Безусловно, речевые нормы всегда существовали и будут существовать. И во все времена речевой толерантности противостоял так называемый лингвопуризм, строго ориентирующийся только на разговорную норму. Но при этом нельзя отрицать и то, что норма всегда относительна. Ведь не стыдимся же мы произносить слово «яблоко», хотя в нем отчетливо слышится корневая основа просторечного глагола, обозначающего соитие. Или, борясь за чистоту современной русской речи, мы нередко ставим в пример разговорную речь, бытовавшую в дворянской среде ХIХ века, и при этом сильно идеализируем и дворянскую культуру в целом, и соответствующую ей культуру речи.

Между тем исследователи дворянской культуры утверждают, что речевая вольность во времена Пушкина воспринималась гораздо терпимее, чем сейчас, без нынешних переборов болезненности. «Тогдашнее сознание, — пишет Ю. Рюриков, — в том числе «культурное», было куда более патриархальным, аграрно-естественным, и мат был гораздо менее чужероден ему, гораздо более обиходен. Это прекрасно показывает работа М.А. Цявловского — скрупулезнейшее исследование пушкинского языкового «неприличия», которое, как гейзер, то и дело вспыхивает в его творчестве, письмах (в том числе и жене), в быту».

К слову сказать, достаточно распространенное словосочетание «некультурное выражение» является нонсенсом, поскольку и язык, и речь, и всякое речевое сообщение существует только в человеческой культуре. Другое дело, что культура внутри себя имеет множество уровней, так что можно говорить о высокой и низкой речевой культуре.

Задавшись целью исследовать особенности речевой защиты и речевой агрессии подростков, мы невольно ушли в культурологический анализ того явления, которое принято называть сквернословием. В данном случае это было неизбежно, поскольку взгляд на обозначенную нами проблему только с позиции возрастной психологии неизбежно приводит к односторонности и упрощению. И выводы, которые нам предстоит теперь сделать, могут войти в противоречие с некоторыми привычными представлениями.

Вывод первый. Подобно слезам, брань как средство эмоциональной и психологической разрядки может быть полезна для душевного здоровья любого человека, тем более подростка. Иначе эту мысль можно выразить в виде простой формулы: грязное слово заменяет грязное, неблаговидное дело. В то же время бранные слова и выражения больно ранят психику других людей.

Вывод второй. Исключить из человеческой речи бранные слова так же трудно, как уничтожить саму речь. Данное утверждение тем более справедливо для детей и подростков, потому что они постоянно находятся в состоянии активного овладения языком и речью.

Как известно, психологи рекомендуют вовлекать подростков в спортивные игры для того, чтобы они могли выплескивать негативную энергию. Но наблюдения показывают, что подростки активно используют ненормативную лексику именно во время подвижных игр, что указывает на тесную связь слова с жестом и действием.

Вывод третий. Генитальный мат достаточно органично входит в речь подростков еще и потому, что отроческому возрасту свойствен повышенный интерес к вопросам взаимоотношения полов. А нынешний разговорный сексуальный словарь (между прочим, сформированный старшим поколением) довольно вульгарен и по лексическому составу фактически смыкается с матом, но подростки используют слова именно из этого словаря, потому что они хоть и неблагозвучны, зато живы и естественны. Напротив, было бы странно, если бы подростки, обсуждая проблемы секса, пользовались детскими словами (попка, пиписька) или применяли холодные медицинские и юридические термины (пенис, половой акт).

Вывод четвертый. Все сказанное выше отнюдь не означает, что любые усилия педагогов по искоренению сквернословия не имеют смысла. Отстаивать чистоту речи необходимо. Другое дело, что традиционные средства профилактики сквернословия доказали свою несостоятельность. Факультативные курсы типа «Чистота и правильность русской речи», «Речевой этикет» и другие едва ли приведут к желаемому результату, потому что их содержание ориентировано не на речевое творчество, а на норму, образец. Следовательно, такие учебные занятия будут отвергаться детьми.

Уж если продолжать влиять на ситуацию через учебную работу, в ходе изучения особого спецкурса, то, на наш взгляд, имеет смысл разработать программу интегративного курса «Традиционная культура пола», в котором можно попытаться объединить знания по физиологии, психологии, истории взаимоотношений полов, символике танца, народной смеховой культуре, ненормативной лексикологии и проч.

Бессмысленно учить подростков совершать правильные поступки и произносить правильные слова. Не лучше ли честно ввести их в суть проблемы, выпукло представленной в контексте культуры, показать возможные варианты поступков и слов и предложить сделать свой выбор.

В заключение — совет А. Фромма, имя которого уже упоминалось в этой статье: «Вообще же надо стараться, чтобы у детей просто не возникало желания ругать кого-то или что-то, тогда они не будут сквернословить и говорить бранные слова». Сказано неплохо. Вопрос в том, как это сделать.

Владимир ЯНУШЕВСКИЙ,
кандидат педагогических наук,
старший научный сотрудник НИЛ развития
инновационных процессов в образовании
Ульяновского института повышения квалификации
и переподготовки работников образования

 

ЛИТЕРАТУРА

Брунер Дж. Психология познания. — М., 1977.

Рюриков Ю. Русский «любострой» и русский мат/ Книжное обозрение, 1993. — № 35.

Фромм А. Азбука для родителей. — Л.: Лениздат, 1991.