Школьный дебют

Поводом к написанию этой статьи послужила встреча в клубе общения школьных психологов, где одной из заявленных проблем была неопределенность функций и обязанностей психологов в школе.

Выполнение этих функций, описанных в нормативных документах, вызывало вопросы. На деле круг обязанностей психологов казался то ли слишком широк, то ли не совсем определен. Меня сильно смущало количество моих подопечных — с пятого по девятый класс, в общей сложности почти четыреста детей, с которыми, согласно принятым нормам, мне необходимо было вести диагностическую, коррекционную, профилактическую, консультативную и прочие виды работ. Я искренне не понимала, как здесь может справиться один человек. Объем работы вызывал трудности с расстановкой приоритетов; кроме того, у многих из присутствовавших ситуация осложнялась тем, что точки зрения администрации и психолога на организацию работы психологической службы не совпадали. Было совершенно очевидно, что без помощи опытного наставника мне не обойтись.

Возможно, кто-то из новичков сейчас терзается теми же вопросами, и я не исключаю, что эта статья может ему чем-то помочь.

Начинать свою психологическую карьеру мне пришлось уже после сорока — я получила второе высшее образование, специализация — психологическое консультирование.

И, еще обучаясь, я уже практиковала частным образом в качестве консультанта. Это позволило понять, как важна для меня эта часть моей жизни, что я на верном пути, что сейчас я делаю именно то, что хочу делать. Удовольствие от процесса, получаемое мною и, как мне казалось, моими клиентами, положительные изменения в их и моей жизни были для меня косвенным подтверждением правильности найденного мной места.

Однако, несмотря на двадцать лет трудового стажа, найти официальную работу в области психологии было непросто, и это заставило меня обратить взор в сторону школы, где, как правило, есть свободная ставка школьного психолога. Так страна получила еще одного претендента свежей выпечки — только из горнила МГППУ — на роль “ваятеля ученических душ”.

Не все в моей жизни складывается гладко, но одно я знаю точно — мне исключительно везет на хороших людей. Так, отрабатывая практику в университете, я познакомилась с Ингой Сергеевной Адмиральской — знатоком своего дела, чутким и тактичным товарищем. Именно благодаря ей я начала воспринимать себя как специалиста, призванного быть необходимой частью механизма, объединяющего ребенка, педагога и родителя.

Помню свою растерянность перед первым рабочим днем: “Что я должна делать?” И ответ Инги:

— Просто иди в класс и наблюдай.

— Что я должна увидеть?

— Тех детей, которым трудно. Ты сразу их заметишь. Они, как грибочки.

Я тогда посмеялась: “Как замечу? Как это “как грибочки?” Самое удивительное, что потом, позже, наблюдая, я удивилась точности этого определения.

Инга меж тем продолжала:

— Лучше иди на русский. Походи по рядам, посмотри, как пишут, слушай, как отвечают. Дисграфия, дислексия — сразу увидишь. Потом поговори с преподавателем — у кого какие сложности.

Особенности общения лучше наблюдать на физкультуре или на перемене. Тебе будет понятно, с кем нужно работать в первую очередь. Начни с пятых классов — у них сейчас идет адаптация к средней школе.

Мои первые наблюдения оказались довольно верными, и я начала работать для начала с пятиклашками — с теми из них, которым, как мне казалось, необходима моя помощь.

Однако школа — это не только триада ученик — учитель — родитель. Это еще и администрация. По счастливому стечению обстоятельств директор нашей школы еще совсем недавно была начальником психологической службы и лишь в этом году заняла пост директора. Может быть, поэтому она поддерживала меня, хорошо понимала и принимала близко к сердцу возникающие у меня вопросы по организации работы психолога. В любом случае, я абсолютно уверена, что именно директор имеет самый целостный взгляд на всю школьную структуру, и потому ее мнение – одно из самых ценных и важных.

Директор поставила задачу несколько иначе, чем видела ее я:

— У нас сложный класс 8-й “В”. Низкая дисциплина, отсутствие мотивации, асоциальное поведение некоторых учащихся. Еще, конечно, нужно поработать с 6-м “В” и 7-м “В” — но это позже.

Таким образом, мои приоритеты, направленные на адаптационную работу в 5-х классах, оказались несколько отодвинутыми. После совещания с Ингой мы пришли к выводу, что снимать их нельзя, придется работать параллельно: 5-е и 8-й “В”.

Засучив рукава, я принялась изучать пресловутый 8-й “В”. Уровень актуальных знаний учащихся действительно был низким, и вопрос заключался в том, сколько детей не справляются уже сейчас с программой восьмого класса, намереваясь продолжить обучение в девятом.

По результатам наблюдения, после бесед с педагогами, а также попробовав свои силы в проведении классного часа в 8-м “В”, я поняла, что одной из причин неблагополучия является позиция педагогов. У многих, из-за того что такая ситуация длится достаточно давно, попросту опустились руки. Методы педагогического воздействия у потерявших всякую надежду учителей в большинстве случаев оставляли желать лучшего.

Класс зачастую реагировал на приевшиеся педагогические приемы снижением дисциплины, иногда откровенно провокативным поведением отдельных учащихся, еще большим снижением и без того низкой учебной мотивации. В итоге как дети, так и учителя были взаимно недовольны друг другом и тем, как проходят уроки. Получался замкнутый круг, и его было необходимо прервать.

— А у нас такой класс, — с некоторым вызовом, бравадой говорили дети.

Для психолога было очевидно, что внешняя оценка почти уже превратилась в групповую самооценку и такое положение дел необходимо было менять. А для этого, как я теперь убеждена, начинать нужно было с педагогического состава школы. Кстати, и эта идея тоже была подсказана Ингой — моим замечательным гуру.

Так возникла идея проведения семинара с педагогами, преподающими в 8-м “В”. Мне хотелось избежать ненужного морализаторства, нравоучений, и поэтому для начала я попыталась ответить себе на вопрос: “Что главное для меня в этих людях? Чем я могу им помочь как психолог-профессионал?” С одной стороны, я сердилась на них за излишнюю директивность, с другой стороны, понимала, что ежедневно сталкиваться с плохой подготовкой учащихся, невыполненными домашними заданиями, низким уровнем знаний, а иногда с откровенным неуважением к своему труду, порой невыносимо. И я подумала, что это как раз та самая ситуация, когда каждый день у них “утром по расписанию — подвиг”.

Подготовка к семинару заняла почти месяц. Понимая шаткость своей собственной позиции (ведь я работаю в школе первый год), я заготовила речь и, очень волнуясь, начала так:

— Уважаемые коллеги! Я вовсе не ставлю своей целью одним махом решить наболевший вопрос с 8-м “В”, что было бы глупо и самонадеянно. Более того, я думаю, что это невозможно. Это означало бы не понимать, что проблема существует не один год и решалась все это время коллективом педагогов, многие из которых работают в школе не первое десятилетие и уже в силу этого сами — неплохие психологи.

Мое честное признание сослужило хорошую службу — ко мне начали прислушиваться. Однако когда я спросила: “Чего вы ждете от семинара?” — единогласным ответом было общее: “Ничего!” Я не удивилась и не расстроилась. Вероятно, два процесса шли параллельно: процесс восприятия учениками педагогов зеркально отразился в процессе восприятия педагогами меня как тренера — хорошо известный супервизорам эффект.

Татьяна ЩЕРБАКОВА,
педагог-психолог,
Москва

(Окончание следует)